Пританцовывая, приседая и раскачиваясь, Матушка кружилась вокруг столба, бормоча:
Юбки взлетали и опадали. Аннейблинда и Киша затянули какую-то песню с повторяющимся припевом, помогая себе хлопками в ладоши. Дребезжание старухи, сопрано молодой и низкий голос Луа, шлепки босыми ступнями плели какую-то мрачную мелодию.
Пламя отражалось и дробилось золотыми высверками в хрустальных шариках, вставленных в глазницы черепа. Мелькала чёрная козлиная нога в руке Луа, сливаясь с чернотой её кожи. Куда-то всё пропало осталось только красное, золотое, чёрное, белое в диком крутящимся калейдоскопе. Звуки они стали другими…Аккордеон и скрипки, ворчание барабанчика. Полосы красок стали дробиться, распадаться и вновь соединяться в новую картинку.
Кроваво-красное платье. Белизна кожи и кости. Золото волос и оправы очков.
Чернота фрака и цилиндра. Скелет и белая женщина. Они танцевали, переплетшись в тесных объятиях, щека к щеке, она прижималась, выскользнувшими из под выреза платья, напряжёнными сосками к его груди, их ноги проникали между ног друг друга, а трость зажатая между его ног касалась промежности партнёрши. Он опрокидывал её навзничь и удерживал, а она старалась обхватить ногой его талию и скользила вниз. Стучали каблучки и шаркали подошвы об пыль, дико отдаваясь эхом в голове.
Стрелку казалось, что тело его приподнялось над полом и зависло, тихо покачиваясь в струях сквозняка. Исчез пол и чудилось, что под телом стал вырисовываться прямоугольник вынутой земли, а по краям полоска, насыпанного кладбищенского праха, стала отвалом выброшенного грунта с комками, кусками дёрна и камнями, и яма росла и росла, как колодец, пока не обнажилось дно с открытым гробом, из которого тянуло смердящим тленом и запахом белой сосны.
Эти двое встали у него над головой. Тот, в костюме мастера похоронных дел что-то спрашивал у красотки, а она грязно и цинично ругалась, размахивая холёными руками. Что-то он спрашивал и у него, но вот что Стрелок не понимал, но чувствовал, что ответы этот находит прямо у него в голове. Шевеля нижней челюстью, череп нечто шептал на ухо блондинки, а она иногда прерывала его взрывами брани. Наконец она улыбнулась и достала прямо из воздуха грязноватый свёрточек. Тряпичная кукла из лоскутков, растрёпанных верёвочек и с клоком волос, вся пронзённая кривыми тонкими булавками. Длинными ногтями красавица поддевала их ногтями, вырывала их из тряпиц, кривя губы. Она вытягивала, а тело Стрелка пронзала выворачивающаяся боль, заставляя корчиться в судорогах. Брошенные в сторону булавки с тихим хлопком опадали вниз крупицами ржавчины. Вот наконец была выдернута и последняя. Кукла распалась на грязные клочки ткани, бечёвки и волокна пеньки.
Сорвалась галечка и, звонко ударившись о доски, покатилась в угол домовины. С тихим шипящим шуршанием ринулась вниз горсть песка, а за ним обрушились куски земли, разбиваясь и раскидывая свои кусочки в стены могилы. Обвалилась глыба глины и подкинула вверх смолистые и пахучие щепки. Ящик для упокоения дробился и корёжился под потоками грунта и исчезал, перемолотый в щепки потоками скатывающимися сверху. Осыпавшиеся конусы росли по стенам ямы. Засасывающая дыра под Стрелком стремительно мелела, и вот она пропала, поверхность пошла волнами, рябью, мелко задрожала и затвердела. И вновь зашевелилась. Стали пробиваться травинки, тянуться вверх и сливаться в один ковёр.
Женщина склонилась над телом. Тонкий аромат лилии и сладкий запах разлагающейся плоти, теплота груди. Розовым влажным язычком она провела по сухим потрескавшимся губам Стрелка. Откинувшись назад, засмеялась и толкнула ладонями его в плечи.
Сквозь прикрытые ресницы брезжил свет. Стрелок открыл глаза. Рядом сидела Матушка Луа с окурком сигары в углу рта, прихлёбывала из кружки горячий самогон и закусывала острым перцем.
— А где она?
— Кто?
— Эта женщина в красном.
— Так ты видел?… Манман Бригитту и её спутника?
