– Опасное дело, – доверительно сообщил Шарпу полковник Уильям Уоллес.
– Так точно, сэр.
– Видели, что случилось в Ассайе? – спросил полковник, снимая треуголку и обмахиваясь ею как веером. Белые перья плюмажа были испачканы засохшей кровью.
– Не видел, сэр, но слышал.
Неприятный инцидент произошел после сражения под Ассайе при подрыве захваченной неприятельской артиллерии. Одно громадное осадное орудие взорвалось преждевременно, что привело к гибели двух инженеров.
– Хороших инженеров не хватает, – заметил Уоллес, – а они нам еще понадобятся, если только пойдем к Гавилгуру.
– К Гавилгуру, сэр?
– Да. Есть такая крепость. Жуткое место. – Шотландец повернулся и указал на север. – Около двадцати миль отсюда. Если у маратхов есть что-то в голове, то отступят они именно туда. – Он вздохнул. – Сам я никогда там не был, и, может быть, все не так и плохо, но помню, что бедняга Маккандлесс называл ее неприступной. Сравнивал со Стерлинг-Касл, только здешняя намного больше и стоит на скале в двадцать раз выше.
Шарп никогда не видел Стерлинг-Касл и понятия не имел, о чем говорит полковник, а потому промолчал. Уоллес прислал за ним утром, и вот теперь они шли по полю, где еще несколько часов назад гремели пушки. Мальчишка-араб следовал за ними, отстав на несколько шагов.
– Ваш? – осведомился Уоллес.
– Думаю, что да, сэр. Вроде как подобрал его вчера.
– Слуга каждому офицеру нужен. Уркхарт говорил, что вы обходились сами.
Ага, значит, капитан обсуждал его с полковником. Ничего хорошего от такого разговора ожидать не стоило. Уркхарт уже несколько раз рекомендовал прапорщику обзавестись слугой, намекая на то, что его форма нуждается в стирке и глажении, однако поскольку запасной одежды у него все равно не было, то и необходимости в слуге Шарп не видел.
– Вообще-то, сэр, я просто не сообразил, что с ним делать, вот и взял пока себе.
Полковник повернулся и заговорил с мальчишкой на одном из индийских языков. Ахмед удивленно уставился на шотландца, потом с серьезным видом кивнул. Шарп не знал, понял ли парнишка что-то или только притворяется.
– Я сказал, чтобы он прислуживал вам, как положено, и что вы ему заплатите. – Полковник, похоже, остался недоволен мальчишкой, хотя, может статься, все дело было в его недовольстве Шарпом. Уоллес старался держаться дружелюбно, но получалось у него это не слишком убедительно. В каком-то смысле лысоватый шотландец был союзником Шарпа, поскольку именно он принял его в свой батальон после Ассайе. Правда, как подозревал сам Шарп, немалую роль в этом сыграло ходатайство покойного полковника Маккандлесса, бывшего другом Уоллеса. И все же в компании командира бригады Шарп чувствовал себя неуютно. – Как ваша женщина? – полюбопытствовал шотландец.
– Моя женщина, сэр? – Прапорщик покраснел.
– Да, та француженка, не помню ее имени. Вы ведь ей сразу понравились, верно?
– Ее зовут Симона, сэр. Симона Жубер. Она сейчас в Серингапатаме, сэр. Решила, что там ей будет лучше.
– Правильно.
Симона Жубер стала вдовой после сражения при Ассайе, во время которого погиб ее муж, французский капитан Жубер – военный советник в армии Скиндии. Еще раньше молодая женщина стала любовницей Шарпа, а затем предпочла остаться с ним. Деваться ей и впрямь было некуда. Но поскольку Уэлсли запрещал своим офицерам брать жен в поход, а Симона к тому же и не была женой Шарпа, ей пришлось отправиться в Серингапатам и ждать его там. С собой мадам Жубер взяла рекомендательное письмо к приятелю Шарпа, майору Стоксу, управлявшему оружейным складом, и несколько мелких брильянтов из сокровищ султана Типу, которых должно было хватить на жилье, служанку и пропитание. Иногда Шарп ругал себя за то, что дал ей слишком много камней, но находил утешение в мысли, что лишнего Симона не потратит.
– Так вы счастливы, Шарп? – спросил вдруг Уоллес.
– Так точно, сэр, – безрадостно ответил прапорщик.
– Дел много?
– Не сказал бы, сэр.
