Словно что-то почувствовав, Сафар-бей насторожился. Его лицо моментально окаменело, а глаза сузились. На какое-то мгновение воцарилась напряжённая тишина. Звенигора понимал, что она могла вот-вот окончиться полной катастрофой. Опережая Якуба, чтобы тот не успел сказать чего-нибудь невпопад, произнёс:
— Дорогой Сафар-бей, я вижу, что на этот раз ошибся… Бьюсь об заклад, это твои родные — отец и сестрёнка!
— Ты снова ошибаешься, ага Кучук, — угрюмо ответил Сафар-бей. — У меня нет родных. То есть я их не знаю… Эти люди — мои хорошие друзья…
— Я буду рад познакомиться с ними.
— Перед вами тоже купец, — указал Сафар-бей на Якуба.
— Правда? Очень приятно, что все больше турок начинает интересоваться торговлей. Раньше они пренебрегали этим занятием, как и другими ремёслами. Считали, что на свете есть только одно дело, ради которого стоит жить, — война…
— Турки — прирождённые воины, — не без тщеславия произнёс Сафар-бей, бросив выразительный взгляд на девушку. — Однако теперь многие начинают смотреть на жизнь иначе. Раньше победоносные походы наших отрядов наполняли нашу казну и карманы воинов золотом и драгоценностями. Но это, к сожалению, прошло. Войны стали давать меньше, чем требуется для того, чтобы прожить. Вот и приходится нашим людям браться за торговлю и ремесла…
Они вошли в дом. Златка сразу же исчезла в другой комнате. Сафар-бей предложил гостю и Якубу садиться и, извинившись, вышел.
Звенигора быстро пожал руку Якубу.
— Здесь лишних ушей и глаз нет? — спросил тихо.
— Нет, — шёпотом ответил Якуб. — Я рад тебя видеть, Арсен! Но что это все значит?
— Я был у воеводы Младена, видел его жену Анку… Златка так похожа на мать! Мы обязаны вырвать её из рук Сафар-бея!
— Это не так просто. Он держит нас под стражей, как узников, хотя старается скрасить наше пребывание здесь замечательной кухней и богатыми нарядами для Златки. Он влюбился в неё.
— О! А она?..
— Не волнуйся, — улыбнулся Якуб. — Она к нему равнодушна. Он это видит, однако знает и другое: у нас девушку никогда не спрашивают; лишь бы родители согласились — продадут, как кошку в мешке! Но Сафар-беи не вызывает в ней и отвращения. Молодой, красивый… Дарит красивые вещи. Видел, как она одета? Это все от него.
Где-то хлопнули двери. Якуб заговорил о другом.
В комнату, пропустив перед собой аскера, который нёс на круглом блюде круглые миски с едой, вошёл Сафар-бей.
— Прежде чем говорить о делах, надо подкрепиться, — сказал он весело, изображая радушного хозяина. — Ага Якуб, попроси Адике, чтобы прислуживала нам при обеде, — добавил Сафар-бей.
Когда Якуб и аскер вышли, ага сел напротив Звенигоры на мягкий миндер и сказал:
— Дорогой мой гость, наверное, догадался, что я пригласил его к себе не только для того, чтобы угостить жареной бараниной с восточными пряностями…
Звенигора вопросительно взглянул на хозяина и внутренне напрягся.
— Сегодня ты просил нашего пашу Каладжи-бея подарить жизнь старому Момчилу Крайчеву. Позволь узнать…
Сафар-бей замолк и проницательно посмотрел на Звенигору. Тот выдержал взгляд, хотя понимал, что сейчас его могут спросить, откуда он, чужеземец, знает гайдутина и почему заступился за него. Неужели Каладжи-бей не передал аге его пояснения? Придётся повторить то, что говорил паше на площади. А если Сафар-бей не поверит?.. Что ж, тогда останется только одно: прикончить его здесь же, не ожидая другого удобного случая.
