Алешка, когда это услышал, тихонько посмеялся. Действительно, уж деду-то за свои мозги опасаться не приходится. Даже если он по телефону решится поговорить. Уж если чего-то нет, то оно и не испортится.
Однажды Семен Михалыч чуть его не выгнал. Но Артоша все по-своему сумела повернуть.
После пожара у нас еще одна беда случилась – прямо наоборот. Ночью в подвале вдруг хлынула откуда-то горячая вода. Она разбежалась под зданием и залила всю мастерскую, прямо до окна. Потом вода вырвалась наружу и окружила школу неглубоким озером.
Приехали ремонтники, перекрыли воду, откачали ее и стали исследовать коммуникации. Что они там установили – то ли отвернутые краны пожарных гидрантов, то ли неисправные вентили системы отопления или водопровода, – мы этого не узнали. Узнали только, что они прошли в кабинет директора с каким-то актом. И сказали, что никакого аварийного прорыва труб не было, просто кто-то отвернул какие-то «буксы». И еще они сказали, что наша школа держит первое место в районе по числу хулиганских проявлений. Пожар, потоп... «Ремонт помещений будете производить за свой счет».
Наш самолет в этом потопе пострадал больше всех. Он утонул. Двигатель залило, пришлось его полностью разбирать и перебирать, заменять некоторые узлы. Все металлические конструкции корпуса подверглись коррозии. Обшивка из какого-то редкого материала расслоилась в горячей воде. «Ремонт за свой счет».
– Это диверсия, Дим, – сказал мне тогда Алешка. – Это все Владик натворил. Он отомстил за свои шишки на лбу.
– С чего ты взял?
– А я его один раз видел – он вокруг школы ходил. С какой-то шпаной. И что-то им объяснял. Я только не смог подслушать...
И тут я вспомнил, что однажды поздно вечером на Семена Михайловича напала какая-то шпана, когда он шел к метро. Очень кстати рядом оказался наш участковый. Он, конечно, всех задержать не смог – они разбежались, – но одного все-таки взял. Это был бывший ученик нашей школы, которого выгнали за тупость и кражи.
Участковый его «раскрутил», и тот признался, что нападение на директора было не случайным.
– Нас один мужик попросил. По репе ему настучать. За бабки.
– Какой мужик?
– Не скажу, он меня прибьет. Шибко крутой! Он в ментовке служил. У него все схвачено.
Так хулиган и не назвал этого «крутого мужика из ментовки».
– Это Владик, – сделал вывод Алешка. – Он и школу поджег. Она же, Дим, не сама загорелась! Сто лет не горела – и вдруг загорелась? И воду он напустил. Не сам, конечно. Кого-то подучил, за бабки.
Семен Михалыч насчет потопа тоже похожие подозрения питал. Он вызвал деда Акимыча и стал с ним разбираться. Дед долго придуривался, а потом сознался:
– Один военный приходил, сказывал, что ночью будет эта... продувка системы. И показал, какой крантик отвернуть.
– Отвернул?
– А как же! Раз военный сказал. Говорил – воздух надо выпустить.
– Он тебе заплатил?
– Что ты, Михалыч! Чекушку поставил – вот и вся плата. Невидный военный.
Ну что с него возьмешь? А насчет «одного военного» я тоже догадался. Если Владик – Артошин племянник, а Акимыч – ее дядька, то выходит, что Владик Акимычу приходится кем-то вроде внука. А тот ему – дед.
Дед для внука что хочешь сделает. И без «чекушки».
Вот только Артоша все постаралась повернуть так, будто и пожарик, и потоп – дела наших рук. Хулиганских. «И надо это самолетостроение прекращать немедленно! Пока они всю школу на воздух не подняли».
Но наш полковник Михалыч и в этот раз устоял.
Глава VII
АГЕНТ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Восьми еще не было, поэтому Акимыч в спортзал еще не поднимался. Мы видели через стекло, как он зевает во всю пасть.
Дверь он уже запер. Отпирая, ворчал:
– Чтоб у меня без пожаров и потопов! Тут вот один военный...
Мы невежливо его недослушали, сбежали по ступенькам в подвал и через секунду уже сидели рядом с Васьком на верстаке и болтали ногами.
– Знаете, ребята, почему я хочу в эту лабораторию попасть? – рассуждал Васек. – Они там очень интересными делами занимаются. А я хочу стать испытателем этих интересных дел. Поработаю у них, разберусь во всем, здоровье поправлю – из меня тот еще испытатель получится!