– Трудно, да? – Полковник остановился, наблюдая за пушкарями, закладывавшими заряд в захваченное орудие, громадное чудовище, ядро которого весило, наверно, никак не меньше двадцати фунтов. Жерло его украшали мастерски отлитые и с фантазией расписанные изображения цветков лотоса и танцующих девиц. Канониры уже заложили двойной заряд пороха и теперь забивали в почерневшую стальную глотку сразу два ядра. Инженер принес пару деревянных клиньев, сержант вколотил их в дуло. Инженер достал из кармана моток фитильного шнура, вставил один конец в запальное отверстие и стал отходить, разматывая клубок. – Пожалуй, лучше отойти подальше, – сказал Уоллес. – Не хотелось бы лишиться головы из-за какого-то куска железа, а?
– Никак нет, сэр.
– Да-да, привыкать трудно, – собираясь с мыслями, проворчал Уоллес. – Вы ведь из рядовых, верно? Прекрасно. Похвально. Достойно восхищения. Но трудно, а?
– Наверно, сэр.
Уоллес вздохнул – прапорщик никак не хотел облегчать ему разговор.
– Уркхарт сказал, что вы, как ему представляется, не очень... – полковник помолчал, подбирая подходящее слово, – не очень довольны?
– Со временем привыкну.
– Конечно, конечно. Сразу ничего не бывает. Вы правы. – Шотландец провел ладонью по потной лысине. – Помню, как сам начинал. Много лет прошло... Я и сам тогда совсем еще мальчишкой был. Ничего не понимал! Что? Куда? Как? Говорили повернуть налево, а сами поворачивали направо. Странно. Мне тогда все казалось странным. Первые месяцы голова шла кругом. – Полковник помолчал. – Жарко. Чертовски жарко. Слышали о Девяносто пятом?
– Девяносто пятом? Никак нет, сэр. Тоже шотландский батальон?
– Нет, бог ты мой. Конечно нет. Девяносто пятый стрелковый. Раньше назывался Экспериментальным стрелковым корпусом! Представляете? – Уоллес хохотнул. – Ну и названьице! Сейчас им командует один мой друг. Уилли Стюарт. Достопочтенный Уильям Стюарт. Отличный парень! Но, надо признать, чудаковат. Его парни носят зеленые мундиры. Зеленые! Говорит, его ребятам не хватает твердости. Ха! В зеленых-то мундирах. – Он усмехнулся, показывая, что пошутил. – Дело, Шарп, вот в чем. Я тут подумал, не лучше ли вам будет в зеленом мундире, а? Вообще-то он сам вроде как предложил, понимаете? Прислал письмо. Спрашивает, нет у меня способных молодых офицеров, которые могли бы перенести индийский опыт в Шорнклифф. Я уж было собрался ответить, что нам тут и самим таких парней не хватает, что у нас вроде как постреливают, и его парням как раз этого и недостает, но потом вспомнил про вас.
Прапорщик молчал. Под какой подливкой ни подавай, суть не меняется – его отчисляли из 74-го батальона. Конечно, Уоллес поступал благородно, предлагая перевестись туда, где оценили бы его боевой опыт, но... Скорее всего, решил Шарп, речь идет о каком-то наспех сформированном батальоне, собранном из остатков других частей и новобранцев, от которых отказались сержанты-вербовщики. Уже одно то, что они носили зеленые мундиры, говорило о многом – наверняка в армии просто недостало для них красного сукна. Да такие разбегутся в первом же бою, а потом и в строй некого будет ставить.
– Я написал Уилли, – продолжал Уоллес, – так что место для вас имеется. – Понимать это следовало, очевидно, так, что достопочтенный Уильям Стюарт был чем-то обязан полковнику Уоллесу. – Откровенно говоря, проблема в том, что в Мадрас прибыло свежее пополнение. Мы их раньше весны и не ждали, но что есть, то есть. Через месяц-полтора, думаю, восстановим численный состав. – Полковник помолчал, решая, наверно, в достаточной ли степени он смягчил нанесенный удар. – Поймите, Шарп, – заговорил он, как бы подводя итог, – шотландские части – это, ну, как семьи. Да, как семьи. Моя мать всегда так говорила, а уж она-то в таких вопросах толк знала. Как семьи! В отличие, например, от английских. Согласны?
– Так точно, сэр, – ответил Шарп, с трудом скрывая отчаяние.
– Но пока война продолжается, я вас, конечно, не отпущу, – добродушно продолжал Уоллес, снова поворачиваясь, чтобы посмотреть, как работают пушкари. Инженер уже размотал шнур на всю длину, и канониры кричали всем отойти подальше. – Приятно посмотреть, как работают люди.
