Снова щелкнул кнут, и собаки неохотно подались назад. Хозяин покачал головой.
— Ты ведь Томас, верно?
— Как поживаешь, Джейк?
— Старею, — ворчливо произнес Джейк Черчилль, потом слез с седла, отогнал собак и заключил Томаса в объятия. — Это ведь твой чертов папаша дал моим собакам такие заковыристые имена. И о чем он только думал? Рад видеть тебя, парень.
Джейк, седобородый малый с обветренным, загорелым и исцарапанным колючками лицом был главным ловчим сэра Джайлза Марриотта. Именно он в свое время учил Томаса стрелять из лука, выслеживать оленя и прятаться, используя преимущества местности.
— Боже всемогущий, парень, — сказал он, — да ты здорово вырос.
— Мальчики вырастают, Джейк, — ответил Томас и указал на Робби: — Это мой друг.
Джейк кивнул шотландцу, а потом отозвал двух собак от Томаса. Собаки, клички которых были взяты из античных мифов, возбужденно повизгивали.
— И какого рожна вы тут делаете? — поинтересовался Джейк. — Чего не пришли прямо в усадьбу, как это принято у добрых христиан?
— Мы прибыли поздно, — пояснил Томас, — и еще мне хотелось сперва взглянуть на это место.
— На что тут глядеть-то? — Джейк презрительно хмыкнул. — Ни черта тут нет, одни зайцы.
— Ты, часом, не на них охотишься?
— Стал бы я поднимать целую свору, чтобы затравить какого-то там длинноухого! Нет, вчера вечером Гуден увидела, как сюда, под покровом тьмы, направились какие-то незнакомцы, вот сэр Джайлз и послал меня выяснить, кто это такие да что им надо. Весной тут в развалинах пытались обосноваться бродяги. Пришлось гнать их отсюда плетьми. А на прошлой неделе к нам тайком наведалась парочка чужаков.
— Чужаков? — переспросил Томас, прекрасно понимая, что под чужаками Джейк вполне мог подразумевать и жителей соседнего прихода.
— Ну. Священник со слугой. Честно скажу, не будь он духовной особой, я бы спустил на него собак. Нам тут чужаков не нужно, нет от них никакого проку. Ну да ладно, я вот вижу, лошадки у вас голодные. Да и вы сами, надо думать, тоже. Хотите позавтракать? Или ты собрался испортить мне свору, загладив моих собак до полусмерти?
Они поехали назад, проследовав вместе с собаками через нижний Мэпперли. Поселение это, которое было раза в два больше Хуктона, в детстве казалось Томасу очень большим, чуть ли не городом, но теперь он видел, что это всего лишь маленькая деревенька. С такими приземистыми домишками, что, сидя в седле, Томас был чуть ли не вровень с соломенными крышами. А ведь в бытность его мальчишкой эти хибары казались ему почти дворцами. Рядом с каждым домом высилась здоровенная, чуть ли не до самой кровли, навозная куча. Усадьба сэра Джайлза Марриотта стояла особняком и выглядела повнушительнее, но господский дом тоже был крыт замшелой, свисавшей клочьями соломой.
— Он будет рад вас видеть, — заверил Джейк.
Так оно и вышло. В былые времена Томасу не раз влетало от сэра Джайлза за мальчишеские проделки, но теперь овдовевший и постаревший сквайр встретил его как блудного сына.
— До чего ж ты отощал, сынок, просто жуть! Негоже мужчине быть таким худым. Вы, надо думать, позавтракаете, оба? Угощайтесь пудингом да легким элем, это все, что у нас есть. Вчера был хлеб, но весь вышел. Когда мы испечем еще хлеба, Гуден? — строго спросил он служанку.
— Сегодня среда, сэр, — укоризненно напомнила та.
— Значит, завтра, — сказал сэр Джайлз Томасу. — А сегодня хлеба нет. Плохая примета — печь хлеб в среду. Он выходит вредный, порченый. А понедельничный я, должно быть, весь съел. Так ты говоришь, твой приятель шотландец?
— Да, сэр.
— А я думал, что все шотландцы носят бороды, — сказал сэр Джайлз. — В Дорчестере жил один шотландец, верно, Гуден? Ты помнишь его? У него была борода. Он играл на гиттерне, это такая штуковина со струнами, и отменно танцевал. Ты должна помнить его.
— Он был с острова, — заметила служанка.
— Ну а я про что толкую. Но у него была борода, верно?
