Дверь за его спиной тут же начала подниматься, как будто поняла, что больше из пещеры выходить некому. Стёпка отряхнул с одежды пыль и паутину, поправил сбившуюся набок котомку. В скале протяжно скрипело. Невидимые механизмы стонали, что-то в них, видимо, заело или камень попал между шестерёнками, и тяжёлая плита поднималась медленно и трудно, с надрывным болезненным скрежетом. Стёпке представилось, что вот сейчас её заклинит и тогда тайный вход в пещеру перестанет быть тайным, и обязательно найдутся желающие пробиться за эту застрявшую дверь в надежде отыскать какие-нибудь сокровища. Ничего ценного в пещере уже не осталось, Стёпка это точно знал, но ведь не будешь же писать на скале: «Проверено. Сокровищ нет. Демон Стеслав». Даже если и напишешь, всё равно никто не поверит.
Магические механизмы всё же справились, хоть и не сразу. Плита встала на своё законное место, и так плотно встала, что невозможно сделалось различить её очертания в изломах скалы. Только обвисшие лохмотья мха выдавали точное место тайного входа.
Стёпка окинул взглядом возвышающиеся над ним каменные стены. Трудно было поверить, что он только что блуждал в их глубине, пугался скелетов, вдыхал затхлый воздух. Насколько приятнее путешествовать по поверхности земли, пусть даже здесь и подстерегают на каждом шагу весские засады…
Знал бы он, что подстерегает его прямо здесь, прямо сейчас.
Дрэга на его плече сидел совершенно спокойно, страж тоже не шелохнулся, и поэтому когда совсем рядом, буквально за его спиной, вдруг громко фыркнула лошадь, Стёпка перепугался мало сказать до смерти. У него просто душа в пятки осыпалась в самом прямом смысле этого слова, и внутри всё обмерло. От пронзительного испуга он даже не нашёл в себе сил оглянуться, так и стоял, оцепенев и сжавшись, и ждал… сам не знал, чего ждал. Чего-то неотвратимого и жуткого. Чего-то столь же страшного и безвозвратного, как смерть. Он всеми своими слишком поздно обострившимися чувствами ощутил, что это вовсе не весские дружинники догнали его и не маги-дознаватели, — те не стали бы так тихо подкрадываться. Нет, это был кто-то совсем другой. И этот другой почему-то ничего не говорил и не кричал радостно на всю тайгу, что, мол, вот я и изловил тебя, демон, и таперича ты от меня никуда ужо не денесся. Нет, он сидел молча, чего-то выжидая, и только лошадь его пофыркивала и побрякивала удилами или как там называются у них эти железяки во рту.
Стёпка сглотнул, ему страшно хотелось оглянуться, и ему страшно было оглядываться. Он боялся испугаться ещё сильнее. Расслабился, дурак, на свежий воздух выбрался, даже оглядеться не сообразил, балда демонская. Хотя чего тут оглядываться — ущелье до самого поворота, как на ладони. И как это получилось, что он никого не заметил?!
Лошадь переступила, хрустнув камешками, и Стёпка не выдержал — оглянулся и увидел такое, что и в самом деле испугался ещё сильнее, до тошнотной пустоты в желудке и обморочного потемнения в глазах, потому что его самая страшная догадка оказалась верной.
Рядом с ним, прямо за его спиной, на гнедом коне сидела Старуха-с-Копьём. Та самая Старуха, век бы её не встречать. Нависала над ним, заслоняя солнце и половину неба. От её унылой, закутанной в серый плащ фигуры ощутимо веяло чем-то неживым, чем-то мертвящим и замогильным, так, как не веяло даже от всех вместе взятых скелетов в пещере. Костлявая старческая рука крепко сжимала древко длинного, устремлённого в небо копья с широким ржавым наконечником; низко надвинутый капюшон почти полностью скрывал лицо, и темнота под ним была слишком тёмной, и смотрели из этой темноты на Стёпку неразличимые, но ощутимые глаза.
Выследила! Догнала! Подловила! Так вот кто крался за ним по ущелью, вот кого он чувствовал за своей спиной. Ну, злыдня! Ну, углыда! Стёпкин испуг стремительно смыло горячей волной злости. Ладно весичи, но этой-то карге чего от него потребовалось? Ей-то он чем помешал?