Инженер достал трутницу и склонился над запалом. Вспыхнул огонек. Пламя побежало по тонкому, едва заметному в сухой траве шнуру. Горел он быстро, рассыпая искры и дымя. Потом огонь как будто выпрыгнул из травы и взбежал к запальному отверстию.
Секунду-другую все было тихо, потом громадное орудие как будто рассыпалось. Двойной пороховой заряд попытался вытолкнуть ядра из жерла, но сопротивление оказалось достаточно сильным. Клинья выдержали, а вот разукрашенное дуло лопнуло. Куски покореженного металла ударили во все стороны, и пушка исчезла в дыму. Колеса отлетели, передняя часть ствола рухнула на землю. Пушкари отметили успех торжествующими криками.
– Одной маратхской пушкой меньше, – сказал Уоллес. Ахмед довольно оскалился. – Вы знаете Маккея? – спросил полковник.
– Никак нет, сэр.
– Капитан Маккей. Хью Маккей. Служит в Ост-Индской компании. Четвертый кавалерийский. Очень хороший парень. Очень. Я хорошо знаю его отца. Дело вот в чем. Перед Ассайе молодого Хью назначили старшим обозной команды. Справился, надо признать, отлично! Просто отлично. Но оставаться в обозе не пожелал. Потребовал, чтобы его вернули в боевую часть. Прямое неподчинение, а? Уэлсли, разумеется, был за то, чтобы Маккей остался с быками, но Хью и слышать не хотел. Желал показать себя во всей красе. Что ж, его право. Да вот только вчера беднягу убило. Разрезало пополам ядром. – Уоллес повысил голос, как будто считал случившееся с капитаном полнейшим безобразием. – Так что обозная команда осталась без присмотра. Понимаете, Шарп?
Боже, теперь из меня делают начальника быков, подумал прапорщик. Еще одно повышение.
– Сказать, что они остались совсем уж без присмотра, было бы несправедливо, – продолжал Уоллес, – потому что старший там есть. Но у парня совершенно никакого опыта работы с быками. Его зовут Торранс. Хороший малый, но дела сейчас пойдут поживее, и ему потребуется надежный помощник. Мы ведь углубляемся во вражескую территорию, понимаете? Кругом эта проклятая кавалерия. В общем, Торранс не справляется. Нужен человек, который навел бы там порядок. Вот я и подумал, что лучшей, чем вы, кандидатуры нет. Вы же работали на складе у Стокса, верно? – Уоллес улыбнулся так, будто бы оказывал прапорщику огромную услугу.
– Но я же не разбираюсь в быках, сэр, – попытался возразить Шарп.
– Нисколько не сомневаюсь! Даже уверен! Да и кто в них разбирается? То-то и оно. И там ведь не только быки. Есть еще дромадеры. И слоны. Настоящий зверинец! Но опыт, Шарп! Опыт пойдет вам на пользу. Так сказать, еще одна тетива к вашему луку.
Спорить и возражать не имело смысла. Его участь была решена. Прапорщик покорно кивнул.
– Есть, сэр.
– Вот и хорошо! Отлично! Прекрасно! – Уоллес облегченно вздохнул, как человек, решивший трудную задачу. – Это ненадолго. Скиндия уже просит мира, а скоро и раджа пойдет на попятную. Допускаю, что нам даже не придется идти к Гавилгуру, если, конечно, эти мерзавцы именно там попытаются спрятаться. Так что помогите Торрансу, а потом собирайтесь в обратный путь. В Англию. Станете зеленомундирником, а?
Итак, прапорщик Шарп засыпался. Дал маху. Не приглянулся. Пробыл в офицерах два месяца и получил коленом под зад. Таким не место в боевой части. Вперед – к быкам и дромадерам. Сказал бы еще кто, что это за твари такие, дромадеры! А потом в Англию. Снимай красный мундир – тебе больше пойдет зеленый. Вот так-то, прапорщик Шарп. Обделался, как теленок.
Британская и союзная кавалерия преследовали противника всю ночь, и только на рассвете всадники спешились, напоили коней, недолго отдохнули, снова забрались в седло и поскакали дальше. Скачка эта продолжалась до тех пор, пока лошадей не стало пошатывать от усталости, а пот взбился до белой пены. Лишь тогда дикая погоня наконец закончилась. Руки уже не держали сабли, лезвия затупились, жажда крови была утолена. Та ночь стала прославлением победы, мщения и ярости, резней при свете луны, затопившей плоскогорье черной кровью, а день – ее продолжением и пиршеством для всех стервятников, крылатых и четвероногих.
