— А Смакла? — Стёпка посмотрел на сидящего в соседней повозке гоблина. Младший слуга что-то увлечённо рассказывал Бреженю.
Неусвистайло дёрнул себя за ус, посопел.
— А кому он нужён, коли по уму-то рассудить. Едет с нами гобль малой, да и пущай себе едет. Весичам до него дела быть не должно. Ну а ежели с ними чародей какой, али колдун, — скажу, что взяли, мол, мальца в услужение, за конями приглядывать… Шуруй шибче в лес, они вот-вот из-за поворота вывернутся.
Стёпка, провожаемый удивлёнными взглядами попутчиков, перепрыгнул поваленный ствол, вскарабкался по мшистому камню наверх и нырнул в спасительную чащу. Густой можжевельник сразу скрыл от него и дорогу и повозки. Что-то спросил Смакла, заржала неподалёку лошадь, застучали копыта… Стёпка прибавил шагу, взбежал по мягкому ковру мха на верхушку взгорка, оглянулся. За соснами желтела дорога. Копыта стучали всё ближе. Сейчас покажутся. Он пригнулся, попятился, и лес, как говорится, поглотил его.
Сначала Стёпка почти бежал вниз по склону, прыгая с камня на камень. Потом, решив, что удалился от дороги на достаточно безопасное расстояние, перешёл на шаг. Но шёл всё равно с опаской и оглядкой. Боялся, что злые дяди весичи подстерегут его, выскочат из-за кустов, набросятся, скрутят и уволокут к Полыне в узилище. Неужели они там, на дороге, в самом деле расспрашивают о нём? Вряд ли… Во-первых, они не из замка едут, а во-вторых, никто не видел, что он к троллю в повозку сел… Ага! А вдруг кто-нибудь да и видел. Проследил за ним и сообщил потом куда следует. Проклятый карлик Дотто знал же откуда-то, что они до переправы подводу искали. А здесь не то что карлик, здесь любая зверюшка неприметная может оказаться вражеским шпионом. Подсылом оркландским или слугой серолицего колдуна. Да и Полыне, между прочим, ничего не стоит заглянуть в какое-нибудь своё отвечай-зеркало или, скажем, в подгляди-воду, чтобы узнать, где находится демон Стеслав и куда он едет.
Чем дальше отходил Стёпка от дороги, тем легче у него становилось на душе. Он даже подобрал сломанную сухую ветку и стал рубить ею папоротники, воображая, что сражается с врагами и что в руке у него настоящий меч, такой же, как у Гвоздыри. Меч со свистом рассекал воздух, и головы врагов покорно валились в мох, и оркландское войско в ужасе разбегалось, и весские воеводы просили у Стёпки прощения за то, что так плохо думали о нём, а серолицего Полыню за все его пакости светлейший князь Бучила понижал из оберегателя в младшего отмывателя грязной посуды…
— Помогите! — вскричал кто-то тоненьким голоском впереди и выше по склону.
Стёпка остановился, прислушиваясь. Не почудилось ли?
— Помогите, люди добрые! Пропадаю!
Не почудилось, в самом деле звали на помощь. Голосок был такой жалобный и такое смертное отчаяние звучало в нём, что Стёпка ощутил вдруг себя отважным спасателем, и не раздумывая бросился вверх. Кричали совсем рядом, вон за той сосной или чуть левее.
Он уже почти увидел попавшего в беду человека, когда земля под его ногами вдруг податливо разошлась, и он ухнул куда-то вниз, успев лишь испуганно ойкнуть. В первое мгновение ему показалось, что яма бездонна, но, провалившись метра на два, он застрял, прочно стиснутый узкими стенами. Падая, он больно проехался щекой по шершавому камню и едва не выбил глаз торчащим обрубком корня. Но в целом он легко отделался — ничего не сломал и не вывихнул.
— Ну ни фига себе! — сказал он, ещё не веря в необратимость случившегося с ним несчастья и с надеждой глядя вверх на неровное отверстие, в котором сквозь обрывки корней и бахрому мха виден был кусочек неба и страшно далёкие ветви сосен. — Вот так я попал!
Дотянуться до края ямы он не мог. А это означало, что без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. И главное — сколько ни кричи, никто не услышит. Яма глубокая, до дороги далеко… Да и кричать не слишком хочется. Потому что а вдруг его жалобные вопли приведут сюда весичей. То-то обрадуются дружинники, то-то возликуют! Бери демона тёпленьким, он ещё и спасибо скажет за спаcение.
