Майор что-то сказал своим сотрудникам, они дружно шагнули к собачьей будке, нагнулись и вытащили из нее какой-то рулон.
– Картины, – сказал Алешка. – Скатанные.
– Во дурак-то, – сказал я. – Нашел где прятать.
Алешка взглянул на меня и даже немного отодвинулся. Будто хотел разглядеть меня получше.
– Ты что? – спросил я.
Алешка хихикнул и покачал головой. Потом сказал:
– И за что тебе в школе пятерки ставят? Ничего там Арбуз не прятал. Это я прятал.
Теперь уж я вздрогнул и от него отодвинулся. Чтобы разглядеть получше.
– За… зачем?
– Затем! Он их нам сегодня ночью своими тыквами подбросил, а мы – ему. Чтобы знал наших.
– А где ты их взял?
Алешка фыркнул.
– Где, где? Под досками, где еще?
Наконец-то я стал немного врубаться. Оказывается, Алешка уже давно подозревал эту арбузно-тык– венную команду. И установил за ней наблюдение. На всякий случай. А услышав слова Леонарда о дураке Иване и втором варианте, догадался, что ночью в наших досках будут спрятаны картины, украденные у Юльки. Их тыковки заложили.
И Алешка той же ночью их вытащил и «перепрятал». Засунул в собачью будку…
– Гляди, гляди, – Алешка схватил меня за рукав, – повязали голубчика.
Ничего его, конечно, не повязали, а просто повели к машине вместе с рулоном картин, даже наручники на него не надели.
А зря! Дальше события приобрели неожиданный поворот. На пригорке, где стояла очередная Лешкина турундыка, машина немного притормозила перед спуском и поворотом… И из нее вывалился Арбуз. Покатился по тропке на четвереньках, вскочил, разогнал турундыку и уселся в нее. До свидания!
– Уйдет! – вырвалось у меня.
Сейчас он съедет к пруду, а там, илистой тропкой, где не сможет проехать машина, добежит до мостков, спрыгнет в свою моторку, промчится на ней по пруду и скроется в замке Леонарда. Или исчезнет в неизвестном направлении.
– А вот фиг! – сказал Алешка. – Я ведь тормоза с нее снял.
Еще не легче! Мне даже немного жалко стало нашего славного Арбузика. Он-то уверен, что затормозит у обрыва, вылезет из турундыки и дальше дунет бегом. А он не смог затормозить!..
С нашего НП все было здорово видно. Турундыка все шустрее катилась вниз, к обрыву. Набирала скорость. Ей ошалело смотрела вслед опергруппа, высыпавшая из машины.
– Ща взлетит! – сказал Алешка. – Охренеть!
Я щелкнул его по затылку: в моем доме попрошу не выражаться.
– А маме можно, да? – обиделся Алешка, но тут же переключился на предстоящий безмоторный полет.
Это было красиво! Тропка оборвалась, а турундыка плавно продолжила свой бег. И красиво приземлилась прямо в пруд. В воздух взлетели грязнющие брызги. Прямо было похоже на красивый взрыв. Черного цвета.
– Наш авиалайнер «Кощей», – холодно прокомментировал Алешка, – приземлился в аэропорту «Черная грязь». Сейчас граждане и господа пассажиры потребуют холодный душ или горячую ванну со стиральным порошком. – И добавил уже другим тоном: – Только «Кощея» жалко. Был белый, стал черный.
Черным стал и бывший зеленый в полосочку Арбуз. Он стоял по колено в илистой воде, и на него было страшно смотреть. С него ручьями текла жидкая пахучая грязь.
– А ты не воруй, – сказал Алешка поучительно. – И не рой другому грязную яму.
Но что-то в его детском сердечке шевельнулось.
– Дим, бери ведра, пошли на колодец. Надо же ему отмыться. А то всех семеновских ментов распугает.
– Вы куда? – спросила мама.
– За водой, – на бегу отозвался Алешка. – Фрукты мыть. В виде грязных арбузов.
– С вами не соскучишься, – только и успела сказать нам вслед мама.
Это точно. От скуки с нами не умрешь. Разве что – от смеха.
Ведра с водой мы притащили к пруду вовремя. Опергруппа стояла на берегу и пыталась выманить на него это страшное чучело. И не леший, и не водяной, а неизвестно что. Не арбуз, во всяком случае.
Он стоял на том же месте и приговаривал, стуча зубами:
– Славно! И куда же я в таком виде?