Страж, до этого пребывавший в оцепенении, пробудился, почувствовав злость хозяина, больно кольнул кожу, и Стёпку с головой захлестнула могучая сила. Она нахлынула на него как цунами, она вскипела у него в груди огромной приливной волной, и он ощутил себя почти суперменом. Он мог ломать скалы одним движением руки, он мог играючи раскидать всех врагов, он мог скрутить любого мага в бараний рог, он мог почти всё. Не было в этом мире героя или чародея могущественнее его и поэтому он не боялся никого. И уж тем более он не боялся этой жалкой Старухи, непонятно зачем взгромоздившейся на коня и таскающей с собой никчёмное копьё с давно рассохшимся древком и насквозь проржавевшим наконечником. Кто она такая, как она только посмела встать у него на пути?!
Это восхитительное и пугающее ощущение небывалого всемогущества длилось недолго, едва ли больше пары секунд. Потом Старуха ударила его копьём прямо в грудь. Ударила без замаха, непонятным образом ухитрившись в мгновение ока опустить тяжеленное копьё и направить его в цель одной рукой. Увернуться он не успел. А был, между прочим, уверен, что увернётся. Но она оказалась быстрее. Или могущественнее.
Копьё вонзилось точно в стража, и Стёпке показалось, что тот в последний миг попытался увернуться, словно решил, что если уж не удалось спасти хозяина, то надо спасаться самому.
Раздался страшный хруст… Тяжёлый наконечник, легко пробив толстую медь амулета, ломал Стёпкины рёбра, разрывал сердце, крушил позвоночник. Вот и всё, мелькнуло в голове, вот, оказывается, как убивают и что чувствуют люди, когда их в битве протыкают насквозь. Неужели меня взаправду убили?
Он некоторое время стоял с закрытыми глазами, ждал, когда Старуха выдернет из него копьё, чтобы после этого спокойно и без помех упасть поудобнее на жёсткую землю и умереть. Боли не было. Наверное, копьё вместе с позвоночником перебило и все отвечающие за боль нервы. Странно, но копья в груди он тоже совершенно не ощущал.
Смерть не торопилась с приходом, и Стёпка даже подумал, что на самом деле он уже умер, просто мозг его с этим печальным фактом ещё не успел смириться.
Потом он открыл глаза. Старуха всё так же сидела перед ним и спокойно смотрела на него из-под капюшона. И её конь тоже смотрел на Степана, очень мирно и приветливо. Страшное копьё не торчало из Стёпкиной груди, Старуха опять держала его вертикально, уперев нижним концом в специальную подставку у правой ноги.
Стёпка схватился за пробитую грудь, опустил голову, уставился на рубашку. Ни жуткой раны, ни следа крови — он был совершенно невредим! Она не убила его, она… Она, похоже, убила стража. Убила его своим призрачным копьём. И страж превратился в обычный кусок металла. Стёпка прижимал его ладонью к груди и не чувствовал никакого ответного движения. Совершенно ничего. Страж ему теперь даже стал мешать, потому что он вообще не привык носить на шее такие тяжёлые украшения, если можно было назвать украшением тяжеленную бронзовую бляху с острыми краями.
Я не умер! Я жив! Какое счастье!
Стёпка сглотнул и прислушался к тому, что происходит в его ничем не проткнутой груди. Внутри всё было в порядке. Стучало сердце, дышали лёгкие, нетронутый позвоночник не очень уверенно после пережитого ужаса, но всё же держал спину. Быть живым оказалось так хорошо, что Стёпка даже забыл, что Старуху надо бояться. Она его не убила сразу, значит, не убьёт и потом. Да и с чего бы ей совершенно постороннего демона убивать? Он же не сделал ей ничего плохого, слова грубого не сказал, даже замахнуться не успел, хоть и собирался.
Из-под капюшона по-прежнему виднелся только подбородок, но невидимые глаза пристально смотрели на Степана, и он, подняв голову, постарался так же твёрдо посмотреть в ответ. Старуха чуть качнула головой, словно кивнула, и протянула к нему левую руку, с обращённой вверх открытой узкой ладонью. Она хотела, чтобы он что-то ей отдал. Стёпка помедлил секунду и полез за пазуху. Старуха сначала убила стража, а теперь хотела забрать то, что от стража осталось. Придётся отдать, никуда не денешься.
Но она отрицающе повела рукой и указала длинным сухим пальцем на карман джинсов. Увеличительный кристалл? Нож? Или… Стёпка не сразу вспомнил, что в кармане лежит тот подобранный им браслет мёртвого чародея. Вот что она хотела! Ей нужен браслет! Мог бы и сразу догадаться.