Плохо дело. Совсем плохо. Когда ещё тролли догадаются пойти на поиски запропавшего отрока. Разве что пчёлы сумеют его здесь отыскать… Нет, лучше всё же самому попробовать… И тут Стёпка вдруг вспомнил, что его кто-то же отсюда звал на помощь! Кто? И где он? И почему больше не кричит?
До него не сразу дошло, что он опять попался. Не хотелось ему в такое верить, но пришлось. Его заманили! Кто-то нарочно позвал его жалобным голосом, и он, как самый распоследний дурак бросился спасать неведомо кого… и спас, называется. Самого бы сейчас кто вытащил из этой ямы. Ну надо же было так сглупить! Ведь давал же, давал себе слово не верить никому и ничему!
Стёпка попытался развернуться, и сразу же что-то больно упёрлось в левый бок, под самое ребро. Он изогнулся, посмотрел вниз — и его бросило в жар. Изо дна ямы торчал заострённый кол. Очень острый, очень длинный, толщиной с руку; покрыт чем-то бурым, запёкшимся, неприятным на вид и наводящим на самые невесёлые размышления. У Стёпки сразу неприятно заныло в животе. Просто удивительно, как он ухитрился не насадиться на этот жуткий кол. Яма такая узкая, что промахнуться практически невозможно. Но он всё же промахнулся. Не иначе, страж помог. Уберёг хозяина от мучительной смерти. Что же он, гад, раньше не предупредил, когда я к яме этой со всей дури бежал?!
Это была ловушка. Настоящая охотничья ловушка, умело замаскированная сверху ветками и мхом. И Стёпка в неё угодил. Прекрасно. Ну и что теперь делать? Не сидеть же здесь, как говорила бабушка, до морковкиного заговения.
Он завозился. Надо выбираться и как можно скорее. Если упереться в стены руками, ногами и спиной, как Джеки Чан, то, может быть, что-нибудь и получится… Только бы на кол не сесть! Выдрать бы его или набок свернуть. Но кол был вкопан крепко, на совесть. Придётся рискнуть.
После долгого пыхтения, сопения и напряжения всех сил ему удалось вскарабкаться чуть повыше и поставить правую ногу на торчащий из стены обрубок корня. Края ямы приблизились сразу почти на метр. Земля, камни и мох сыпались за шиворот и на голову, но он не обращал на это внимания, потому что спасение было уже близко. Дотянуться бы только вон до того корня…
— Он чичас вышкребется, — сказал вдруг кто-то над ним хриплым басом. — Ишь как осерчал, ровно зверь фырчит.
Стёпка вздрогнул и чуть не сорвался вниз. Чудом буквально удержался. И его опять бросило в жар, потому что упади он сейчас — наверняка насадился бы на кол, основательно и навсегда.
— Кто там? — крикнул он, задрав голову. — Эй! Помогите мне выбраться! Помогите мне! Пожалуйста!
— А вот мы ужо тебе подмогнём! — закричало сразу несколько голосов. — Каменьями его, каменьями! Шибче круши!
Сверху тотчас густо посыпались камни. Один ударил Стёпку в здоровое плечо, другой шаркнул по колену, ещё один попал в голову — больно, блин!
— Эй! — заорал Стёпка. — Вы что там, с ума посходили совсем! Мне же больно!
В ответ раздался хриплый хохот, и опять полетели камни. Они были не слишком большие, видимо, лишь по той причине, что в этом лесу других просто не нашлось. Или оттого, что метатели камней сами были не слишком крупными созданиями. Это же были гномы. Стёпка уже слышал прежде такой хохот и такие же хриплые неприятные голоса. Имел, как говорится, удовольствие. Проклятые коротышки! Проклятый Зебур! Не зря он тогда грозился запомнить Стёпку и отомстить ему. «Ты ещё страшно пожалеешь!» Они достали его, и Стёпка уже жалел. Он же ничего против этих гномов не имел, просто так получилось, что он тогда на башню к Гвоздыре поднялся. Разве он виноват?
Бац!!! От крепкого удара свет в глазах на мгновение померк. Ещё одно такое попадание, и он рухнет вниз, прямо на страшный кол. И там его добьют и завалят камнями, похоронив заживо. Ему вдруг сделалось так жутко, что он растопырился весь как каракатица, напрягся и со страшным зубовным скрежетом — никогда ещё он так не напрягался — принялся карабкаться вверх, обдирая руки, спину и колени. В другое время у него такое ни за что не получилось бы. А сейчас он просто очень испугался и ужасно разозлился. Осерчал шибко. Не хочу погибать в яме! Не желаю на кол! Стыдно быть побеждённым какими-то мелкими, подлыми гномами. Я вам всем сейчас устрою! Вы у меня похохочете! Самих в яму покидаю!