– Куда, куда? В тюрьму, – отвечали ему опера. – Вылезай, а то утонешь.
А наша турундыка спокойно плавала рядом. Ну что ж, лебеди ведь тоже не всегда летают. Они ведь еще и плавают.
– Буду тут стоять! – заявил Арбуз. Бывший Арбуз.
– Там пиявки, – крикнул ему Алешка. – Они уже в вас впиявились. Сосут вашу кровь.
– Им же хуже, – ответил Ван Ваныч. – Отравятся.
– Ну хватит, гражданин! – решительно сказал майор. – Сдавайтесь.
– А мне зачтется?
– Что зачтется?
– Что я добровольно явился из пруда с повинной. И буду оказывать помощь следствию.
– Где остальные картины? – спросил Павлик. Для пробы – как он будет сотрудничать со следствием.
– Не скажу! – выпалил Ван Ваныч. И без перехода затарахтел: – В надежном месте. В банке «Капитал». В ячейке под номером «раз-два-три». Довольны? Очень славно…
– Это еще надо проверить, – сказал майор. – Я пошлю своего сотрудника в банк, он наведет справки, завтра мне доложит, а вы пока постойте в грязи.
– С пиявками, – добавил Алешка. – У них к вечеру такой славный аппетит.
Ван Ваныч поежился:
– А эта вода в ведрах для кого?
– Для вас.
– А шампунь принесли?
– От собачьих блох, – сказал Алешка. – Вы, наверное, их в будке набрались.
Кому, конечно, было здорово, так это понятым. Они так на все это смотрели, так слушали, будто хотели запомнить наизусть. И потом ходить по дачным поселкам, по окрестным деревням и рассказывать в каждом доме, в каждом дворе, как они арестовывали полковника милиции, который загнал бандита в болото и его там сожрали пиявки. И даже шампунь от собачьих блох не помог.
– Ладно, – согласился наконец Ван Ваныч, – иду с повинной. Расступитесь!
И он зашагал к берегу. И мы все расступились.
Первое ведро Ван Ваныч поднял над головой и целиком вылил его на себя. Потом отошел от этого места, где образовалась грязная лужа, и стал плескаться во втором ведре, приговаривая:
– Хорошо, что не зима, а лето на дворе. Зимой холоднее было бы.
– Зато пиявок зимой нет, – сказал Алешка и скомандовал: – Дим, тащи еще два ведра. Он только грязь по себе размазал. Мойдодыр!
Я таскал воду на пруд почти до обеда. Ван Ваныч отмылся, простирнул одежду, отжал ее и разложил на берегу для просушки. Все терпеливо его ждали.
– Может, наручники на него надеть, – шепнул Павлик майору.
– Обойдется, – ответил тот. – Куда он без штанов побежит!
Мы с Алешкой ополоснули ведра, отнесли их домой и принялись за спасательные работы – стали вытаскивать на берег турундыку. Лезть в эту черную жижу нам не очень хотелось, поэтому мы привязали к длинной веревке что-то вроде крючка из длинного гвоздя, забросили его в кабину и вытянули турундыку на берег.
А тем временем обсохшего Ван Ваныча уже усадили в машину.
– Ни фига! – выразил Алешка свое возмущение. – А кто будет мой самолет отмывать?
– Он и отмоет, – хмуро сказал майор. – Лет через пять.
Что ж, подождем. И мы покатили турундыку домой.
– В калитку не вкатываем, – предупредил меня Алешка, – тетя Марта напугается.
– Тетю Марту трудно напугать, – возразил я. – Она у нас закаленная.
И я не ошибся.
– Что за крокодил? – спросила мама. – Где это вы его поймали?
– Это особый крокодил, – сказал Алешка. – Он мочалки жрет. Как галок.
– И в нем арбузы летают, – добавил я.
А мама только вздохнула. Она у нас закаленная.
После завтрака Алешка потащил меня в кузню. Кощей уже вовсю стучал в наковальню: чинил чей-то раздолбанный велосипед. Этот велосипед, похоже, свалился с балкона двадцатого этажа. Или, что вернее – высоток в нашей местности еще не наблюдалось, – врезался со всей дури в бетонную стену.
Если бы мне пообещали миллион за то, чтобы я починил этот комок железа, я бы ни за что не согласился. А Кощей только посвистывал, да время от времени вытягивал то из-за одного, то из-за другого уха очередную папироску. И у нас на глазах бывший велосипед разобрался на все свои составные части.
