Пришлось идти искать ещё кого-нибудь. Протора строилась, как и все таёжные селения, без плана, свободно и вольно, улицы тянулись и петляли как хотели и заканчивались тогда, когда им это взбредало в голову. Дома были крепкие, невысокие, все за заборами, все укрытые от посторонних глаз. Прохожие на окраинных улочках не встречались вообще. То ли жители прятались от весичей, то ли от Старухи, то ли все были на работах в поле. Сено, можетж, косили, за свиньями ухаживали или скотину пасли. Других занятий для местного населения Стёпка придумать не мог, поскольку о деревенской жизни имел весьма смутное представление. Помнил только, что от зари до зари крестьяне трудятся в поте лица, и выходных у них не бывает.
Но когда он вышел-таки на широкую центральную улицу, по которой совсем недавно они вдвоём так шумно проскакали, народу там обнаружилось довольно много. Особенно весичей. Верховых и пеших. Мимо них он проходил, стараясь не привлекать к себе внимания, жался к заборам и в глаза не смотрел. И ощущал себя юным партизаном-разведчиком, пробирающимся через захваченный фашистами город. Весичи на фашистов, к счастью, не слишком походили, но попадать в руки к дознавателям страшно не хотелось.
Вызванная Старухой суета ещё не улеглась, но суета эта была не встревоженная, а какая-то весёлая, чуть ли не праздничная. Наверное, все радовались тому, что страшная колдунья по селу проскакала, никого при этом не заколдовав и никого на копьё своё не насадив. Попугала, конешно, честной народ, зато есть теперича об чём с людями погутарить, есть об чём языками почесать, что вспомнить с соседом за кружкой пива. Стёпка жадно ловил пересуды кумушек, обрывки разговоров, восторженный гомон ребятни и ухмылялся про себя. Знали бы все эти люди, что один из виновников переполоха шагает сейчас спокойно мимо них и в ус себе не дует.
Молодой парень, ведущий в поводу двух красивых вороных скакунов, охотно показал ему дорогу. Корчма, как оказалось, была совсем рядом, мимо пяти изб вниз по улице пройти. Парень, явно местный, совершенно простецкой наружности, курносый и веснушчатый, видимо, сам не шибко жаловал весичей, потому что, приглушив голос, посоветовал не соваться в корчму через ворота, поскольку от пришлых там нынче не протолкнуться, а пройти к дядьке Зушурыге, ежели такая нужда имеется, задами, через бабки Коряжихи огороды.
Стёпка так бы и поступил, если бы знал, где эти бабкины огороды и как на них попасть. Но словоохотливый парень уже увёл коней, а расспрашивать других прохожих Стёпка не решился. Он и так уже узнал всё, что хотел. Весичи здесь, к счастью, на Стёпку внимания совсем не обращали, и он осмелел. Посматривал только, чтобы маги не встретились. Не спроста ведь Усмарь уверял, что демона за версту разглядит. А если может он, смогут и маги-дознаватели. Лучше держаться от них подальше. И ему повезло. Ни одного не встретил.
Корчма оказалась большим основательным строением с широким крыльцом и открытой галереей на втором этаже. Она стояла в глубине обширного двора, за высоким забором. Над распахнутыми воротами висела на цепях внушительная плаха с вырезанной на ней оскаленной медвежьей головой. Во дворе было шумно, горланили гоблины, бряцали оружием вурдалаки, кто-то седлал коней, кто-то увязывал на телегах мешки.
Стёпка побоялся войти во двор, потому что там в самом деле оказалось слишком много весичей, и даже вроде бы мелькнул опасно знакомый дознавательский плащ. Минут десять он околачивался у ворот, пиная лопухи и стараясь не привлекать к себе внимания. Потом ему повезло. Вслед за выехавшей телегой вышмыгнул босоногий лохматый гоблинёнок, перекинул через борт, видимо, забытый уезжающими узел с тряпьём, крикнул что-то задорное, крутнулся на пятке и уже спокойно пошёл назад, во двор. Чем-то он был похож на Смаклу. Такой же смуглый и проказливый. Гоблинёнок стрельнул раскосыми глазами, смерил Стёпку оценивающим взглядом и прошёл бы мимо, если бы Стёпка не поманил его кивком головы.
— Што надоть? — важно спросил гоблинёнок, чувствуя себя чуть ли не владельцем корчмы, у которого робкий приезжий таёжник почтительно спрашивает совета.
— Мне с хозяином корчмы поговорить надо. Его ведь Зашурыгой зовут, да? — спросил Стёпка вполголоса, чтобы не услышал выходящий из ворот сердитый на что-то весский дружинник.
