Огоньки были всех цветов радуги — красные, синие, желтые, зеленые, фиолетовые… Темп их танца с каждым мгновением убыстрялся. От этого беспорядочного движения у меня закружилась голова, я зажмурился.
Снова открыв глаза, я никаких огоньков не увидел. Пелагея, держа в одной руке французскую книжку Юлии Павловны, а в другой — Жаннину расческу, сосредоточенно разглядывала что–то внутри миски. Не знаю, сколько она так сидела в полном молчании. Мне показалось, долго.
Наконец Пелагея подняла голову и обратилась к Жанне:
— Плохо дело. Даже хуже, чем я сначала подумала.
— Что, мама не поправится? — навернулись слезы на глаза Жанне.
— Все зависит от тебя, девочка, — продолжала Пелагея. — На маме твой сглаз лежит очень слабенький. Его снять — раз плюнуть. Но на тебе, дорогая… — Пелагея чуть помолчала, видимо, подбирая нужные слова. — В общем, твой сглаз и на маму действует. И получается, что на ней целых два сглаза. Один другой питает. А это очень серьезно.
— И ничем нельзя помочь? — в отчаянии произнесла Жанна.
— Можно, — ответила Пелагея. — Но способ только один. Зеркало поставить.
— Зеркало? — переспросила Жанна. — А что это значит?
— Это, милая, значит, что просто снять сглаз я с тебя не могу, — вкрадчивым голосом отозвалась Пелагея. — В моих силах лишь отвести удар. Вместо тебя подставлю зеркало. Вот оно и вернет удар тому, кто сглазил тебя.
— Тому? — переспросила девочка.
— Хочешь, могу показать человека, который сглазил тебя, — усталым голосом произнесла Пелагея.
— Нет, не хочу, — решительно заявила Жанна.
— Может, и правильно, что не хочешь, — одобрила Пелагея. — Каждое подобное знание — лишнее зло в душе.
— А с тем… с той… с этим, — начала Жанна, — ну, в общем, кто сглаз на меня наслал. Что с ним случится?
— Да худо ему будет, — покачала головой колдунья. — Что на тебя наслал, то к нему и вернется.
— Этот человек не умрет? — широко раскрылись глаза у Жанны.
— Зависит от многого, — уклончиво отвечала колдунья. — Во–первых, что на тебя хотели наслать. Если смерть, то смертью и обернется. Знаешь пословицу: «Как аукнется, так и откликнется». Вот по ней с этим человеком все и произойдет. Ну, и твои пожелания я, конечно, учту.
— Не хочу ничьей смерти! — воскликнула Жанна. — И вообще не желаю ни на кого насылать никакого сглаза!
— Хорошая ты девочка, — взгляд Пелагеи из жесткого вдруг сделался ласковым. — Но не кори себя. Ты ни на кого сглаз не нашлешь. Объясняю же: это к нему вернется его собственная черная энергия.
— Пелагея! — взмолилась девочка. — А нельзя, чтобы эта черная энергия просто куда–нибудь ушла? Ну, понимаете, просто ни на кого.
— Мя–яу! Не по пра–авилам! — раздался с буфета возмущенный вопль рыжего Барсика.
Правда, может быть, мне послышалось, потому что Пелагея никак не отреагировала на кошачью реплику. Она по–прежнему обращалась лишь к Жанне.
— К сожалению, так не получится. Ничто никуда не может деваться бесследно. Если ты очень попросишь, могу только уполовинить удар. Это трудно, но возможно.
— А если я вообще откажусь? — спросила вдруг Жанна.
— Твое право, — кивнула колдунья. — Но в таком случае не поручусь за жизнь твоей мамы. Я ведь тебе уже говорила: на ней, бедняжке, целых два сглаза. И один другого питает.
— Пелагея, а можно мне хоть денек подумать?
Глядя на Жанну, я понимал: она никак не может принять решение, ибо от ее «да» или «нет» зависит судьба неизвестного нам человека. Я попытался поставить себя на ее место. Почти уверен, что тоже испытывал бы колебания.
— Нет, — возразила колдунья. — Решать нужно прямо сейчас.
— Вот вы говорите, уполовинить. А куда же тогда вторая часть черной энергии денется? Ведь если я правильно поняла вас, и эта половина не может просто бесследно исчезнуть.
— Не может, — кивнула Пелагея. — Она, милая моя, тебе и достанется. Но это лучше, чем целиком.
Жанна чуть помолчала и выдохнула:
— Ладно, уполовинивайте.
Пелагея кивнула. По суровому ее лицу лишь на мгновение пробежала улыбка. Мне кажется, именно такого ответа она и ждала от Жанны.