А дальше пошло: два-три десятка легких ударов по трубкам рамы, разогретой в горне, и она, как по волшебству, приняла свой первоначальный вид. Потом Кощей, посвистывая и покуривая, выправил обод переднего колеса, перетянул спицы, приладил руль, склепал разорванную цепь. Затем все это снова собралось в одно целое. Велосипед возродился. Осталось только покрасить раму и накачать шины.
Мы, конечно, помогали чем могли. Особенно – Алешка. Он даже не слушал команды Кощея – угадывал наперед: какой подать инструмент, когда подкачать воздух в горн, где придержать.
– Молодец! – похвалил его Кощей. – Хороший из тебя коваль выйдет. Хочешь кузнецом быть?
– Не, – отмахнулся Алешка, – я летать хочу.
– Тоже хорошее дело, – одобрил Кощей. – Однако без мастерства не полетишь. Глянь-ка, чего я тебе соорудил.
Кощей откинул занавеску в пристройку, где он обитал в свободное время, покопался там и вынес изящный воздушный винт. Большой такой, блестящий, тоненький, красивый.
– Угодил? – спросил он Алешку. – С энтим винтом полетишь. А вот и моторчик к нему.
Велосипедный моторчик, легонький, в самый раз для Лешкиного веса.
– Токо, Левонтий, как мы с тобой вертолет сладим, я первый полечу.
– Вам нельзя, – сказал Алешка. – На кого вы клиентов своих оставите? Деревня без вас пропадет.
– Ладно, договоримся. Но слово дай – без моего догляда не летать. Хотя бы спервоначалу.
– Даю, даю! – поспешил Алешка. – А болты вы мне подобрали?
– А как же. – И Кощей протянул Алешке жестянку, в которой гремели и звякали мелкие железки.
– Все! – сказал Алешка. – Мы пошли.
– В добрый час. Петюнии посадил?
– Еще как! Два раза!
Едва мы добрались до дома, Алешка запряг меня в работу.
– Дим, давай быстренько разбирай «Кощея». А потом мы с тобой соберем вертолет. У тебя бензин есть? Эх ты! У тебя никогда ничего нет. А машинное масло? Я так и знал. Все самому надо делать. – И он мгновенно исчез за калиткой.
И так же быстро вернулся с небольшой канистрой и с банкой автола – не иначе у соседей в подарок получил. Они, наверное, были рады так легко от него отделаться.
– Ты еще не разобрал? – завопил он. – Ну все самому нужно делать!
– Самому, – послышался за калиткой бас, – все не нужно делать. Надо уметь организовать людей.
Это пришел майор Семенов (или Сименов, или Сяменов).
– Мама дома? – спросил он. – Попросите ее на минутку.
– Тетушка Марта обед готовит, – сказал Алешка.
– Да мне твоя тетушка не нужна. Ты маму позови.
Но мама уже вышла из сарайчика и шла к нам, вытирая руки полотенцем.
– Здравия желаю, – сказал майор Семенов. – Вот зашел еще раз извиниться за беспокойство.
– Да ладно, – отмахнулась мама. – Мы уже привыкли.
– К обыскам? – удивился майор.
– К беспокойству, – объяснила мама. – Чаю хотите? У нас его полно.
– Я бы с удовольствием… но времени в обрез. Как бы мне с капитаном Павликом поговорить?
Мы с Алешкой подобрались поближе.
– А его у нас нет, – сказала мама.
– Странно… – Майор почесал нос в задумчивости. – А где же он? Я так понял, что он к вам пошел.
– Не дошел, наверное, – сказал Алешка.
– Он попросил у меня машину. Но она у нас одна, я не смог ему помочь. Тогда он взял у нашего сотрудника велосипед, переоделся в гражданку и уехал. Очень срочно. Он так вертел педали, что… что я даже ему позавидовал.
– И куда он поехал? – спросила мама с оттенком тревоги в голосе.
– Я понял, что к вам. Он сказал такую фразу: «Поеду леопардов отлавливать».
– В джунгли? – удивилась мама. – На экватор?
– Я понял, что он говорил о ваших детях.
– Он им польстил. Они никакие не леопарды. Они кровожадные комары.
А мы с Алешкой прямо замерли. Велосипед… Лео– пард-Леонард… Отлавливать…
И не говоря ни слова, мы помчались к Кощею.