Гоблинёнок кивнул.
— Он самый. Зашурыга Оглоухич из Среднеустьинского колена.
— Как бы мне его найти?
Гоблинёнок выпятил нижнюю губу, глаза его смеялись, но сам он старался выглядеть солидным, взрослым и многое повидавшим гоблином.
— Дак заходь и говори, — сказал он.
— Там весичей шибко много, — возразил Стёпка. — Не хочу с ними встречаться.
Гоблинёнок поразмыслил, глаза у него загорелись.
— Я тебя задами сведу.
— Через бабки Коряжихины огороды?
— Не. Бабка на нас шибко серчает. Другие путя знаем.
— А маги-дознаватели в корчму сегодня не заходили?
Мальчишка аж задымился от любопытства.
— Поутру двое заезжали, когой-то вынюхивали.
— Меня! — вырвалось у Стёпки, и гоблин был сражён. Незнакомый отрок, пришедший сразу видно издалека, отрок, которого ищут маги-дознаватели, у которого есть важное дело до дядьки Зашурыги, который ни в какую не хочет попадаться на глаза весичам!!! Дай гоблинёнку волю — он замучил бы Степана вопросами, выпытал бы из него все волнующие и страшные тайны… Но, сообразив, что гость не расположен попусту трепать языком, тем более, на виду у толкущихся вокруг дружинников, он сдержал своё любопытство и двинулся вдоль забора, выразительно мотнув лохматой головой: двигай, мол, за мной.
Он провёл Стёпку в обход корчмы, через скотный двор, через сараи, потом через крытое крыльцо заднего хода, в небольшую прихожую, заставленную корзинами и чугунками. За приоткрытой дверью Стёпка увидел стоящего у широкого стола пожилого грузного вурдалака с обритой наголо головой. Вурдалак резал сало большим ножом, рассказывал что-то весёлое двум дородным вурдалачкам и сам заразительно хохотал, показывая ослепительно белые клыки.
Мальчишка подскочил к нему, горячо зашептал на ухо. Вурдалак выслушал, кивнул, оглянулся на Стёпку, шагнул в прихожую, вытирая руки большим полотенцем. Он был большой и добродушный, как медведь, и пахло от него очень вкусно: жареным мясом и какими-то травами. Гоблинёнок тоже было сунулся следом за ним, но вурдалак развернул его, вытолкал прочь да ещё и тяжёлую дверь поплотнее прикрыл, нечего, мол, во взрослые дела нос свой неумытый совать. После чего вопросительно уставился на Степана. Лицо у него было широкое, добродушное, но видно было, что характер у него непростой и что умеет он и сердиться, и ругаться, и приказывать, и вообще жизнью он бит и многое видал. Стёпка как-то сразу проникся к нему доверием, у него такое чувство появилось, что в этой корчме он будет в полной безопасности и никакой маг не посмеет здесь на него напасть.
— Я с дядькой Неусвистайло ехал… — Зашурыга кивнул, признавая, что знает такого, и Стёпка с облегчением продолжил. — Мы кое-кого на Бучиловом хуторе встретили, и нам с ним пришлось порознь добираться. Ну, так получилось… Я… Мы напрямик пошли, через сопки. Дядько сказал, что вы поможете, если что. Он ещё сюда не приезжал?
— Нет.
— А Сушиболото с сыновьями?
— Те были. Вчера вечером заглядывали, тоже спрашивали Неусвистайло. Маги опять же давеча шастали. Эти… в тёмных плащах.
Вурдалак окинул его внимательным взглядом, спросил, помедлив:
— А не тебя ли?..
— Меня, — признался Стёпка. — Мы из-за них и разошлись. Дядько дорогой поехал, а меня лесом отправил и велел здесь дожидаться. Но если что… Я… Я могу заплатить.
— Раз велел, значит, дождёшься. И деньги твои мне не надобны. У нас с Неусвистайло свои счёты.
Он оглянулся, гулко крикнул:
— Застуда, подь мигом сюды! Проводи мальца… в летник над баней. Устрой его там, да накорми опосля. Он у нас ночевать будет. Да чтобы весичи его не приметили.
Застуда ґ молодая вурдалачка, смешливая, круглолицая, русоволосая, с длинной косой — провела его через задний двор. Там стояли длинные столы под навесом, сидели мужики попроще, тайгари, гоблины и вурдалаки. Ели, балагурили, громко смеялись, о чём-то азартно спорили. На Стёпку никто внимания не обратил.
Они поднялись по маленькой лесенке на чердак над баней. На полу у окна было раскидано свежее сено, стояли растоптанные чуни, висели на верёвках под крышей высохшие берёзовые веники. От обмазанной глиной трубы струился сухой жар.