— Видел, матушка. Не знаю кто это, но они отпустили меня. Он передумал класть меня в могилу, а она меня вылечила.
— Ты ему нужен. Барон Самеди любит детей и сдаётся мне ты их никогда не забижал. Вот и за моего внука вступился. В этот раз его бы умучали, — Пыхнула клубком дыма, — И дом Господина Кладбища справно заполняешь новыми жильцами. Господин Смерти покровительствовал и другому с головой похожей на череп в очках и всегда с утра выпимшему. У того было заклятие от смерти от ножа, пули и руки. Ты обошёл это заклятие. Твой враг умер странной и жуткой смертью… Порчу наслал этот лысый…Сдаётся мне, что ты сам великий колдун вооду, хотя не знаешь об этом и можешь говорить с Хозяином без Легбы…Даже я не могу так…
— Если бы не ты, миссус, то я бы уже сдох как паршивый пёс. Ах, ты жирная тупая ниггерская сучка.
Луа даже поперхнулась дымом от обиды.
— Жентмуны, так не говорят, сар….
— А, если бы это тебе сказал какой-нибудь нигги, ты бы не решила, что над тобой надсмехаются, матушка?[5]
Она заулыбалась, захихикала и засмеялась, давясь от хохота, слёзы потекли из её глаз. Мягкой тёплой ладонью толкнула его в бок. — Ну, ты проказник, снежок. Снаружи белый, а внутрях чёрный, хитрый ниггер.
Краплёные карты
Музыкальная прогулка«Гнилая» холодная весна выдалась в этом году. То моросил мелкий противный дождик, то мохнатыми рождественскими хлопьями валил снег. Дороги раскисли от грязи и не думали подсыхать…
День медленно перевалил за полдень и медленно полз к вечеру.
Стрелок открыл дверь в конюшню и подошёл к стойлу. Жеребец не был похож на того замученного одра каким был совсем недавно. Бока округлись и снова лаково залоснились. Конь потянулся к карману, мелко двигая ноздрями и кося влажным глазом. Коротко всхрапнул. «Ну..He балуй… Надоело? Вторую неделю торчим тут.» Стрелок достал, завёрнутый в тряпицу солидный ломоть хлеба, густо обсыпанный крупной зернистой солью, и протянул на ладони своему любимцу. Осмотрел ноги вороного, покрытые струпьями, тонкой корочкой кожи, смутно мелькавшей по краям ссадин.
Заняться было нечем. Валяться на кровати и тупо смотреть в потолок гостиничного номера не хотелось. Все городские лавки были осмотрены и все покупки сделаны. Оставалось зайти в салун и послушать новости, а если повезёт, то и добыть газету.
Не смотря на то, время было не позднее, в зале «Розового слона «было многолюдно. Опилки на полу потеряли первоначальный цвет и стали грязно серыми от грязи, что принесли на ногах, и от табачного пепла… Около плевательниц они покрылись коричневой комковатой коркой. Стоящая посреди зала громадная чугунная, печь на рахитичных ножках изнемогала теплом. У стойки бара было тесновато, виднелись лица знакомых, но стоять не хотелось да и не мешало бы чего-нибудь пожевать.
Стрелок подошёл к столику, за которым сидели двое. «Разрешите?». Парочка испугано уставилась на него, молча и судорожно допила свой виски и ушла. «Вот так всегда…Стоит пристрелить ублюдка, как порядочные люди начинают шарахаться от тебя, думая, что они будут следующей жертвой».
Заметив Стрелка, из-за стойки к нему метнулся бармен. «Что прикажите, сэр? Виски, бренди, бурбон?»
— Двойной бренди, стейк и газету.
За соседним столиком играли в карты и видно играли уже долго. Лежали засаленной кучкой банкноты, тускло отсвечивали серебром и золотом монеты, большие карманные часы поверх всего скорбно отсчитывали время. Двое из картёжников, судя по одежде были состоятельными фермерами, в третьем Стрелок узнал помощника управляющего местного банка, а вот четвёртый, сидящий к нему спиной, был не знаком и вероятнее всего был приезжим.
Газета оказалась недельной давности и содержала обычный набор стаей: кто-то в очередной попался на взятке, засилье китайских прачечных, подтасовка результатов выборов, туманные намёки на какие доходы живёт конгрессмен такой-то, судейский чиновник замечен в весёлом доме с сомнительными девицами… Реклама…
Разговор за соседним столиком привлёк внимание.