Однако Сафар-бея интересовало, по всей видимости, что-то другое, так как он продолжил:
— Позволь узнать, сколько ты пообещал паше за помилование того разбойника?
— Почему тебя это интересует? — облегчённо вздохнул казак.
— Пленные — мои, и я не хочу, чтобы кто-то другой зарабатывал на них.
«Выходит, и ты, братец, думаешь не о защите ислама, а о собственной мошне», — подумал Звенигора, а вслух сказал:
— Я пообещал паше тысячу курушей. Я могу отдать тебе, почтённый Сафар-бей, половину, так как понимаю, что это зависит от тебя. Но что я скажу паше?
— Скажи, что деньги отдал мне.
— А это тебе не повредит?
— Не забывай, что здесь не Ляхистан, а Турция… Я подчиняюсь только беглер-бею.
— Хорошо. Мне все равно, кому заплатить, — согласился Звенигора. — Когда передадут мне болгарина?
— Как только я получу деньги. Кстати, каким образом Кучук-ага обменяет его на своего отца?
— Я найду пути… Мне поможет Абди-ага, хозяин хана, где я остановился.
— Абди-ага! Это такой проныра, что за деньги все сделает. Но берегись — обдурит. Если же с ним ничего не получится, приходи ко мне. Может, я смогу и здесь помочь больше, чем Абди-ага. За деньги, понятно… Ха-ха-ха!
— Гм, из тебя высокочтимый Сафар-бей, был бы неплохой купец. Ты можешь добиваться своего. Однако ты — воин, одинокий и…
— К сожалению, без денег и воин бессилен. В наше время все покупается и продаётся: должности, чины, земля, даже трон падишаха… Я долго жил в столице и имел возможность убедиться, что сейчас сильнее не тот, у кого меч, а тот, у кого толстый кошелёк!
— Ты мудро рассуждаешь. Это ещё больше убеждает меня, что я имею дело с умным и порядочным человеком. Я рад видеть защитников ислама именно такими.
— Ты не ошибся… Свой меч я поднимаю во имя и славу аллаха! Но кто же не помнит и о себе? Правда, в этой нищенской Болгарии не очень-то разбогатеешь… Всюду беднота!
— Вы сами виноваты. Опустошили войнами такой благодатный край.
— Не мы начинали войны. Болгары сами виноваты. Восстают, не признают власти падишаха…
— Восстают, наверно, не от хорошей жизни. Если уж вам так хочется воевать, то идите на Украину, на Русь… Там земли богатые и многолюдные. Можно добыть много рабов, скота и денег. Да и вольнолюбцев укротите. Оттуда расползается свободолюбивый дух. Речь Посполита была бы вам союзником, ибо те схизматы[89] — казаки ей тоже много хлопот причинили. — Звенигора замолк. Удочка заброшена. Клюнет ли?
Сафар-бей с интересом взглянул на гостя.
— Многие наши думают так же. Половина Украины выпала из рук Ляхистана. Падишах не допустит, чтобы она полностью объединилась с Московией. Это стало бы для нас смертельной угрозой. Не зря же Ибрагим-паша, великий визирь, готовит войско к походу за Дунай. Ещё в этом году…
В комнату вошли Якуб со Златкой, и Сафар-бей на полуслове прервал речь. Как ни хотелось Звенигоре видеть Златку, однако он пожалел, что так не вовремя они с Якубом пожаловали. Ещё б минута — и Сафар-бей, очевидно, ещё больше приоткрыл бы тайные намерения Порты по отношению к Украине. Но и из того, что он успел сказать, ясно: летом турки начнут большую войну…
4После обеда, на котором Звенигора больше слушал, чем говорил, Сафар-бей пригласил его в соседнюю комнату. Плотно закрыв за собою дверь и убедившись, что под окном никого нет, сказал:
— Дорогой ага Кучук, я воин, человек откровенный, у меня на языке всегда то же, что и на уме. Поэтому, думаю, не обидишься, если я выскажу ещё одну просьбу.