— Ну, тогда начнем.
У колдуньи невесть откуда взялось небольшое двустороннее зеркальце с длинной ручкой.
— Возьми, — протянула она зеркальце Жанне. Та послушалась.
— Теперь иди к печке, — последовал новый приказ, — и встань к ней спиной.
Жанна прислонилась спиной к печке.
— Молодец, — с одобрением произнесла колдунья. — Теперь замри. Сейчас я тебя обведу.
Вооружившись угольком, Пелагея принялась тщательно обводить ее — голову, шею, плечи, руки, торс и, наконец, ноги. Затем она опустилась на четвереньки и нарисовала на полу меловой полукруг, в котором и оказалась Жанна. Вдоль белой линии с внешней ее стороны Пелагея начертала какие–то слова. Однако с моего места прочесть их было нельзя. А ни двинуться, ни даже привстать я по–прежнему не мог.
— Изумительно, — кончив писать, полюбовалась плодами своих трудов колдунья. — А ты стой, стой, — велела она Жанне и направилась к буфету.
На сей раз Пелагея извлекла оттуда два допотопных граненых стакана из толстого стекла и оба доверху наполнила мутной бурой жидкостью из деревянной миски. Один стакан она вручила Жанне, другой поднесла к моим губам.
— Пейте!
Я пытался отвернуться. Такую гадость пить мне совсем не хотелось. Кто знал, что она там намешала.
— Пей, Федор, — еще более властным тоном повторила она.
Я был вынужден подчиниться. К немалому моему удивлению, омерзительная на вид жидкость оказалась весьма приятной на вкус. Что–то вроде имбирного лимонада. Я и не заметил, как осушил стакан до дна.
— Понравилось, Федя? — коротко хохотнула колдунья.
Я хотел кивнуть, но попытка окончилась неудачей. Плечо мое по–прежнему оставалось словно каменным.
Жанна тоже допила свою порцию. Она было шагнула к столу, чтобы поставить пустой стакан, но Пелагея протестующе замахала руками:
— Вернись!
Жанна послушно прижалась спиною к печке.
— Вот так–то лучше, — с облегчением выдохнула колдунья. — А то бы пришлось рисовать и писать все сызнова.
В комнате воцарилась полная тишина. Скрестив руки на груди, Пелагея замерла посреди комнаты. То ли собиралась с силами, то ли о чем–то задумалась. Постояв так с минуту, она медленно возвратилась к своей лавке и, сев, коротко бросила Жанне:
— Держи зеркало перед собой и смотри в него. Смотри не отрываясь, что бы ни происходило.
— Мяу–у–у, — свирепо раздалось сверху.
Видимо, кот решил подтвердить, что хозяйка не шутит. Жанна, молча кивнув, уставилась в зеркало.
Колдунья вновь простерла ладони над миской. Оттуда раздалось жужжание. Словно влетела пчела. Затем звук стал нарастать. Казалось, теперь по комнате кружится целый рой пчел. Громче, еще громче и еще… Потом жужжание стало тише и вдруг превратилось в шипение.
Пелагея принялась выделывать руками плавные пассы над миской. Внезапно из нее начало что–то появляться. Я не верил своим глазам. Это была голова огромной змеи. Она поднималась все выше и выше. Ее немигающие глаза смотрели на Пелагею.
— Повернись, — коротко бросила та.
Чудище повернулось и одним движением выскользнуло из миски на стол. У меня перехватило дыхание. Змея была огромной, толщиной в две мужских руки и длиною никак не меньше трех метров. Даже свернувшись, она занимала почти весь стол. «Удав», — промелькнуло у меня в голове. Во всяком случае, эта жуткая тварь очень смахивала на тех удавов, которых иногда показывали по телевизору.
Змея начала медленно сползать со стола. Я, словно завороженный, следил за ней. Она явно целилась на Жанну, а та продолжала, не отрываясь, глядеть в зеркало. Добравшись до мелового полукруга, чудище остановилось и несколько раз дотронулось до черты раздвоенным языком. «Жанна! — хотелось крикнуть мне. — Осторожней!»
Но что может крикнуть совершенно окаменевший человек. Проклятая колдунья! Она отвела мне роль пассивного наблюдателя. О, теперь–то я понимал, зачем ей это потребовалось. Мы с Жанной, как два совершеннейших простака, попали в хитро расставленную ловушку. Надо же, сдаться самим и без боя! А ведь именно так все и произошло.
— Мя–яу! — словно бы подтвердил худшие мои опасения Барсик.