Я взглянул на Алешку, он толкнул меня локтем в бок.
– Не знаю, не знаю... – Задумчиво так проговорил я. – Как бы не закрыли эту лабораторию.
– С чего бы? – удивился Васек.
– Вокруг нее, – сказал Алешка, – всякие шпионы закрутились.
– Как бабочки возле огня, – добавил я. – Папа как-то случайно сказал, что эту лабораторию будут переводить куда-то в Сибирь.
– Подальше от шпионов, – сказал Алешка. – Они в Сибири вымерзают. Как мамонты.
Тут уж я толкнул его в бок.
– Да вы что, хлопцы! – Похоже, Васек созрел.
И мы ему все рассказали. То есть не сразу все, пока – только половину.
Он спрыгнул с верстака, взволнованно прихрамывая, пометался по комнате, потом выбрал на верстаке самый большой гаечный ключ, взвесил его в руке.
– Пошли! – решительно так сказал.
– Куда? – мы разом спрыгнули с верстака.
– К этому Славке. Я ему врежу по башке, а потом в милицию отнесу.
– Не пойдет, – сказал Алешка.
И мы рассказали Ваську вторую часть истории – нашу задумку.
Васек врубился сразу – летчики быстро соображают. Им в полете долго думать некогда, особенно боевым летчикам.
– Вас понял! – сказал он. – Вы узнаёте, когда он там свою лекцию будет читать, а я тоже на нее напрошусь. И глаз с него не спущу. А если что-нибудь подозрительное замечу – сразу ключом по башке. И в милицию отнесу. Вас понял – перехожу на прием!
– Вы нас не понял, – охладил его Алешка. – Не надо пока по башке, это еще успеется.
Значит, Алешка затеял какую-то комбинацию. И мне показалось, что я не ошибусь, если предположу... Впрочем, об этом – в свое время и в своем месте.
Ну что ж, доска разложена, фигуры на ней расставлены, время пошло – игра началась. Опасная игра.
Ближайшие два дня я провел неплохо. Под теплым и ясным солнцем, с книгой на коленях, рядом с азартными шахматистами.
Похоже, Полпалыч и Слава совсем подружились. Слава стал делать успехи в игре, много рассказывал о жизни в Америке и еще больше говорил о благотворном влиянии литературы на человечество. Возмущался падением его (человечества) интереса к книге.
– Не надо преувеличивать, – неторопливо возражал Полпалыч, переставляя фигуры на доске. – Вот рядом, обратите внимание, уже третий день сидит юный представитель человечества.
– Да, мы с ним немного знакомы, – нехотя отозвался Слава, обдумывая ход. – Он из приличной семьи, а читает наверняка детектив.
– Что ты читаешь, Дима? – спросил меня Полпалыч. – Агату Кристи?
– «Войну и мир». – Я с таким недоумением пожал плечами, словно такой яркий представитель человечества, как я, может читать только проверенную временем классику.
– Вот видите, Слава! – обрадовался Полпалыч. – Вам мат!
Слава скосил на меня глаза и снисходительно спросил:
– И что вы вынесли из этой великой книги? Какие мысли, чувства?
– Разные. – Мне понравился этот вопрос, похожий на допрос. – Глубокие.
– Например?
– Война – это плохо, – ответил я ему назло Лешкиными словами. – Мир – это хорошо. Любовь преодолевает все преграды.
– Лаконично, – похвалил меня Полпалыч. – Но по существу.
– Я вас умоляю! – вырвалось у меня. В переводе эта фраза означала: не все такие умные, как вы, конечно, но и мы не дураки.
Шахматисты потеряли ко мне интерес (надеюсь, надолго) и стали по новой расставлять фигуры на доске. А я перевернул очередную страницу.
Набежало облачко, упала на землю его тень. Прошелестел в сухой листве ветер. На страницу опустился желтый лист.
– Да, – Полпалыч потер висок взятой ладьей. – Совсем забыл. Я договорился насчет вашей лекции. Идея себя оправдала и была встречена с энтузиазмом. Послезавтра, в семнадцать часов. Захватите обязательно паспорт. И выньте из карманов все металлическое.
– Так, – заметно обрадовался Слава. – На какое время надо рассчитывать? Часа полтора хватит?