Не обращая внимания на победные крики врагов и на сыпящиеся градом камни, Стёпка кое-как выдрался наверх, ухватился за мох, дрыгнул в последнем усилии ногами и откатился в сторону от ловушки. Голова болела сразу в нескольких местах, за пазухой было полно земли, на зубах скрипел песок. Мох приятно холодил разгорячённую кожу. Стёпка отдышался, отплевался и приподнял голову, прислушиваясь. Где же они, эти подлые гномы? Нет никого. Удрали, паразиты, испугались. Правильно испугались. Страшен разгневанный демон и пощады от него не жди.
Он поднялся, помотал головой, вытрясая землю из волос и из-за пазухи. Приключения продолжаются, милорды, но корячиться по ямам мы, кажется, не договаривались…
Что-то тоненько тенькнуло, и в сантиметре от его головы в ствол сосны туго вонзилась чёрная оперённая стрела. Стёпка застыл, пригнувшись и не сводя с неё глаз. Стрела ушла в дерево наполовину, она была с его указательный палец, стрела, выпущенная, ясное дело, из гномьего арбалета. Маленькая, но очень толстая. Такая в тело воткнётся — не обрадуешься.
Ещё раз тенькнуло, и он упал лицом в мох. Оживший страж дёрнул его за шею, спасая от очередного залпа. Стрелы — не меньше десятка! — просвистели над ним и беззвучно канули во мхах. Невидимые враги разочарованно взвыли и вновь принялись взводить арбалеты.
Сначала заманили в ловушку, потом чуть не забросали камнями, а напоследок решили утыкать игрушечными стрелами! Спрятался, называется, от весичей, переждал беду в кустах. Неужели для демона в этом мире нигде нет безопасного места?
Лежать долго на одном месте было нельзя, Стёпка это хорошо понимал. А если бы не понимал, то страж живенько подсказал бы ему, что пора уносить ноги. Гномы в следующий раз не промахнутся, они, наверное, уже взяли его на прицел. Он неловко перекатился в сторону, сполз на животе по мшистому камню и помчался прочь, справедливо рассудив, что бегство для него сейчас — лучший выход. За спиной закричали, несколько посланных вдогонку стрел пробуравили над ним воздух, одна даже рванула рубашку, но, к счастью, обошлось без крови и ран. Разгневанный демон бегал быстро да ещё и петлять по-заячьи не забывал. Попробуй в такого попади.
Невидимые враги остались далеко за спиной, но Стёпка бежал, не останавливаясь. Кто знает, сколько гномов прячется в лесу и сколько у них арбалетов. Может, они под каждым кустом сидят, его дожидаясь.
Убежал он далеко и поначалу ему даже показалось, что он заблудился. Впрочем, заблудиться здесь было трудно: ложбина спускалась к дороге, и Стёпка, то и дело оглядываясь, пошёл вниз.
Осторожничал он не зря. Подлые гномы упускать его не собирались и приготовили новую пакость. И он в эту пакость, конечно же, угодил.
Впереди хрустнула вдруг под чьей-то неловкой ногой ветка, и Степан, обмерев, припал к стволу сосны. Тот, впереди, тоже замер. Они так постояли примерно с минуту, потом Стёпка осторожно, очень осторожно выглянул. Он был почти уверен, что увидит притаившегося или подкрадывающегося гнома. Шишкой, что ли, в него швырнуть.
Но никого там, за деревом, не было, и приготовленная шишка не пригодилась. А жаль…
В воздухе шумно прошелестели крылья, Стёпку хлестнуло по плечам, он рванулся было, но верёвка уже притянула его к сосне, крепко и обидно — носом в смолистую кору. И пока он брыкался, пытаясь хотя бы развернуться, верёвка обмотнулась вокруг него несколько раз, так что можно было больше и не дёргаться. Он высматривал врагов впереди, а они подкрались сзади. Краем глаза он заметил мелькнувшую мимо него крупную птицу, затем ещё одну. Птицы кружились вокруг сосны, приматывая его к дереву всё туже и туже.
Поймали всё-таки, гномы проклятые! Ловко это у них получилось. Кто же знал, что даже птицы им здесь помогают. А он теперь не мог ни убежать, ни увернуться, ни хотя бы просто встретить смерть лицом к лицу, как подобает настоящему… Неужели в спину будут стрелять? Стёпка не сомневался, что у гномов хватит на это подлости. Расстреляют сейчас спокойно и без промахов. Ещё, чего доброго, соревнование устроят, кто точнее в сердце попадёт. Спину всю истыкают…
— Добегался ужо! — сказал кто-то за его спиной. — Таперича не вырвется, знатно угодил!