Он был еще в кузне – красил велосипед.
– Дядя Кощей! – с порога завопил Алешка. – Где вы этот велосипед нашли?
Кощей поскреб ухо, вытянул из-за него папироску.
– Нигде. Его мне Шурик притащил.
– Какой Шурик?
– Да балбес один, деревенский.
– Это его велосипед? – Мы с Алешкой тарахтели вопросами в один голос. – Он куда-нибудь влетел?
– Никуда он не влетал. – Кощей был озадачен нашими вопросами. – Он этот велосипед в кустах нашел. Возле дороги, которая повдоль озера идет.
Алешка – ноги подкосились – сел на порог. Я к двери прислонился.
– Вы что, мальцы? Что расстроились? Ваш, что ли, велик?
– Лучше бы наш, – выдохнул Алешка. – Павлик на нем ехал.
– Павлик – это ваш младшенький, что ли?
– Старшенький, – сказал я. – Капитан милиции.
Кощей присел на чурбачок, еще одну папироску достал. Что они, в ушах у него, что ли, растут?
– Дело серьезное, – сказал он. – Однако надо Шурика допросить. Пошли.
Вот это человек! Сразу все понял. И советы давать не стал. Действовать начал.
– Дим, – шепнул мне Алешка, – помнишь, я говорил про человека, в котором внутри все время борются два человека. Один плохой, другой хороший.
– Ну? И что?
– Что, что? Вот в Кощее добрый человек победил. Навсегда.
– Я рад. Я это давно понял.
Шурик, пожилой такой старичок, жил в стареньком доме. Домик – набочок, крыша – набекрень, заборчик – вообще вповал. Зато во дворе – грозный козел с бородой и рогами. Он смотрел на нас ледяными глазами и медленно жевал окурок.
– Стоять смирно, – посоветовал нам Кощей и крикнул: – Шурка! Выдь во двор.
Шурка – худенький, с бородкой – тот же час выскочил на крыльцо:
– Лисапет починил? Эх! Я было подумал, что на ём приехал. Огорчил ты меня.
– Я тебя еще больше огорчу. А ну-ка, колись, братан, где велик стырил?
– Чего? – Дед Шурик угрожающе схватился за лопату и посыпался с крыльца. – Чего стырил? Я за свою жись чужого ржавого гвоздя не взял без спросу. А лисапет ктой-то бросил. Куды такой годится?
– А ну пошли, – сказал Кощей, косясь на грозного козла, – покажешь, где его нашел. И чудовище свое отгони.
– Васька! – скомандовал дед Шурик. – К ноге! Место! Лежать!
Козел покивал бородатой и рогатой мордой, выплюнул окурок. Подошел к хозяину, потерся об него и что-то коротко мекнул.
– Шаркай отсюда! – приказал дед.
Козел послушно пошагал к своему жилищу в виде собачьей будки.
А мы пошаркали к пруду. Дед шустро семенил впереди.
– Ваш, что ли, лисапет? Как же вы яво так измордовали? А вроде городские, приличные. Тебя как звать? А тебя? Во! Приличные вроде детки. Вот тута я его и обнаружил.
По краю пруда, подальше от его илистого берега и тропки, шла грунтовая дорога в одну колею. С одной стороны – осока с камышом, с другой – густой кустарник. В одном месте кусты были сильно помяты, за ними и валялся «лисапет».
Алешка тут же обнаружил на дороге мелкие осколки красного стекла. Подобрал их.
– Кровь? – спросил он меня, держа на ладошке красные стеклышки.
– Осколки габаритки, – сказал Кощей. – Машина велосипед ударила. Велик водитель в кусты забросил, а вашего Павлика… наверное, в больницу отвез.
– Да? – возразил Алешка. – Если бы он его в больницу повез, то велик бы в кустах не прятал.
– Оно верно, – Кощей вытащил из ушей сразу две папироски, одну из них предложил Шурику. – Давайте-ка в кустах пошарим.
– Правильно, – сказал Алешка. – Вдруг там где-нибудь страдает раненый Павлик. – И высыпал красные осколки в карман.
Мы обшарили все ближайшие кусты и, кроме пустых пластиковых бутылок и пачек от сигарет, не обнаружили никакого страдающего Павлика.
– В больницу отвез, – повторил Кощей. – Совесть взыграла.
– Я знаю, куда он его отвез, – сказал Алешка сурово. – Вот гад! Ну ему будет!