* * *…Я выдвигал свою кандидатуру на пост президента… Я путешествую и изучаю нравы народонаселения. Месяц назад я вернулся из России…страна bojar…Ещё со слов великих путешественников мне было известно о рабской, лживой и скотской сущности русских…Едят тёртую редьку и запивают квасом. Квас? Это местный лимонад с мерзким запахом. Вы представляете какая вонь после этого?…Они работают только для того, чтобы купить водку…не моются в ванной, как цивилизованные люди….а вместо мочалки используют метёлки, которыми подметают полы…
Незнакомец, встряхивая роскошными седыми волосами до плеч, тасовал колоду. Скользнул тонкими наманикюренными пальцами по срезу колоды, и стал сдавать незаметно ощупывая рубашку каждой карты. Сдал, попутно отогнув углы каждого листа.
«Карточный шулер. Представление в провинции, проездом…», — подумал Стрелок.
…По улицам ходят медведи. Русские muzhik-и их ловят, обучают игре на babalaik-е, это такое русское банджо, водят по ярмаркам и показывают за деньги. А потом идут в kabak и пьют вместе с ними водку…Клянусь честью это так…
Заслушавшись, простаки не смотрели на его руки. «Вот оно». Стрелок напрягся. Прикрытые веером карт, пальцы седого медленно скользили к рукаву, что-то нащупали за манжетам рубашки и стали вытягивать. Показался край карты. Стрелок вскочил, отбрасывая стул, и прижал ладонь «путешественника» к столешнице.
— Вы шулер, сэр!
— Как вы смеете! Эту карту вы мне подкинули! Я барон Гольдберг!
— Вы не тот за кого себя выдаёте. Вы… Шайзенберг.
— Что?! Вот мои рекомендательные письма.
Рука его опустилась в карман, но достать её он не смог. Стрелок плотно обхватил запястье барона. Бумкнул китайской хлопушкой выстрел. Второй раз он выстрелить не успел. Растопыренной пятернёй Стрелок обхватил лицо шулера, приподнял и с силой толкнул от себя. И картёжник полетел вперёд спиной через весь зал, загребая воздух, как спятившая мельница, сметая стулья и посуду со столов, рассыпая, взметнувшейся стаей, карты из внутренних карманов сюртука и из рукавов. Парик воспарил птицей и улетел под ближайший стул. Блеснула голая как гриб голова. Не успел он встать, как на него был направлен ствол 45 калибра.
— Вставайте и медленно достаньте свой пистолет. Кидайте его на пол… «Рейд. Мой друг»? Не серьёзно…
Малый в латаной клетчатой рубахе в изумлении изрёк: «Да он и тут играет не по правилам». Поднял револьверчик. «Ух ты. И пострелять и кастет».
Вокруг барона собралась толпа…» В Техасе шулеров вешают!»… «Вздёрнуть его на ближайшем дереве!» …Добровольцы побежали искать верёвку…Здоровущий золотоискатель для начала зарядил шулеру оплеуху…
Стрелок встал на стул, звонко ударил по ушам выстрел. С потолка полетели щепки и какая-то труха.
«Тихо! Добрые сэры, повесить вы его всегда сможете, и суд оправдает вас, если вам повезёт. Но прикончить его — это как свалиться в яму с дерьмом. Самому же потом будет вспоминать мерзко и противно…Помолчи, Джейкоб. У тебя семь соплюшек и пока тебя будут таскать по судам, кто будет их кормить? В Алабаме таких хлыщей обмазывают мёдом, вываливают в перьях и катают на шесте, а потом выкидывают из города.»
— А у нас в Миссури обливали дёгтем.
— Мёд. Слишком много для него чести — пойдет и патока.
И толпа навалилась на барона. Забелело из-за сгрудившихся спин обнажаемое тело. Вонючие драные носки, подштанники в подозрительных пятнах полетели в сторону… Кружевную манишку с наслаждением затоптали в клочья…
По разбитым досщатым тротуарам, хлюпая грязью, двигалась развесёлая, как негритянские похороны, процессия. Встречные прохожие, узнав в чём дело вливались в толпу. Впереди волокли виновника торжества. Его тащили на шесте так, как таскают охотники забитого кабана. Нелепо задранные к небу синюшные ступни. Тощие кривые ноги цвета брюха дохлой рыбы, густо заросшие белесым волосом. Дряблый вздувшийся живот норовил сползти набок. На блестящей лысине приклеен бубновый туз. Из под прилипших перьев и липких потёков на впалой груди проглядывала пороховая татуировка — дебелая русалка с громадными сиськами, в одной руке, якорь в другой бутылка.