Полпалыч усмехнулся:
– Это будет зависеть от аудитории. Если вы сумеете заинтересовать сотрудников, то время лекции не будет ограничено.
– Отлично! Я сумею заинтересовать аудиторию.
– Вам опять мат, Слава.
Алешка с нетерпением выслушал мой доклад и тут же позвонил Ваську. Они уже были на «ты». У Алешки это легко получается.
– Васек! Будь готов! Послезавтра, в пять часов по московскому времени. Не перепутай. – И положил трубку. – Он сказал, Дим: «Всегда готов!» Только ему нужно помочь, чтобы его без всяких проблем пропустили на эту лекцию. Пошли!
– Куда?
– Обедать. Там, Дим, борщ уже здорово настоялся. И заждался.
Полпалыч нам не удивился – очень тактичный человек. А может, просто одинокий.
– Посидите пока в комнате, а я разогрею борщ.
В комнате у него было здорово – глаза у нас разбежались, завидущие. Там было полно книг – это ладно, у нас их тоже полно. Там на всех стенах висели в рамочках всякие свидетельства об изобретениях. У нас тоже всяких почетных грамот полно: маме каждый год на работе Почетную грамоту дарят во имя Восьмого марта и Нового года.
Но самое главное – на всех полках стояли изящные модели самолетов и вертолетов. Они были точь-в-точь как настоящие. Казалось, отвернись на минутку – и они все разом взмоют в воздух. И будут выделывать всякие фигуры высшего пилотажа. Легкие, стремительные и – грозные. Сразу видно, что это военные машины.
– Нравятся? – спросил вошедший Полпалыч. – Наша гордость! Наш институт оснащал их своим оборудованием.
Особенно нам понравился один вертолет, он был гораздо больше других. За стеклами его кабины даже виднелся пилот в шлеме.
– Он летает, – сказал Полпалыч. – Радиоуправляемая модель. Мы на ней одно свое устройство отрабатывали.
– А какое? – тут же выскочил с вопросом Алешка.
– Ну что ж, теперь об этом можно рассказать. Пошли в кухню, там продолжим нашу беседу.
Беседа несколько отложилась. Весь разговор ограничился стуком ложек о тарелки. Вздохами и чмоками.
Когда Полпалыч поставил пустую кастрюлю в мойку, Алешка проводил ее грустным взглядом и вздохнул.
– Да, – согласился с ним Полпалыч. – Не настоялся борщ, не успел.
– Не расстраивайтесь, – утешил его Алешка. – У нас дома он тоже не успевает настояться. Мама всегда такая радостная: «Ну вот, наварила я вам борща на целую неделю! Хоть немного от готовки отдохну». А на следующий день крышку поднимет с кастрюли и спрашивает, такая удивленная: «А где же борщ?»
– К вам, наверное, на борщ школьные друзья приходят? – деликатно поинтересовался Полпалыч.
– Нет, – простодушно признался Алешка. – Мы с Димой вдвоем управляемся.
– Чай пьем?
– Нет. – Алешка похлопал себя по животу – под свитером у него словно бы футбольный мяч на время спрятался. – Лучше вертолет, а чай потом. Когда борщ утрясется.
– Ах, да! Вертолет... Вот вы знаете, возвращается, например, машина с боевого задания. И вдруг пилота ранят, или он потерял сознание. А в вертолете – живые люди, ценный груз. И вот мы для подобных случаев придумали, как бы вам попроще объяснить: такого наземного дублера. Прибор один изобрели. Как только он получает сигнал, что вертолет теряет управление, он автоматически принимает это управление на себя. Радиосигналами. Доводит машину до аэродрома и осторожно сажает. Машина цела, экипаж и пассажиры целы, груз не пострадал. Здорово?
– Класс! – восхитился Алешка. – Я бы так хотел. Сел за штурвал, потерял сознание...
– Очнулся – гипс, – попробовал я его перебить. Но это бесполезно. Все равно что коня на скаку остановить.
– ...Потерял сознание, все за тебя сделано, проснулся на аэродроме и ручкой всем из кабины помахал. Класс! – И почти без перехода: – А у нас в школе Васек есть. Он летчик знаменитый. Самолет разбил, ногу поранил. Ой! – Алешка сделал вид, что вспомнил: – Он же к вам скоро работать придет! Испытателем. Уши и ноги починит и придет. Он еще у нас в школе самолет строит и стихи сочиняет. Про синее небо и крылья над городом. – Затарахтел: – Очень литературу любит! Вот вам бы его на лекцию пригласить. Он с ума сойдет от радости!