— Была, сэр Джайлз. Большая.
— Ну а я что говорил? — Хозяин зачерпнул ложку горохового супа и отправил ее в рот, где осталось всего два зуба. Этому седому краснолицему толстяку было никак не меньше пятидесяти лет. — Знаешь, Томас, в последнее время я уже не езжу верхом, — признался он. — Ни на что больше не гожусь, поэтому сижу дома да любопытствую, что творится окрест. И все примечаю. Джейк говорил тебе, что здесь отирались двое чужаков?
— Да, сэр.
— Священник. Весь в черном и белом, что твоя сорока. Хотел, видишь ли, поговорить о твоем покойном отце, да только я ему сказал, что толковать тут не о чем. Отец Ральф умер, и упокой Господь его бедную душу.
— А не спрашивал ли этот священник обо мне, сэр? — осведомился Томас.
Сэр Джайлз ухмыльнулся.
— Я сказал, что не видел тебя много лет и надеюсь никогда больше не увидеть, и тогда его слуга спросил, где он может тебя найти. Ну а я ответил, что это не дело, когда челядь заговаривает с господами без разрешения. Ему это не понравилось, слуге-то. — Рассказчик хихикнул. — Ну а когда тот, второй, сорочий святоша принялся расспрашивать о твоем отце, я сказал, что почти его не знал. Вранье, конечно, но он поверил мне и убрался. Подбрось-ка несколько поленьев в огонь, Гуден. За тобой нужен глаз да глаз, а не то можно замерзнуть и околеть в собственном холле.
— Значит, священник уехал, сэр? — спросил Робби. Это мало походило на де Тайллебура — получить от ворот поворот, и смиренно убраться.
— Он испугался собак, — сказал сэр Джайлз, все еще улыбаясь. — У меня было здесь несколько собак, и не будь он одет как сорока, я бы спустил их, но не годится травить псами церковника. Потом неприятностей не оберешься. Говорят, прикончишь попа — накличешь дьявола. Но он мне не понравился, сильно не понравился, и я сказал ему, что придерживаю собачек лишь до поры до времени. И не уверен, что смогу удерживать их долго. Да, кстати, на кухне есть ветчина. Хочешь ветчины, Томас?
— Нет, сэр, спасибо.
— Я терпеть не могу зиму.
Сэр Джайлз уставился в огонь, который теперь разгорелся в широком очаге. Дым в холле подкоптил балки, поддерживавшие огромное пространство кровли. С одного конца за бревенчатой перегородкой находилась кухня, а с другого — личные покои сквайра. Правда, после смерти жены он там почти не жил, а ел и спал в холле, рядом с большим очагом.
— Сдается мне, Томас, это моя последняя зима.
— Надеюсь, что нет.
— Надейся, черт возьми, на что хочешь, дело твое, но мне зиму не протянуть. Как все оледенеет, так мне и конец. В последнее время мне никак не согреться, Томас. Холод меня кусает, да что там кусает, пробирает аж до самых костей, и мне это не нравится. Отцу твоему тоже не нравилось.
Сквайр посмотрел на Томаса в упор.
— Отец твой, он всегда говорил, что ты здесь не задержишься. Уедешь, но ни в какой не в Оксфорд. Он-то знал, что вся эта мудреная латынь и прочее — не для тебя, потому как кровь у тебя бурлит, и тебе прямой путь в солдаты. — Воспоминания вызывали у сэра Джайлза улыбку. — А как-то раз Ральф сказал, что ты сюда хоть разок да вернешься. Непременно вернешься, показать землякам, эким молодцом ты стал.
Томас заморгал, силясь отогнать подступившие слезы. Неужели его отец и вправду говорил такое?
— На сей раз, сэр, — сказал он, — я вернулся, чтобы задать один вопрос. Тот же самый вопрос, который, как я думаю, хотел задать вам тот французский священник.
— Вопросы! — пробурчал хозяин. — Никогда не любил вопросов. Ведь на них нужно отвечать, понимаешь? Конечно, ты хочешь ветчины! Что значит «нет, спасибо»? Гуден, попроси-ка свою дочь достать ветчину, ладно?
Сэр Джайлз поднялся на ноги и шаркая направился через холл к большому темному сундуку из полированного дуба. Он поднял крышку, наклонился и, кряхтя от усилия, принялся шарить среди одежды и сапог, сложенных там вперемешку.