В толпе мяукали мартовскими котами, свистели, шедший впереди процессии заморыш пиликал на скрипке «Янки дудль денди», «Старый чёрный Джо», «Жёлтая роза Техаса»….» Лже-барон извивался на жерди и тонко верещал, багровея от натуги: «du Arschloch!.. halt die Fresse! Angsthase… hosenwackler… arsch mit ohren schisshase….anschei;er feigling» Когда он замолкал, кто-нибудь, из шедших рядом, взбадривал его пинком под копчик или по рёбрам и тогда снова раздавались вопли: «hau ab, Affenbaby!..…. Engelhuren»…. Его воплям визгливо вторила скрипка:«Янки дудль денди! Смотри не отдави все ноги нашей Сэнди!..».
Остановились на въезде в город на краю огромной грязной лужи, в разводах глинистой жижи, раскисшего навоза и содержимого ближайших выгребных ям и подтопленных клозетов… Сняли с шеста, развязали и раскачав за руки и за ноги бросили в воду.
Звучно шмякнулся, обдав брызгами и взметнувшимися картофельными отчистками своих мучителей…Встал на карачки и подвывая плаксиво прокричал:«Вы пожалеете! Я ещё вернусь!».
Выброс тела.День не задался…Стрелок с утра кружил по городу, заходил в гостиницы, салуны и бары, китайские прачечные, лавки, бордели, адвокатские и биржевые конторы, редакции газет и газетёнок, побывал в порту и мэрии…Тот кто был ему нужен растворил в большом городе, выйдя из вагона на вокзале.
«Всё, на сегодня хватит…А почему он должен был здесь остаться? Мог пересесть на другой поезд и укатить куда угодно. Ладно, завтра навещу кассы…». До гостиницы можно было бы добраться и на омнибусе, но за день он надоел до судорог.
Разноцветным пятном мелькнула вывеска дорогого казино. У входа торчал швейцар весь в галунах и нашивках.
— Сэр, это частный клуб. Вход только членам клуба и по приглашению.
— У меня пригласительный. Две десятки незаметно перекочевали из ладони в ладонь.
— Прошу Вас, сэр.
Обнажённые плечи, выглядывающие из русских соболей, накрахмаленные воротнички рубашек, шелест шёлковых платьев, запах духов и приглушенный свет…Монотонные причитания крупье: «Господа, делайте свою игру…Ставки сделаны» …Треск прыгающего шарика по кругу рулетки.
Взял с подноса у бесшумно скользившего по паркету официанта пузатый бокал с коньяком, перешёл в зал где играли в карты. Черепаховым панцирем в свете лампы блеснула лысина. Подошёл ближе. Надтреснутый тенор жужжал: «..Россия, там есть такой штат «Hochland», несмотря на название гор там нет…hoсhols… у них причёски как у индейцев ирокезов… питаются исключительно беконом, они его называют salo…»
«Опять он…».
Прошёл мимо Стрелка и встал впереди высокий господин во фраке. Кто-то из карточной обслуги подскочил к нему, выслушал приказание и исчез в соседнем зале. Стрелок подошёл сзади и похлопал двумя пальцами по плечу высокого. Тот с благородным негодованием на столь фамильярную вольность величественно развернулся и…увидев кто это, весь скукожился, сморщился как забытый воздушный шарик.
— Нет, Стрелок только не это…Я уже давно завязал…Сейчас я чист перед законом…Ну не совсем чист…Но за это же не убивают? Хочешь деньги, вот это казино…
— Ты за кого меня принимаешь, Дик? Ты ещё скажи, что я пришёл, чтобы получить за твою голову награду. Тебя в миннесотском Мурхеде оценили в 58 долларов 73 цента. Вон тот лысый на тебя работает?…Нет?…Твоя забегаловка может прогореть, порядочные люди перестанут здесь играть. Это жулик. Два месяца назад его прокатили на шесте и выкинули из города в трёхстах милях отсюда…Не веришь? Посмотри, на ручонке у него кольцо шулера. Мой совет — выкинь этого хлыща вон.