– Ну, если сойдет с ума, тогда, конечно. Я попрошу, чтобы его включили в список. А ты откуда знаешь об этой лекции?
– Я все знаю, – скромно ответил Алешка. – Даже «Войну и мир».
Деньги у нас еще оставались, и мы еще раз маханули в Малаховку. И не зря.
Едва мы слезли с электрички и вышли в город, как сразу же увидели синий «Форд» с характерным запахом американских сигар.
– Здесь он, – сказал Алешка. – Небось, опять по мосту гуляет. Давай ему колеса проколем! Пусть в Москву пешком идет. Орел игольчатый!
– Хватит! – сказал я. – Мост мы уже взорвали.
– Мост жалко, он наш, отечественный. А машина – американская. – И Алешка достал из кармана свой любимый перочинный ножик.
Я без лишних слов взял его за шиворот и потащил к мостику.
Бабули с семечками там в этот раз не было – наверное, в Америку уехала торговать. Вместо нее был дедуля с ведром живых раков.
– Давай купим, – сказал Алешка. – Хоть одного, Дим!
– На фиг он тебе?
– За шиворот Славе засунем. Классно будет, а?!
Что-то он сегодня агрессивно настроен. Прямо крокодил какой-то. Голодный.
Но Алешка тут же забыл о раках, о Славином шивороте – по мосту прохаживался, попыхивая сигарой и помахивая тросточкой, наш тихий американец. Вид у него был озабоченный. Даже сердитый. Сигара зло дымила, вроде заводской трубы. Тросточка постукивала по столбикам перил.
Мы притормозили возле деда, стали одним глазом рассматривать лениво копошившихся и шуршавших в ведре раков, а другой глаз не спускали с мистера Игла.
А он нервничал все больше и больше. Потом прислонился попой к перилам, достал из кармана плитку шоколада и стал его с отвращением жевать. Не выпуская сигары изо рта.
Деду надоело, что мы только пялимся на его товар, а покупать не собираемся.
– И долго будем глядеть? – спросил он недовольно. – Не зоопарк, чай.
– Не зоопарк, – со вздохом согласился Алешка. – Они у вас глупые какие-то...
– Сам ты глупый! Гляди! – дед смело сунул руку в ведро.
Тут же самый умный рак вцепился клешней в его грязный палец. Но деда это не смутило, он высоко поднял рака и сказал гордо:
– Красавец!
Красавец меланхолично висел, вцепившись в палец, шевелил длинными усами и ворочал выпуклыми глазами.
– От них, знаешь, какая польза? С пивом. А еще они экологию блюдут. Утопленников кушают.
Тут уж я не выдержал:
– Вы так никогда их не продадите, с вашей рекламой. Кому такие людоеды нужны?
– А я бы взял, – сказал Алешка. – И за шиворот...
Он не договорил. Мистер Игл доел всю плитку, с трудом сглотнул, скомкал обертку и сунул ее в дырку четвертого столба. Бросил сигару в речку и пошел к своему синему «Форду».
Я было двинулся за ним, но Лешка спокойно сказал:
– Зачем спешить? И так все ясно. Давай купим какого-нибудь людоеда и поедем спокойно домой.
Людоеда мы покупать не стали, хоть дед и сильно обиделся. И ворчал нам вслед:
– Капризы. Креветок им подавай! Маленькие, а шустрые.
Кто маленькие и шустрые – мы или креветки – не было ясно. Да и не до деда нам было.
– Дим, – сказал Алешка по дороге на станцию. – Эта дырка у них вроде почтового ящика. Этот Слава должен что-то разнюхать в лаборатории и сообщить этому... орлу игольчатому. Он должен положить в дырку или записку, или какой-нибудь предмет. Понял? А куда положить, Слава не знает, календарик-то – тю-тю! Он только знает, что ихняя заначка в Малаховке – и все. Мы с тобой, Дим, прервали их шпионскую сеть. То есть эту... связь. Бедный Слава! Но ничего, Дим, мы ему поможем. И всей американской разведке. Нам не жалко!
Я никак не мог понять, почему мы должны помогать всей американской разведке? И я спросил об этом Алешку.