— Здесь наши мальцы летом спят, — пояснила Застуда. — Скидывай свой мешок. Внизу в бане в кадке горячая вода стоит, сполоснись с дороги, а то пахнет от тебя.
— Чем? ґ чуть не обиделся Стёпка.
— Нежитью несёт. Ты в тайге не с мертвяками ли хороводил?
— И не только с мертвяками, — сказал Стёпка. — Неужели пахнет?
— Ещё как, мы такой дух завсегда чуем.
Ага, чуют они. Родственники ведь, наверное, с мертвяками, вот и чуют. Сам Стёпка ничего не чуял, кроме витающего над всей корчмой аромата жареного мяса и сводящего с ума запаха свежеиспечённого хлеба. Он даже не подозревал, что настолько проголодался. В пещере все мысли о еде начисто вышибло, да и потом совсем не до того было. А теперь, когда страсти и переживания остались позади, пустой желудок всё настойчивее принялся напоминать о том, что неплохо было бы подкрепиться чем-нибудь горячим.
— Одёжку тоже скинь, застирать её надо, — скомандовала Застуда. — А я тебе чистое на лавке внизу оставлю.
Вурдалачка крутнулась, взметнув вышитым подолом сарафана, поправила набитый сеном тюфяк, ещё раз осмотрела Стёпку с ног до головы, хмыкнула насмешливо и ускакала вниз по лестнице.
Стёпка скинул котомку, снял рубашку, помялся, покряхтел, потом снял с шеи тяжёлый амулет и ничего при этом не ощутил — страж даже не трепыхнулся. Вся грудь у Стёпки была исцарапана так, словно он взбесившуюся кошку за пазухой пытался удержать. Одни царапины уже зажили, а другие были совсем свежие. Кровь мою, гад, пил, и за мной же шпионил. Ну и лежи теперь в котомке, подгляд вражий, не достанется тебе больше кровушки молодецкой. Прав был Смакла, что не доверял тебе. А я, дурак, ему не верил. Спорил ещё зачем-то.
Он взял собой мыло, полотенце и спустился вниз. Скинул одежду, умылся как сумел, неловко поливая себя тёплой водой из большой бадьи, потом, вспомнив слова вурдалачки о запахе мертвечины, хорошенько намылил голову. Непривычно пахнущее грубоватое местное мыло сильно щипало глаза и царапало кожу. И очень плохо смывалось. Когда он уже вытерся и влез в разложенную на лавке слегка великоватую и непривычную одежду с чужого плеча, постучала Застуда, спросила из-за двери:
— Управился ли?
Стёпка влез в кроссовки, вышел на крыльцо, неловко заправляя широкую рубаху. Вурдалачка повела носом, ничего не учуяла и, вроде бы, осталась довольна, но затем опустила взгляд и нахмурилась:
— Сапоги свои почто не скинул?
— Я босиком не привык.
— Ишь какой… — фыркнула она. — Из бояричей разве? А по обличью и не похож.
— А сама? — Стёпка показал на изящные кожаные полусапожки с травяным узором по обрезу, виднеющиеся из-под просторной юбки. — Тоже не босая бегаешь.
— Я девушка. Мне ноги колоть да марать зазорно. Замуж не возьмут, — захохотала она.
— А мне, значит, и с грязными ногами ходить можно, да? — буркнул Стёпка, подтягивая спадающие штаны.
— Тебе о невестах рано думать. Мал ещё. Снедать будешь?
— Чего?
— Голодный, говорю? Щей горячих хочешь?
— Очень.
Под навесом, на широком, до янтарной прозрачности выскобленном деревянном столе уже дымился чугунок с горячими наваристыми щами, лежал в глиняной тарелке большой кусок мяса, ласкала взгляд щедрая краюха ржаного хлеба. Стёпка сидел в стороне от шумных гоблинов и уминал вкуснятину за обе щеки. Жизнь потихоньку налаживалась. Он даже почти поверил, что и со Смаклой всё тоже обойдётся как нельзя лучше. Отыщет он младшего слугу и спасёт. А как же иначе?
Застуда никуда не ушла, сидела рядом. В рот, правда, не заглядывала, но болтала без умолку. Очень говорливая оказалась вурдалачка. И хотя Степан на все вопросы пока мог отвечать только утвердительным мычанием или отрицательным мотанием головы, она не унималась. Особенно её интересовало, почему ничем не примечательным отрок прячется от весичей и с какого перепугу маги-дознаватели хотят его изловить.