Погоня закончилась у внезапно выросшего горного хребта, обозначавшего северную границу Деканского плоскогорья. Крутые, густо поросшие лесом холмы не лучшее место для кавалерии, а за холмами поднимались отвесные скалы, протянувшиеся с запада на восток подобно сказочным укреплениям некоего племени великанов. Кое-где в каменные отвесы врезались глубокие ущелья, и кое-кто из британцев, взирая на остановившую их преграду, высказывал предположение, что расселины эти могут привести к самой вершине, но рисковать, однако, никто не стал. Между двумя такими расселинами выступал скалистый мыс, напоминающий гигантский нос чудовищного каменного корабля. Высота его была никак не меньше двух тысяч футов, и один из всадников, вытирая пучком травы окровавленный клинок, заметил на самой вершине пика белое пятнышко. Сначала он подумал, что это облачко, потом услышал хлопок далекого выстрела, а секундой позже на край поля упало, словно брошенное с неба, ядро. Оказавшийся рядом капитан вытащил подзорную трубу и направил ее на вершину выступа. Смотрел он долго, а потом негромко свистнул.
– Что там, сэр?
– Крепость, – ответил капитан. Рассмотреть удалось только черные каменные стены над серо-белой скалой. – Чертова крепость. Чуть ли не в самом небе. Это Гавилгур.
Орудия произвели еще несколько выстрелов, но расстояние было столь велико, что ядра потеряли силу еще до того, как упали на землю. Они падали, как капли некоего кошмарного дождя, и капитан велел отъехать подальше, чтобы ненароком не попасть под обстрел.
– Их последнее убежище, – рассмеялся он, – но к нам, парни, оно не имеет никакого отношения. Разгрызать этот орешек придется пехоте.
Кавалеристы медленно двинулись на юг. Многие лошади потеряли подковы, так что их пришлось вести под уздцы, но ночная работа была выполнена отлично. Теперь остатки разбитой армии укрылись в Гавилгуре.
С правого фланга прокричал что-то сержант, и капитан, повернувшись к западу, увидел появившуюся из рощи колонну неприятельской пехоты. Полк сохранил артиллерию, но намерения драться не выказывал. Вместе с солдатами шли сотни гражданских и несколько рот маратхской пехоты. Все они направлялись к дороге, которая вилась между холмами, а потом уходила зигзагом вверх. Если эта дорога – единственный путь к крепости, подумал капитан, то да поможет Бог тем, кому придется атаковать Гавилгур. Он навел на пехоту подзорную трубу. Солдаты в белых мундирах, похоже, не проявляли интереса к британской кавалерии, но капитан все же велел прибавить шагу.
Еще немного, и британцы скрылись за поросшим сорго полем. Капитан повернулся и в последний раз взглянул на поднебесную крепость. Она стояла так высоко, что, казалось, парила над всей Индией.
– Поганое место, – пробормотал капитан и отвернулся.
Он сделал свое дело, и пусть теперь пехота карабкается к облакам и делает свое.
* * *
Полковник Уильям Додд наблюдал за британскими кавалеристами до тех пор, пока всадники в синих мундирах не увели своих усталых лошадей к югу и не исчезли за просовым полем. Командовавший маленькой полковой батареей субадар хотел развернуть пушки и открыть по неприятелю огонь, но Додд такого разрешения не дал. Смысла в такой атаке не было: не успеют артиллеристы зарядить орудия, как кавалеристы удалятся на безопасное расстояние. Он посмотрел на бьющие из крепости орудия. Никакого вреда противнику они не причинили, разве что произвели на всадников впечатление.
Путь до вершины занял более семи часов, и к тому времени, когда Додд все же добрался до ворот, легкие у него горели, все мышцы ныли, а форма промокла от пота. Полковник поднимался пешком, не пожелав садиться в седло, потому что, во-первых, конь устал, а во-вторых, хотел показать солдатам, что их командир идет вместе со всеми. Додд был высокого роста, с угрюмым, болезненным лицом, резким, неприятным голосом и неловкими манерами, но он хорошо знал, как заслужить уважение и восхищение солдат. Видя, что командир не едет верхом, хотя и мог бы, они не позволяли себе жаловаться на тяготы долгого, выматывающего силы подъема. Семьи, обоз и батарея еще только вступили на петляющую, коварную горную тропу, проходившую в конце, на протяжении более мили, над отвесным обрывом.