— Прошу, — поклонился Звенигора, не понимая, куда клонит ага.
— Я хочу жениться.
— Ну что ж, поздравляю! Кажется, я догадываюсь, кто она…
— Догадаться не трудно. Но не это я хотел сказать… Мне нужны деньги… Хочу одолжить у тебя, Кучук-ага. Верну их, как только раздобуду.
«Наглец! Он собирается выжать все, что у меня есть… Знает, что я перед ним беззащитен», — подумал Звенигора, а вслух произнёс:
— Разве есть надежда, что скоро раздобудешь?
— Не сегодня-завтра я иду в поход.
— Но это ведь небезопасно! — вырвалось у Звени-горы.
— Не думаешь ли, что меня убьют?
— На войне всякое бывает.
— Я верю в свою счастливую звезду и в милость аллаха.
— Если так, то я буду молить аллаха, чтобы сберёг тебе, Сафар-бей, жизнь!
— Ради меня или ради денег, которые мне одолжишь? — усмехнулся Сафар-бей. — Итак, я могу надеяться?
— Безусловно. Сколько нужно?
— Кроме тех пяти сотен за Момчила Крайчева, ещё пятьсот… Таким образом, всего тысячу курушей. Когда же я вернусь из похода на гайдутинов и привезу твоего отца, считай, что мы квиты.
— Хорошо, я согласен. Но зачем так много денег? Неужели чтоб внести такой выкуп за Адике?
— А почему бы и нет? Адике — красивая девушка. И хочет ага Якуб или не хочет, но он станет моим тестем! Я не выпущу из своих рук эту пташку!
— Она и вправду красивая девушка, — согласился Звенигора, мысленно поклявшись, что сделает все возможное и невозможное, чтобы Златка не попала в руки этого самовлюблённого, жестокого янычара.
— Дивная! — воскликнул Сафар-бей. — И я не хотел бы держать их под охраной, пока возвращусь из похода… Но придётся.
— Они могут убежать? Разве Адике тебя не любит?.. — Звенигора еле скрыл радость.
— Это меня и беспокоит. Хотя достаточно того, что я люблю её! Поэтому и хочу заплатить выкуп за девушку теперь, чтобы связать Якуба словом.
— Ничего с ними не случится, если посидят с недельку под надёжным присмотром. Здесь так чудесно!
— Ты прав. Спасибо, — сказал Сафар-бей, пряча деньги, — Куда доставить старика?
— Я остановился в хане Абди-аги. Буду признателен, если он будет с аскером через полчаса… Я пойду, надо переодеться к обеду у паши.
— Значит, мы скоро встретимся. До свидания!
Сафар-бей вызвал аскера и приказал проводить гостя из крепости. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Звенигора не расспрашивал дороги и долго петлял кривыми уличками, пока наконец выбрался к городской площади, а оттуда к хану. Ещё издали заметил возле ворот сияющего от радости Драгана. Юнак кинулся навстречу:
— Спасибо, Арсен! Не знаю, как тебе удалось это сделать, но дедусь Момчил прибыл живой и здоровый! Пошли скорее, сам увидишь! Аскер не отходит от него. Говорит: «Велено передать купцу Кучуку из рук в руки».
Во дворе стоял унылый пожилой аскер, держа конец верёвки, которой был связан старик.
— Я купец Кучук, — сказал Звенигора и кинул воину монету. — Развяжи верёвку и ступай!
Тот схватил монету, разрезал ятаганом верёвку и удалился со двора.
Звенигора обнял Момчила:
— Я рад тебя видеть живым, отец! И на воле!.. Однако вам с Драганом задерживаться здесь нельзя. Быстрее бегите отсюда. Драган, проведи дедусю в безопасное место, а сам возвращайся с друзьями. Жди меня, как договорились, в лесу, у ручья. Ну, айда!..