Голос шёл снизу, от земли, и был он довольный-предовольный. Ещё бы! Такие маленькие — и такого большого изловили!
— Мало не утёк, воровское отродье! — отозвался другой голос, такой же довольный и ещё более неприятный. — Ровно заяц чесанул. Не хочет, знать, с чужим золотом расставаться. Чуешь, Галуда, сколь в нём золотца-то. Не сбрехал Зебур, всё так и есть, как сказывал. Чичас я ему…
— Погодь, Чама, малость погодь, — оборвал его первый. — Энто мы наопосля прибережём… Слышь-ка, ворёныш, — Стёпке в голову угодила колючая сосновая шишка, не больно, но очень обидно. — Слышь-ка, чево скажу. Ты ногами не взбрыкивай покудова, погоди чуток, мы с тебя сапоги сволокём, потому как золотце там у тебя прихоронено. А опосля ужо и повзбрыкивать можешь от усей своей прыти. Мы воров шибко не любим и тебя, значить, тово-самово… Помрёшь ты вскорости смертью заслуженной, нерадостной. А неча было на чужое добро зариться!
— Не зарился я на ваше золото! — задёргался Стёпка. — Сами вы воры!
— Знамо дело, не зарился, — засмеялись враги в несколько голосов. — Тебе наше зотолце век искать не сыскать. Ты сродственника нашего ограбил до последней застёжки, за то и ответишь.
— Да забирайте вы это чёртово золото! — закричал Стёпка. — Не нужно оно мне! Я не знал, что его у Зебура отобрали! Я вам его и так отдам!
— Эвон как заголосил. Сам, баит, отдам… Нет, ворёныш, не сам. Мы его у тебя отберём да Зебуру со всем почтением и возвернём. А коли дрыгнешь ещё ножищами — засажу стрелу в седалище по самое перо. Сымайте с него обувку!
— Только попробуйте! — Стёпка разъярился вдруг так, что едва верёвки не порвал. — Я с вами сейчас сам не знаю что сделаю! Передавлю, разорву, распинаю!.. Отвяжите меня, пока я не рассердился!
Множество цепких рук ухватило его за ноги, кто-то полез вверх, цепко хватаясь за брюки, кто-то сгоряча кольнул его в икру острым ножом — а чего с ворёнышем аккуратничать, всё одно ему вскорости помирать.
Это было очень унизительно — стоять, прижавшись к дереву, словно распятая лягушка, чувствовать, как по тебе ползают наглые захватчики, и ждать, что тебе в мягкое место вот-вот вонзится толстая гномья стрела. Наверное, что-то подобное испытывал Гулливер, проснувшись среди лилипутов.
«СТРАЖ!!!» — завопил Стёпка во весь свой внутренний голос, беззвучно, вроде бы, завопил, но так отчаянно и зло, что показалось ему, будто на весь лес крикнул: — «СТРАЖ, ПОМОГИ!»
Раньше надо было стража вспоминать, не пришлось бы нос о кору царапать да шкурой своей нежной рисковать. Крикнул Стёпка и сразу налился весь неведомо откуда взявшейся силой, словно бы его накачали насосом, и сделался он могучим и непобедимым, и гномы эти подлые показались ему чем-то вроде докучливых комаров: неприятно, но не опасно. Он легко напряг плечи, упёрся ногами в землю и… Бэнг! Бэнг! Бэнг! Прочные, как казалось поначалу, верёвки лопнули одна за другой так звонко, что аж в воздухе загудело. Стёпку отбросило от сосны, он едва удержался на ногах, развернулся и успел увидеть улетающую птицу, на спине у которой сидел испуганно оглядывающийся гном в рогатом шлеме. Крупная, отблескивающая металлом птица скрылась за деревьями, и Стёпке показалось, что это была не птица, а летучая мышь. Впрочем, не важно. Подлые гномы могли приручить кого угодно, хоть птиц, хоть нетопырей.
Он опустил глаза к земле — и в трёх шагах от себя увидел другого гнома. На мшистом камне стоял бородатый, темноволосый и очень коренастый человечек с грубым лицом. Одет он был в зелёный стёганый зипун, широкие порты и лапти. Кустики цветущей черники доходили ему до плеч. В руках гном держал взведённый арбалет, но направлял его не на Стёпку. Гном стоял, как молнией поражённый, и смотрел неестественно округлившимися глазами куда-то за Стёпкину спину. И было в его взгляде что-то такое, что Стёпка тоже оглянулся. Бог знает, что он ожидал увидеть там, за своей спиной, но никак не то, что увидел.