В следующую секунду страшная боль обожгла ухо, висок и щеку. Кирилл вскрикнул и схватился за лицо. А боцман снова намотал на руку кусок пеньки с блеснувшим на конце латунным крюком.
— Не слышу, — сказал толстяк.
Кирилл, чувствуя, как между пальцев сочится кровь из рассеченного виска, выпрямился и гаркнул еще громче:
— Ясно! Мистер Бридж, сэр!
— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся боцман.
Он подошел к пьяному и пнул в грудь.
— Вставай, Кровосос!
— Что? Где? — пьяный с неожиданной резвостью вскочил на ноги. — Ох, мистер Бридж! Я… Вот…
— Ты заснул на вахте, — укоризненно произнес боцман.
— Кто, я? Да я только присел отдохнуть, когда меня сменил юнга!
Боцман уставился на Кирилла своими бесцветными маленькими глазками из-под лохматых рыжих бровей.
— Это так, юнга? Ты его сменил?
— Так точно, мистер Бридж, сэр! — заорал Кирилл.
Боцман и Красавчик переглянулись.
— Да врет он, — сказал кто-то сзади.
— Врет? — изумился боцман. — Мне? Юнга, ты врешь?
— Нет, сэр!
Неожиданный пинок сзади припечатал его к штурвалу, так, что рукоятка врезалась под дых. Кирилл рухнул на колени, хватая воздух ртом, и увидел, что за спиной стоят двое — Кровосос и еще один матрос, высокий и худой. Он успел сжаться раньше, чем они принялись пинать его тяжелыми матросскими ботинками. И все же пара ударов пришлась и по животу, и по лицу. Кровь заливала глаза, удары сыпались со всех сторон. Он пытался прикрыть пах коленями, пытался уворачиваться, но все равно был избит так, что просто уже не ощущал своего тела. Ни рук, ни ног. Ему казалось, что он превратился в мешок с песком. С горячим песком. «Скорей бы они убили меня, — думал он равнодушно. — Скорей бы все кончилось…»
Потом они вылили на него ведро воды и за руки отволокли к люку в палубе. Он едва успел прикрыть голову локтями, когда его сбрасывали в неглубокий трюм. Крышка с лязгом захлопнулась.
— Пускай отдохнет, — сказал кто-то.
— Пускай. Сейчас от него толку мало.
— Завтра с утра посмотрим, как он управляется с парусами, — сказал боцман. — Дело нехитрое. И не таких учили.
— Только не покалечь, — сказал Красавчик. — Мне он нужен на веслах, когда будем разгружаться.
— Руки-ноги будут целы.
— А задница?
Они дружно заржали и разошлись. Скрючившись в тесном трюме, среди ящиков и мешков, Кирилл слышал, как удаляются их шаги.
«Сам виноват, — подумал он о себе, словно о ком-то постороннем. — Не надо было идти с Динби в кабак. Не надо было ехать в эту Америку. Не надо было оставаться на пароходе. Лучше бы спрыгнул тогда. Дядя Жора подобрал бы. Подумаешь, ночь. Подумаешь, волны. Ну, промок бы немного, зато сейчас сидел бы в уютной хате и точил крючки на белугу… Покататься захотелось? Америку посмотреть захотелось? Надо было прыгать. Почему же не спрыгнул? Испугался. Струсил. Вот теперь расплачивайся за свою трусость».
Свет пробивался сквозь щелястую крышку люка и ложился пыльными зигзагами на ящики и мешки. Кирилл ощупал себя. Вроде цел. Ну да, они и не собирались его покалечить. Завтра он им нужен на веслах. «На веслах? Будут вам весла!»
Боли он не замечал. Только немного раздражала кровь, натекающая на брови. Спрятанный тесак каким-то чудом не поранил его, провалившись в штанину. Кирилл вынул его и попробовал ногтем зазубренное лезвие. Нож был тупым и ржавым. Но и он мог пригодиться, чтобы устроить команде шхуны небольшое приключение.
В трюме можно было передвигаться только на четвереньках. Кирилл отодвинул несколько ящиков и подобрался к борту. Он хотел потопить шхуну. Устроить течь в нескольких местах. Задраить изнутри крышку люка, чтобы команда не могла пробраться в трюм и заделать дыры. И пойти на дно вместе с уродами, со шхуной и со всем ее грузом.
Наслаждаясь столь прекрасной перспективой, он все же отвлекся на секунду. Ему стало любопытно — что за груз перевозит Красавчик?