— Я уже давно не вижу в вопросах никакого толку, — ворчал сквайр. — Каждую вторую неделю я вершу суд и вижу, кто прав, кто виноват, как только их вводят в холл. Причем, заметь, не считаю себя невесть каким мудрецом. Да, где же это? Ага!
Он нашел то, что искал, и вернулся к столу.
— Вот, Томас, черт побери, твой вопрос, а заодно и ответ.
Он пододвинул сверток через стол.
В древнюю мешковину был завернут какой-то небольшой предмет. У Томаса возникло нелепое предчувствие, что там и окажется сам Грааль, и он ощутил столь же нелепое разочарование, обнаружив всего лишь книгу. Верхняя обложка, точнее обертка, была из мягкой кожи, а находившиеся внутри листы исписаны рукой его отца. Однако четким в книге был лишь почерк, все остальное казалось невнятным и загадочным. Перелистав страницы, Томас убедился, что часть текста написана на латыни, часть — на греческом, а одна странная надпись была сделана, видимо, на древнееврейском. Юноша снова вернулся к первой странице, где было написано всего три слова. Прочитав их, он почувствовал, как кровь застыла в его жилах.
«Calix meus inebrians».
— Это и есть ответ, который тебе нужен? — спросил сэр Марриотт.
— Да, сэр.
Хозяин всмотрелся в первую страницу.
— Тут все на латыни, верно?
— Нет, сэр.
— А мне показалось, это латынь. Я посмотрел, но, конечно, ничего не понял, а спрашивать сэра Джона (сэр Джон был местным священником) мне не хотелось. Ни его, ни того малого, законника, как там бишь его зовут? Ну того, который вечно брызжет слюной, когда волнуется. Он знает латынь или, во всяком случае, говорит, что знает. Что это значит?
— Чаша моя преисполнена, — сказал Томас.
— Что? Какая еще чаша? — развеселился сэр Джайлз. — Ну да ведь у твоего отца было не все ладно с головой. Хороший был человек, душевный, но это ж надо этакое выдумать.
— Это не он выдумал. Это из одного из псалмов, — пояснил Томас, обратившись ко второй странице, которая была исписана, как он подумал, на древнееврейском, хотя в ней и было нечто странное. Один из повторяющихся значков представлял собой изображение человеческого глаза, с этим он в древнееврейских письменах раньше никогда не встречался. Правда, с другой стороны, не так уж много довелось Томасу видеть рукописей, написанных на древнееврейском языке. — Это из псалма, сэр, — повторил он, — который начинается со слов о том, что Господь — наш пастырь.
— Он мне не пастырь, — проворчал сэр Джайлз. — Я не какая-то там чертова овца.
— Я тоже, сэр, — заявил Робби.
— Я слышал, — хозяин посмотрел на Робби, — что король Шотландии был недавно захвачен в плен.
— Неужели, сэр? — невинно осведомился гость.
— Может, и брешут, — пожал плечами Марриотт и завел длинную историю о том, как он однажды повстречался в Лондоне с бородатым шотландцем.
Томас, не слушая его, листал книгу. Он ощущал что-то вроде разочарования, ибо само существование рукописи наводило на мысль о том, что поиски Грааля имеют смысл. Лучник предпочел бы убедиться в том, что все это чушь, но, похоже, его надеждам не суждено осуществиться. Ясно, что отец, раз уж написал эту книгу, относился ко всему достаточно серьезно.
«Правда, — напомнил себе Томас, — отец был безумцем».
Мэри, дочь Гуден, принесла ветчину. Томас знал ее с детства, когда они вместе плескались на мелководье, и теперь с улыбкой приветствовал. Он заметил, что Робби не сводит с девушки глаз, точно узрел небесное видение. У Мэри были длинные темные волосы и полные, сочные губы, и Томас не сомневался, что здесь, в Мэпперли, Робби встретит немало соперников. Он снова поднял книгу.
— Мой отец когда-нибудь говорил об этом, сэр?
— Да о чем он только не говорил, — сказал сэр Джайлз. — Знай себе болтал, ну словно женщина. Не переставая! Я был другом твоего отца, Томас, но, признаюсь, никогда не питал особого интереса к богословию и всякой там церковной премудрости. Когда Ральф говорил об этом слишком много, я засыпал. Вот так-то. — Сэр Джайлз замолчал и отрезал себе ломтик ветчины. — Но твой отец был безумцем.
— На самом деле? Он правда был безумцем, сэр?