Он уже вытащил браслет из кармана, когда страж вдруг ожил и сделал робкую попытку помешать. Он бессильно ворохнулся на груди, кольнул кожу, но на большее его не хватило. Значит, не до конца его убили.
Старуха медленно склонилась к седлу, протягивая руку. Казалось, она не уверена в том, что демон захочет отдавать случайную добычу. А Стёпка и в самом деле засомневался. Умом-то он понимал, что отдаст, что Старуха так или иначе завладеет браслетом, но ему вдруг пришло в голову, что он может совершить страшную, непоправимую ошибку. Что, получив браслет, Старуха тут же превратится в непобедимую злобную колдунью, и в Таёжном улусе сотни лет будут проклинать незадачливого демона Стеслава, который своими руками подарил злодейке власть и могущество вместо того, чтобы навсегда изгнать её из мира живых в мир мёртвых.
Старуха не торопила его, ждала спокойно, но Стёпка видел, что её высохшая рука с морщинистой почти коричневой кожей чуть заметно дрожит. Конь мотнул тяжёлой головой, коснулся тёплыми мягким губами Стёпкиной руки; в его большом выпуклом глазу смешно отражалось бледное лицо демона. Ну что хотите со мной делайте, а не могло быть у злобной колдуньи такого доброго, тёплого, настоящего коня, который так забавно фыркает и щекотит кожу! А тут ещё и Дрэга перепрыгнул с его плеча прямо на старухино колено и тоже глазки выкатил: мол, что же ты, хозяин, медлишь? И Стёпка решительно вложил браслет в протянутую руку.
Выпрямившись, Старуха поднесла браслет к лицу, долго разглядывала его, затем убрала в складки плаща. Гром не грянул, мрачные тени не полезли из-под земли, потусторонние голоса не завопили торжествующе, глаза Старухи не загорелись дьявольским огнём. Стёпкины опасения не оправдались, и он осторожно перевёл дух.
Старуха сгорбилась, поникла узкими плечами, и словно замерла в раздумье. Стёпка не знал, что ему делать. Он потоптался в нерешительности, погладил коня по морде, затем, приглядевшись, с удивлением увидел, что по впалым щекам Старухи бегут слёзы. Страшная призрачная колдунья, которую в запрошлом веке едва сумели извести чародеи, которой до смертной дрожи боялись все в тайге, плакала самыми обыкновенными слезами, плакала как обычный человек; слёзы бежали неостановимо, они капали на плащ, на седло, Старуха их не вытирала, она их словно бы и не замечала.
Стёпке стало неловко и он отвёл глаза. Что-то здесь не так. Злобные колдуньи не плачут горькими слезами, получив чародейский браслет. Что-то здесь совсем не так.
Да-а, вдруг сообразил он, а плакать-то надо не ей, а мне. Просто-таки рыдать надо. Ведь стража-то у меня больше нет, не работает он больше, так, еле-еле ворохается. Как же я теперь до Ванеса доберусь? Первые же встречные весичи повяжут меня в два счёта и в загребущие руки магов-дознавателей отдадут. И поминай демона, как звали. Он даже слегка разозлился на Старуху: мой оберег испортила, себе браслет захапала, да ещё и плачет. Может, она от счастья плачет, что глупого демона так легко облапошила?
Он поднял глаза. Старуха чуть подала коня назад, потом поманила Стёпку и приглашающе беззвучно похлопала перед собой по седлу. Она приглашала его сесть в седло рядом с собой! Сесть в седло с жутким призраком? Да ещё не сзади, а спереди? Ага, нашла дурака! Он усядется, а она тут-то и вопьётся в его незащищённую шею своими кривыми вампирскими клыками, чтобы ещё двести лет с новыми силами по тайге шастать. Ну уж нет!
А сам уже протягивал руку, нащупывал ногой освобождённое стремя, чтобы половчее подняться на высокого коня. Рука у Старухи оказалась никакая не призрачная, а самая обыкновенная, тёплая, слегка суховатая, с сильными пальцами. Стёпка вознёсся в седло, сел и сначала зажмурил от страха глаза. И голову покрепче в плечи втянул. За его спиной сидела, ну пусть не призрак, но всё-таки какая-то не совсем обычная… обычное… что-то сидело. Конь отсюда сверху оказался очень широким и очень неустойчивым. Старуха тронула его бока коленями, и он неторопливо двинулся прочь из ущелья, брякая подковами по камням.