Стараясь не шуметь, он вскрыл тесаком один из ящиков, на котором было написано: «Удобрения». Забавно. Красавчик, оказывается, собирался удобрять землю патронами. Некоторые из них были в надорванных пачках из серой бумаги, но большую часть просто засыпали в ящик, как семечки. Кирилл набрал пригоршню блестящих желтых цилиндров, увенчанных черным шариком пули. «Патроны — это порох, — подумал он. — Значит, я могу не утопить шхуну, а взорвать ее. Осталось только раздобыть огня. Интересно, а что в других ящиках? Вот бы найти там спички…».
Извиваясь, как червяк, между патронными ящиками, он добрался до переборки. В соседнем отсеке трюма, наверняка, могло быть что-то такое же интересное, как «удобрения». Кирилл отодрал неплотно прибитые доски и наполовину протиснулся в пролом.
Здесь ящики были набиты гораздо плотнее, и сдвинуть их Кириллу не удалось, как он ни старался. Тогда он надрезал обвязку ближайшего ящика и поддел крышку тесаком. Она приподнялась совсем немного, упираясь в потолок трюма. Но Кириллу удалось просунуть туда руку. Он нащупал холодный металл, покрытый маслом. «Какие-то железяки, — подумал он. — Где «удобрения», там должны быть «серпы и тяпки». Так и оказалось.
Изрядно помучившись, он все-таки ухитрился вытянуть через узкую щель два револьвера.
Это были не те старые кольты, из каких стрелял капитан эмигрантского парохода. Однако Кирилл быстро разобрался в их устройстве. Револьвер переламывался стволом вниз, патроны легко и плотно прятались в каморы барабана. Правда, те, которые лежали россыпью, оказались мелковаты. А вот в бумажных пачках было то, что нужно. Эти патроны были гораздо толще, и пули в них были другие, не с закругленным кончиком, а с приплюснутым. Заряженный револьвер оказался еще тяжелее, и Кирилл подумал, что придется держать его обеими руками во время стрельбы.
Да, во время стрельбы.
Теперь ему были смешны планы геройского самоубийства. «Нет, уроды, если кому и суждено сегодня отправиться на дно, то не мне, — подумал Кирилл, упражняясь в перезарядке барабанов. — А если и мне, то это случится не здесь и не сейчас. Пусть я лучше сто раз утону возле одесского волнолома, чем тут, вместе с вами».
Он набил карманы патронами. План был прост. Выбраться наружу и пробиться к кормовой рубке. Там штурвал, там бочонок с питьевой водой, и там стены, за которыми можно укрыться. А тем, кто попытается подойти, придется преодолеть открытое пространство между мачтами.
«От револьвера больше шума, чем вреда», — вспомнились ему слова Динби. Обида вспыхнула на миг, и тут же сменилась презрением. «Продал за полсотни? Наверно, это хорошие деньги, если ради них ты пошел на такой риск. Ведь я вернусь, и мы встретимся. Что тогда? Помогут тебе твои доллары?»
Переложить руль, взять круто к западу. Как можно круче, насколько только это будет возможно сделать в одиночку, без возни с парусами. Да, все придется делать в одиночку. Уродов надо заставить связать друг друга. Их там человек пять, не больше. Связанные, они будут лежать в кубрике, а Кирилл будет их поить два раза в день. С едой придется подождать до прибытия на берег. А там Кирилл сдаст подонков местным властям, сядет на поезд и уедет в Нью-Йорк. Да, не забыть забрать у Красавчика свои пятьдесят долларов!
Все очень просто.
Кирилл поглядел на крышку люка. Ему показалось, что она неплотно прилегает к краям, и он слегка надавил на нее снизу. И крышка поддалась.
«Они даже не заперли меня!», — подумал он, приподнимая ее левой рукой. В правой руке был зажат револьвер с взведенным курком.
Повернув голову, он увидел боцмана. Тот сидел спиной к нему на бухте каната и возился с каким-то длинным предметом, лежащим на коленях. Неожиданно боцман застыл, а потом резко обернулся и вскочил.
В руках у него была винтовка.
Револьвер с грохотом подпрыгнул в руке. В следующую секунду Кирилл уже был на палубе. Низко пригибаясь, метнулся к рубке. Сзади послышался жалобный стон.
«Попал!»
У штурвала стоял высокий и худой матрос с седой шкиперской бородкой. Кирилл вспомнил, как бородач старался попасть ему каблуком в лицо. И выстрелил, не успев даже ничего сказать.