Что ж, они могут радоваться. Теперь мне было совершенно ясно, кто наслал сглаз на Жанну и ее маму. Конечно же, Ольга Николаевна. Они, наверное, что–нибудь не поделили, и «дорогая тетя Оля», использовав близкое знакомство с ведьмой Пелагеей, решила сжить Тарасевичей со свету.
Видимо, когда мы с Котом не дали Жанне утонуть в проруби, что–то пошло совсем не так, как хотелось Ольге Николаевне, и она направила нас в колдовское логово, чтобы махом свести все счеты.
Змея пересекла меловой круг и начала обвивать Жаннины ноги. Она взбиралась все выше и выше, охватывая плотными кольцами тело жертвы. Я силился крикнуть:
— Жанна, брось свое зеркало! Бежим скорее отсюда, пока еще есть возможность!
Но губы мои оставались плотно сомкнутыми, а змея заключила в смертельное кольцо Жаннину хрупкую шею.
Я с трудом перевел умоляющий взгляд на Пелагею. Теперь я с трудом ее узнавал. Лицо ее искажала свирепая гримаса. Платок сбился на затылок. Из–под него торчали неопрятные огненно–рыжие космы. «Как у Барсика», — автоматически отметил я.
— Мя–у–у, — оглушил меня хриплый вой сверху.
Затем над моей головой что–то громко зашебуршало. Я с трудом поднял глаза. Гигантским усилием мне даже удалось немного повернуть голову. Лучше бы я этого не делал. С буфета свисала огромная серо–зеленая голова крокодила с разверзнутой пастью. Он смрадно дыхнул на меня. Его желтые зубы с клацаньем сомкнулись в нескольких сантиметрах от моего носа. В глазах у меня потемнело. Я потерял сознание.
Глава VII
ТОЛЯН, ГДЕ ТЫ?
Очнулся я от леденящего холода и долго не мог ничего понять. Вокруг была вода. Одна обжигающая ледяная вода. Надо выныривать. Я направил тело вверх и немедленно стукнулся головой обо что–то твердое. Вытянул руки, пощупал. Надо мной была твердая плотная корка льда.
«Полынья. Где–то должна быть полынья, — не было у меня никаких сомнений. — Ведь как–то я сюда попал. А течения в Серебряных прудах нет. Значит, отнести далеко в сторону меня не могло». Я немного проплыл сперва в одном направлении, затем — в другом. Взгляд мой был прикован ко льду, толстому и прозрачному, словно стекло. Ни намека на полынью. Внезапно я увидел, что над моей головой скользит на коньках человек. Я сразу узнал его: Слава Кирьян. Я попытался привлечь его внимание. Но он почему–то меня не видел. Скользнув по мне равнодушным взглядом, Славка проехал мимо и, закрутившись волчком, остановился. К нему кто–то подъехал. «Светка», — вновь без труда узнал я.
«Славка, Светка! Помогите!» — хотелось крикнуть мне, но как раз это было невыполнимо. Я задерживал дыхание, чтобы не нахлебаться воды, и мог лишь изо всех сил колотить кулаками по ледяной корке. Тщетно. Они даже не посмотрели в мою сторону.
Славка что–то шепнул Светке на ухо. Она звонко расхохоталась. Смех ее резал мне уши. «Как они могут не видеть меня и не слышать, если сам я прекрасно их вижу и слышу?» — в панике размышлял я.
Но все–таки кое–кто меня видел. На идеально прозрачной поверхности льда распластался рыжий одноглазый бандит Барсик. Он с такой силой прижался ко льду, что морда расплющилась и стала совсем плоской и безобразной. Единственный его глаз хищно следил за каждым моим движением.
— Мя–яу! — издал триумфальный клич кот.
В ноги мне что–то вцепилось. Меня потянуло на дно. Я попытался схватиться за лед, но с тем же успехом мог бы цепляться за оконное стекло. Я глянул вниз. Меня держала мертвой хваткой Пелагея. Грудь мою сдавило. Воздух в легких кончился. «Вот и нету Феди», — промелькнуло напоследок у меня в голове…
Из бессознательного состояния меня вывело новое истошное «мя–яу». Я осторожно открыл глаза. Над моим лицом нависла рыжая одноглазая физиономия Барсика. Прозрачного льда между нами не было. Это я просек сразу. Потому что Барсик тяжело топтался у меня на груди.
— Ну, наконец–то! — услыхал я радостное восклицание Жанны. — Пелагея! Он очнулся!
Я поднял голову. Жанна, совершенно целая и невредимая, стояла рядом со мной, а я лежал на широкой деревянной лавке возле стола.
— Ты разве жива? — вырвалось у меня.