— Весичи в Проторе уже две седьмицы стоят, а никого ещё не ловили и не искали. Тихо себя ведут, уважительно. А ты и появиться у нас ещё не успел, а они уже про тебя батюшку пытали. Почто?
— Потому что я демон, — признался Стёпка, обгрызая вкусную косточку.
Застуда, само собой, тут же решила, что над ней насмехаются, и очень смешно обиделась. Словно маленькая девчонка. Надула губы и помрачнела. Ага, а как сама над Стёпкой хихикала, так ничего, губы не топырила.
— Честное слово, демон. Меня в Летописном замке призвали. А маги-дознаватели теперь изловить хотят зачем-то. Наверное, сами таких демонов вызывать не умеют. Мы с дядькой Неусвистайло ехали, но пришлось его оставить на Бучиловом хуторе, а самим через лес идти сюда. Со мной ещё гоблин был, но маги его усыпили и увезли. Нарочно, чтобы я за ним пришёл. Вот я и пришёл. Только я к магам не хочу. Я не придумал ещё, как мне гоблина выручить.
Но Застуде про незнакомого гоблина было неинтересно. Уверившись, что Стёпка правду о своих отношениях с весичами твёрдо намерен скрывать, она переключилась на другую новость, гораздо более волнительную. Сверкая глазами и почти вплотную приблизив к нему лицо, она вполголоса рассказала, что вся Протора гудит и волнуется, что люди бают, будто сама Старуха-с-Копьём через весскую заставу нонче проскакала, и весичи её остановить не сумели. Будто бы раскидала заставу по обочине да наказанием пригрозила за то, что перечить посмели. Её многие видели, она недалеко от корчмы в Пытёхин проулок свернула, а если бы не свернула, то как раз бы на Застуду её и вынесло. А Застуда как раз по ту пору от подружки шла. Такой ужас. Все теперь боятся, думают, что страшная Старуха добычу ищет, по Проторе шастает.
— Не шастает, — проговорился Стёпка. — И никакая добыча ей не нужна.
— Как ты знаешь?
— Она меня сюда довезла, а потом в девушку превратилась и на небо улетела.
— Ох, и силён ты брехать! — рассердилась Застуда и опять глазищами засверкала и даже клыки свои остренькие показала. — Ведомо мне теперь, почто тебя маги-то ищут, верно, натрепал им с три подводы кренделей…
И тут на сцене вдруг появился Дрэга. Буквально свалился с неба чуть ли не на голову. Впорхнул под навес, упал прямо перед Стёпкой, клацнул коготками по столу и жадно набросился на мясо, причавкивая и прихрюкивая, словно всю эту вкуснятину только для него здесь и выложили.
— Дракончик! — взвизгнула Застуда. — Лови его, лови, а то улетит! — и руки загребущие растопырила, уже готовясь схватить зверька.
— Не улетит, — успокоил её Стёпка, прикрыв маленького друга ладонью, чтобы защитить его от девчачьего нападения. — Это Дрэга. Он со мной пришёл. Он теперь пока брюхо себе до отвала не набьёт, никуда не денется. На, обжора, не подавись, — и отдал дракончику недогрызенную косточку.
Глаза у Застуды распахнулись на пол-лица. Она смотрела то на Дрэгу то на Стёпку, то опять на Дрэгу и, кажется, начала сомневаться уже и насчёт Старухи. От такого удивительного отрока всего можно ожидать, даже и того, что он окажется взаправдашним ведьминым внуком. А иначе зачем бы его весичи так настойчиво разыскивали? Над Стёпкой отчётливо нависла угроза новых, ещё более въедливых расспросов. Спасение пришло вовремя. Прибежавшая чумазая и очень смешливая служанка протараторила, что Застуду сей же миг требует отец. Застуда ойкнула, подхватилась и резво ускакала, унося с собой все незаданные вопросы. Служанка восторженно повизжала над дракончиком, погладить его не решилась и с нескрываемым сожалением убежала вслед за вурдалачкой.
Дрэга наелся и пристроился спать рядом с тарелкой. Стёпка подхватил его под мягкое брюшко, унёс наверх, в летник и уложил на охапку сена. Сам тоже хотел улечься, но сна не было ни в одном глазу, хотя, казалось, после почти бессонной ночи, проведённой в тайге, он должен был бы валиться с ног от усталости. Помаявшись с полчаса, он спустился вниз и вышел во двор. Ему хотелось послушать, о чём говорят. Весичей он сейчас не слишком опасался. Одежда с чужого плеча сделала его почти неузнаваемым. Он сейчас почти ничем не отличался от местных мальчишек. А от слишком глазастых и догадливых магов, которые видят демонов насквозь, он собирался держаться как можно дальше.