Матрос согнулся, переломившись пополам, и отлетел к кормовой шлюпке.
Кирилл вытянул руку с револьвером в сторону носовой каюты, ожидая, что сейчас оттуда выбегут остальные. Свободной рукой он уже крутил штурвальное колесо. Шхуна накренилась, и паруса на несколько мгновений обвисли, а потом снова, хлопнув, наполнились ветром. Но Кириллу было некогда следить за ними, потому что на мушке уже показался сам Красавчик.
Он нажал на спуск, и понял, что промазал.
Бросил штурвал, схватил револьвер обеими руками и снова выстрелил. Красавчик осел, взмахнув руками, и за его спиной появился еще один урод. Кирилл выстрелил по нему два раза, услышал щелчок пустого барабана, но второй револьвер тут же, словно сам собой, вылетел из-за пояса. В очередную мишень Кирилл выпустил две пули подряд.
Он присел, торопливо перезаряжая револьвер. Сколько их там? Да все равно. Патронов хватит на всех.
Ветер быстро унес пороховой дым, и Кирилл отчетливо видел всех, кого подстрелил. Боцман сидел, привалившись к фальшборту и широко расставив ноги. Голова свисала на грудь, залитую кровью. Красавчик лежал на боку, вытянув одну руку вперед. И возле руки блестел длинноствольный револьвер.
Двое других матросов подавали признаки жизни. Один стонал, скорчившись у самого входа в каюту. Другой все пытался отползти, но его руки скользили в крови. Да, крови было много. Красные потеки вытянулись по всей палубе.
«Ну, где вы там? — Кирилл нетерпеливо всматривался в темноту дверного проема. — Выходите, да и закончим».
— Эй! — заорал он, не узнавая собственного голоса. — Выходите по одному! Без оружия!
Но никто не ответил ему. Выждав еще какое-то время, он осторожно подобрался к каюте и заглянул внутрь через узкое окно. Там никого не было.
— Вот так, — сказал Кирилл. — Похоже, из всей команды остался я один.
Он вернулся к штурвалу и закрепил его, установив курс. Открыл кран питьевого бочонка и ополоснул лицо от крови, а потом долго пил. Чувствуя, что силы скоро покинут его, он торопился. Стянул всех в кубрик, в тот самый, где валялся ночью, и запер дверь на засов. Хотелось плеснуть хотя бы пару ведер воды на палубу, чтобы смыть кровь — но на это его уже не хватило. Все тело била сильнейшая дрожь. Шатаясь, как пьяный, он добрел до штурвала и повалился, обхватив голову руками. Ему казалось, что он плачет. Но глаза были сухими. Ему казалось, что он кричит во все горло — но ни звука не вырывалось из груди. Его охватывал ужас, который сменялся яростью, переходящей в отчаяние. Он выбросил за борт свои револьверы, кольт Красавчика и винтовку боцмана — и ему стало немного легче.
Понемногу Кирилл пришел в себя и занялся парусами. Их следовало подобрать, потому что ветер усиливался. Как учил дядя Жора? Парус должен ловить столько ветра, сколько нужно для легкого хода. Без крена, без напряжения. Оснастка шхуны была почти такой же, как на баркасе — ну, разве что чуть-чуть позапутанней. Сюда бы пару человек в помощь… Но он справился и один. Привычная работа заставила его быстро забыть о том страшном грузе, который покоился в кубрике.
В каюте он нашел чистую одежду и торопливо переоделся. Особенно порадовали его новенькие сапоги. Наконец-то Кирилл смог с чистой совестью выбросить за борт стоптанные башмаки, которыми наделил его когда-то Джон Динби. Правда, он тут же пожалел об этом торопливом жесте. Во-первых, сапоги были жестковаты. А во-вторых, как хорошо было бы появиться перед Динби с парой револьверов на поясе и швырнуть ему в лицо дареные башмаки. Мол, на, предатель, мне твоего дерьма не надо…
«Ничего, ничего, — подумал он, — мы еще рассчитаемся».
Он нашел отличную шляпу черного фетра с красной щегольской лентой. Посмотрелся в зеркало и решил, что ленту лучше срезать. Открыл бутылку виски и долго протирал ссадины на лице и руках. Оказалось, что побои не нанесли особого вреда. В уличных драках ему иногда доставалось и побольше. Правда, в Одессе не били лежачего. Да он никогда и не давал сбить себя с ног.