Томас вновь поднял книгу.
— Наверное, твой отец действительно был безумцем или одержимым, но в любом случае он не был дураком. Я никогда не встречал человека с большим здравым смыслом, и мне недостает Ральфа. Мне не хватает его советов.
— А эта девушка давно работает здесь? — поинтересовался Робби, указав на перегородку, за которой скрылась Мэри.
— Всю свою жизнь, — сказал сэр Джайлз. — Ты помнишь Мэри, Томас?
— Я пытался утопить ее, когда мы оба были детьми, — ответил тот.
Он снова переворачивал страницы отцовской книги, хотя, разумеется, извлечь из нее за столь короткое время хоть какой-то смысл он не мог.
— Вам ведь известно, что это, сэр, не так ли?
Помолчав, сэр Джайлз кивнул.
— Я знаю, Томас, что многие люди хотят заполучить то, чем, по словам твоего отца, он владел.
— Выходит, он говорил вам это?
Последовала очередная пауза.
— Он намекал на это, — со вздохом ответил сэр Джайлз, — и я тебе не завидую.
— Мне? Почему?
— Да потому, Томас, что Ральф дал мне эту книгу и сказал, что, если с ним что-нибудь случится, я должен сохранить ее до тех пор, пока ты достаточно повзрослеешь и станешь мужчиной, способным взять на себя эту миссию. Так и сказал.
Сэр Джайлз внимательно посмотрел на Томаса и увидел, что сын его старого друга вздрогнул.
— Но если вы оба захотите на некоторое время остаться здесь, — продолжил сквайр, — милости прошу. Джейку Черчиллю нужна помощь. Он говорит, что лисят нынче развелось, как никогда прежде, и если мы не поуменьшим их число в этому году, то в будущем основательно недосчитаемся ягнят.
Томас глянул на Робби. Их задачей было найти де Тайллебура и отомстить за смерть Элеоноры, отца Хобба и брата Робби, однако вероятность того, что доминиканец вернется сюда, была невелика. Но Робби — об этом позаботилась Мэри — явно хотел остаться. А Томас просто устал. Он не знал, где искать священника, а возможность отдохнуть в гостеприимной усадьбе казалась весьма привлекательной. Он сможет хорошенько изучить книгу и, таким образом, последовать за отцом по долгому, мучительному пути Грааля.
— Мы остаемся, сэр, — сказал Томас.
На некоторое время.
* * *
Впервые в жизни Томас жил как лорд. Не великий лорд, может быть, не как граф или герцог, имеющий к своим услугам десятки людей, но все равно по-господски, с удобством устроившись в маноре, пусть даже усадебный дом был деревянным, с соломенной кровлей и земляным полом. И делами он занимался господскими, в то время как другие люди каждодневно работали в поте лица: рубили дрова для растопки, таскали воду, доили коров, взбивали масло, замешивали тесто и стирали одежду. Робби был более привычен к такой жизни, но утверждал, что в Дорсете жить не в пример легче.
— У нас дома, — сказал он, — недели не пройдет, чтобы какие-нибудь чертовы налетчики не нагрянули из-за холмов, чтобы угнать чужой скот или разграбить чужие амбары.
— Ага, — кивнул Томас, — тогда как ты сам отроду даже не думал о том, чтобы отправиться на юг да поживиться чем-нибудь стоящим у англичан.
— С чего бы мне такое могло прийти в голову? — ухмыльнулся Робби.
Так и вышло, что, когда в эти края пришла зима, они охотились во владениях сэра Джайлза Марриотта, чтобы раздобыть оленину к столу и обезопасить его ягнят от лисьих зубов. Они пили в тавернах Дорчестера и смеялись над мимами, выступавшими на зимней ярмарке. Томас нашел старых друзей и рассказывал им истории о войне в Бретани, Нормандии и Пикардии (некоторые из этих его рассказов были правдивы), а на ярмарочных состязаниях по стрельбе из лука ему даже досталась золотая стрела. Хуктон подарил этот приз сэру Джайлзу, тот повесил подарок в холле и объявил, что это самая лучшая награда, которую он видел в своей жизни.
— Мой сын мог бы стать хорошим стрелком. Мне бы хотелось думать, что он и сам мог бы завоевать эту награду.
Единственный сын сэра Джайлза умер от лихорадки, а его единственная дочь была замужем за рыцарем, который имел владения в Девоне, причем сэр Джайлз не любил ни зятя, ни дочь.