Стёпка сначала неловко качался с боку на бок, не мог приноровиться к ходу коня, потом уловил ритм и ему стало легче. И что интересно — Старухи за своей спиной он совершенно не чувствовал. Если бы не знать, что она сидит за его спиной, можно было легко представить себе, что он едет на коне сам по себе, один.
Ущелье они проехали на удивление быстро, и конь повернул вниз к дороге. Старуха словно знала, что Стёпке нужно в Протору. Здорово. А то он уже начал опасаться, что она повезёт его в какое-нибудь своё тайное логово. В гости к своему мужу, какому-нибудь там жутковатому Старику-с-Топором или Деду-с-Мотыгой. И будет потом по окрестным лесам шастать за компанию их приёмный внук по прозвищу Мальчик-с-Белыми Копытами.
Почему-то Стёпку совершенно не заботило то, что внизу на дороге они встретят весскую засаду. Ему даже наоборот поскорее хотелось к ним выехать. Они его ждут, они его дождутся. Оченно интересно будет посмотреть на их лица, когда они увидят, кто везёт демона. Нечисть они извести собрались. Пусть попробуют. Ещё, между прочим, неизвестно, кто здесь большая нечисть.
Ехать верхом оказалось намного удобнее, чем шагать на своих двоих. Стёпка только сидя в седле по-настоящему осознал до чего же у него устали ноги. Он ведь за последние два дня прошагал столько, сколько дома и за месяц не проходил. Зато теперь можно было отдохнуть.
Старуха за всё время не произнесла ещё ни слова, но его это уже не слишком смущало. Не хочет говорить, ну и не надо. Хорошим людям и без слов всё должно быть понятно. Тем более — хорошим демонам и хорошим призракам. Родственные души, что тут ещё скажешь.
Дорога проплывала под конём незаметно: только что они выезжали из ущелья и вот уже спустились к дороге, на которой демона поджидали весичи. Сам путь непостижимым образом прошёл мимо сознания, как будто Стёпка незаметно для себя заснул и всё пропустил, хотя он честно таращился по сторонам и спать не хотел вообще. Понятно, что у колдуньи или чародейки и конь должен быть не простой, а чародейский, который может в мгновение ока переносить хозяйку через леса и горы.
Однако они спускались неторопливо, как и подобает нормальным путешественникам, которые, никого не боясь, едут себе по делам куда хотят и никакие весичи или там маги им не помеха. И можно проехать мимо, снисходительно поглядывая сверху вниз и презрительно так оттопыривая губу, мол, съели, гады! Дождались демона? Ну, так получите!
Когда они показались из-за сосен, весичи сначала оживились: дружинники подхватились с земли, маги, что-то обсуждавшие в сторонке, оглянулись и поспешно разошлись по обе стороны дороги. Там им было бы удобнее ловить демона, если бы он шёл сейчас к ним. Но к ним шёл не демон, к ним ехала Старуха. И маги сразу поскучнели, переглянулись и расслабились. Стёпку они ещё не разглядели, а Старуху разглядели, но не сообразили, видимо, что это за старуха. Просто выехал из леса всадник с копьём, и это был совсем не тот, кого весичи здесь ждали. Но потом Топтычай, хрипло выкрикнув что-то предостерегающее, молнией унёсся на драконе в лес. Он-то хорошо знал, кто ездит по тайге с таким копьём, и не горел желанием встречаться с его владелицей.
Маги тоже поспешно отступили, схватившись за обереги, дружинники успокаивали заволновавшихся коней, опасливо оглядываясь на приближающуюся страшную всадницу. Но бежать никто не собирался, и особого испуга на лицах весичей Стёпка не заметил. Самому ему тоже не было страшно. Он твёрдо знал, что в этом седле ему никто не сможет причинить ни малейшего вреда.
Минуту спустя весичи разглядели, что перед Старухой кто-то сидит. Потом они разглядели, кто именно там сидит. Изумлению их не было предела. Стёпка едва не расхохотался, увидев разочарованно вытянутые лица дознавателей. Демон, которого они так ждали и которого намеревались непременно поймать, приближался к засаде, но схватить его у них не было никакой возможности. Любой враг в такой ситуации зубами от злости заскрежещет.