Однажды ему крепко приложили пряжкой от ремня, прямо в скулу, чуть выше — остался бы без глаза. Да, случались драки и покруче, чем эта. Уроды явно не бывали в одесском порту, там бы их научили кой-чему… Кирилл повеселел, и уже по-хозяйски обошел свой корабль, и даже нашел швабру, и оттер кровь с досок. А когда он обнаружил на камбузе запасы еды, то в голову пришла шальная мысль: зачем искать берег, а потом еще и пытаться пристать к нему — не проще ли развернуться на север и дойти до Нью-Йорка морем?
Нет, не проще. В одиночку ему не справиться с таким крутым поворотом, да еще против ветра.
— Против ветра в одиночку не пойдешь, — сказал он себе.
4. В гостях у честных китобоев
Издалека берег выглядел, как длинное темное облако, зацепившееся за горизонт. Другие облака, светлые, тянулись в вышине, постепенно меняясь в очертаниях. Становилось все темнее. К вечеру Кирилл уже видел не только волнистую полосу на горизонте, но и дымы, которые тонкими струйками приподнимались к небу и таяли.
Он не представлял, как сможет войти в порт — если, конечно, там есть порт. И боялся даже подумать о встрече с другим судном. Все чаще и чаще оглядывался он на шлюпку, качавшуюся на рострах за кормой. Пока не опустилась темнота, Кирилл перенес в нее все, что могло понадобиться для длинного перехода — воду, галеты, одеяла и брезент. Когда наступила ночь, берег исчез из виду, но скоро там, вдали, уже можно было разглядеть несколько огоньков. На них он и держал курс.
Ветер крепчал, и волны шумели все сильнее. Кирилл знал, что ночью все кажется гораздо опаснее, чем днем. Надо глядеть только на компас, или заниматься работой на палубе, а еще лучше — в каюте или трюме — лишь бы не смотреть на грозную черноту вокруг.
Когда ветер донес до него шум прибоя, Кирилл бросил штурвал и перебежал на нос шхуны. До берега было еще далеко, но откуда равномерный рокот разбивающихся волн?
«Отмель, — понял он. — Не хватало только налететь на каменистую банку. Шхуна в щепки разлетится. Свернуть? Куда?»
Пока он гадал, впереди, на черной воде, уже стали видны светлые проблески пены. Да, шхуна летела прямо на мель.
— Ну и хорошо, — сказал Кирилл спокойно и бодро, как сказал бы на его месте дядя Жора. И скомандовал сам себе: — Шлюпку на воду.
Прежде чем покинуть шхуну, он развернул ее, сколько мог, в другую сторону и закрепил руль.
Он греб, стараясь держать нос шлюпки поперек волн, и заставляя себя пореже оглядываться на берег. Берег никуда не денется. Сколько до него? Ну, час спокойной гребли. Ну, два? Какая разница? Все равно — часов-то нет.
Он подумал, что часы можно было бы забрать у Красавчика. Забыл. И деньги забыл. А ведь там наверняка были деньги. Много денег. Обидно. Все пропадет.
Кирилл подтянул брезент, прикрывавший шлюпку от брызг, и подумал, что даже миллион долларов был бы всего лишь бесполезным балластом сейчас, здесь, посреди ночного океана.
Ему вспомнилась родная одесская бухта с ее ласковыми волнами, с веселой мозаикой зданий на берегах, с лиловыми силуэтами пароходов и парусников на рейде… Как легко было грести на ялике — и как трудно сейчас. Гребешь, гребешь — а кажется, что стоишь на месте, и только переваливаешься через волны, которые набегают под шлюпку…
Над океаном появился серый просвет между горизонтом и низким небом. «Скоро взойдет солнце, — подумал Кирилл, — а я еще гребу. Может быть, меня снесло течением?»
Но в эту же секунду днище шлюпки чиркнуло о песок, и весло коснулось дна. Кирилл обернулся. Берег чернел впереди, далекий и низкий, и до него было еще метров сто мелководья, разлинованного низкими длинными волнами. Он спрыгнул в воду, схватил носовой конец и потянул шлюпку за собой. Вода то доходила до пояса, то едва доставала колен, и тогда шлюпка тяжело волочилась по дну. Совершенно измотанный, Кирилл выбрался, наконец, на берег, и рухнул на влажный укатанный песок. Сил осталось только на то, чтобы вытащить из шлюпки якорь и втоптать его в грунт. А потом он забрался под брезент и скорчился там, завернувшись во все одеяла…