— А почему нет? — улыбнулась Жанна. Барсик, недовольно мяукнув, спрыгнул с моей груди и, нервно дергая хвостом, куда–то удалился. В комнату вошла Пелагея. Глянув на меня, она усмехнулась:
— Эх, слабый нынче мужик пошел.
Я уселся на лавке. За шиворот мне потекло что–то холодное. Я коснулся ладонью волос. Они были совершенно мокрые. «Серебряные пруды!» — мигом вспомнилось мне. Я обвел глазами комнату. Пелагея снова куда–то вышла. Я заговорщицки прошептал Жанне:
— Слушай, кто меня вытащил?
— Откуда? — вытаращилась она на меня.
— Да из воды, из воды, — лихорадочно произнес я. — Из Серебряных прудов. Там был лед.
— Федя, по–моему, тебе надо еще чуть–чуть полежать, — ласково проговорила Жанна.
— Не лежать, а бежать! — попытался подняться на ноги я.
Однако колени мои подкосились. Я вновь тяжело рухнул на лавку.
— Федя, бежать никуда не надо, — таким тоном обратилась ко мне Жанна, словно перед ней был не я, а какой–нибудь умственно отсталый.
Тут ко мне подошла Пелагея.
— На вот. Вытрись, — протянула она жесткое, пахнущее мылом, полотенце.
Я покорился. А когда вернул полотенце, колдунья протянула мне кружку с чем–то горячим. На губах ее заиграла улыбка.
— Выпей, герой. Сразу полегчает. И ноги вернутся.
— А куда они ушли? — вяло сострил я.
— Это тебе знать необязательно, — отозвалась Пелагея. — Главное, что они вернутся.
Питье оказалось совсем не противным. Оно напоминало чай с сахаром, молоком и корицей. Осушив кружку, я и впрямь почувствовал себя гораздо лучше. А главное, меня совершенно оставил панический ужас, который я испытал подо льдом Серебряных прудов. И Пелагею я теперь почему–то совсем не боялся.
— Федор, бедненький, — потрепала меня по голове Жанна. — Совсем все перепутал. Вспомни, тонула–то ведь на Серебряных прудах я. А вы с Котом меня вытаскивали.
— Это тогда, — хотелось все объяснить мне. — А я тонул только что. Видела, какие у меня волосы были мокрые.
— Так это от снега! — расхохоталась Жанна. — Ты потерял сознание, вот мы с Пелагеей и терли тебе уши снегом. Но ты все равно не приходил в себя. Тогда пришлось окатить тебе голову водой.
— А Серебряные пруды? — уставился я в упор на Пелагею.
— Не было их, — сухо отозвалась она, но мне показалось, что на губах у нее мелькнула улыбка.
— Федя, ты идти–то можешь? — спросила Жанна. — А то нам уже пора.
— Может, может, — ответила за меня Пелагея.
Я и впрямь легко встал на ноги и несколько раз прошелся взад–вперед по комнате.
— А с Жанной разве уже все? — посмотрел я на Пелагею.
— Все, — уверенно отозвалась она. И, переведя взгляд на девочку, поинтересовалась: — Зеркало не забыла?
— Нет, — похлопала по сумке Жанна. — Оно здесь.
— Держи всегда при себе, — продолжила наставления колдунья. — Даже ночью клади под подушку. Как вторая сторона треснет, значит, сглаз от тебя ушел окончательно.
— А пока еще не ушел? — встревожился я.
— Пока только наполовину, как и обещала, — отозвалась Пелагея. — Малые неприятности еще могут быть, но больших не предвидится. Идите с богом.
Мы оделись и вышли. Вслед нам послышалось пронзительное и даже какое–то унылое «мяу». По–моему, рыжий бандит тоже с нами попрощался.
— Слушай, Жанна, — уже возле самой калитки остановился я. — А ты заплатить не забыла?
— Я пыталась, — ответила моя спутница. — Но Пелагея говорит: «Пока второе зеркальце не треснет, ни копейки с тебя не возьму».
— А первое разве уже треснуло? — удивился я.
— Сам разве не видел? — в свою очередь изумилась Жанна.
— Я только видел, как этот жуткий удав тебя душил, — меня передернуло от одного лишь воспоминания об этом.
— Удав? Душил? — она широко раскрыла огромные зеленые глаза. — Во–первых, Федя, это был вовсе не удав, а уж, с такой желтой коронкой на голове. А, во–вторых, он и не думал душить меня. Просто заполз по мне к зеркальцу. Конечно, приятного было мало. Но потом уж залез в зеркало, и одна его сторона тут же треснула.