Драган с Момчилом поспешно отправились из хана, а Звенигора зашёл в свою комнату.
За два часа до захода солнца он не спеша проследовал через городскую площадь. После дневной жары с гор начала опускаться на город прохлада. Дышалось легко и радостно. Пока что все шло хорошо. Драган приведёт людей, и они, как только Сафар-бей выступит в поход, нападут на его крепость и освободят Златку и Якуба.
На противоположной стороне площади расположился табором небольшой конный отряд. Спахии разводили костры, пристраивали над ними треноги с казанами. Ржали на привязи голодные, уставшие кони. Воины носили им в торбах овёс, ароматное горное сено.
Звенигора не придал этому значения. Мало ли разных военных отрядов кочует по Османской империи? Казак зашёл в дом паши, и источающий любезность слуга повёл его вверх, в зал, откуда уже доносился нестройный шум оживлённой беседы.
Чей-то громкий надтреснутый голос показался ему очень знакомым. Но не успел он вспомнить, кому он принадлежит, как навстречу подкатился оживлённый паша, взял под руку и повёл к узкому окну с цветными стёклами, где стояла небольшая группа людей.
— Высокочтимые гости, позвольте познакомить вас с посетившим наш город купцом из Ляхистана агою Кучуком. Он хорошо знает те страны, где доблестным воинам падишаха придётся, возможно, очень скоро прославить имя аллаха. Я думаю, он с радостью поделится с вами своими наблюдениями за обычаями неверных.
— Я весь к вашим услугам, — поклонился Звенигора и тут же вздрогнул: прямо перед ним стоял Гамид и вытаращенными от удивления глазами впился в своего бывшего невольника.
— Аллах экбер! — воскликнул Гамид. — Урус Арсен! Как ты здесь оказался?.. Сам всевышний посылает тебя в мои руки!
Он схватился за эфес сабли. Но вытащить её не успел. Как молния сверкнул кинжал Звенигоры. Но острие лишь скользнуло по гладкой стали панциря, скрытого под верхней одеждой. Неудача!.. Понимая, что ударить ещё раз не удастся, Звенигора рванулся назад, чтобы, воспользовавшись общим замешательством, выскочить на площадь. А там — только бы на коня…
Расталкивая оторопевших гостей, казак выбежал на середину зала. Чей-то отчаянный крик подстегнул его как кнутом. Перепуганный слуга, заглянувший было в дверь, увидев в руках беглеца обнажённый кинжал, шарахнулся в сторону. Путь был свободен.
Но в последний миг ловкий Сафар-бей подставил ногу, и Звенигора с разгона полетел на пол. Сафар-бей, как дикая кошка, прыгнул на него, заломил руки за спину:
— Держите гяура! Вяжите!..
Несколько человек, в том числе и Гамид, ринулись вперед, навалились на распростёртого казака. Звенигора напряг все силы, стал вырываться, заметался, но врагов наседало все больше. Он уже не мог шевельнуть ни одним мускулом. Лежал, распластанный как лист, под тяжестью множества тел. Кто-то связывал руки, заламывая их чуть ли не до лопаток.
— Крепче! Сильнее!..
— Вырвите кинжал!..
— Поднимите гяура!..
Звенигоре стало легче дышать. Толпа расступилась. Сафар-бей с силой ударил его ногою в бок:
— Вставай, собака!
5Его привели в крепость Сафар-бея и бросили в подземелье. Свет проникал сюда лишь через маленькую отдушину в потолке. Чёрными призраками обступали каменные стены. От затхлого воздуха захватывало дыхание.
— Лежи, гяур! — крикнул Сафар-бей с порога, заметив, что узник пытается приподняться. — Скоро мы вернёмся!..
Грохнули двери. Стало тихо.
Звенигора поднялся, встал под отдушиной. На него смотрело пятнышко голубого предвечернего неба. Что ж, и это неплохо!.. В последние минуты жизни иметь над головой ясное, хотя и чужое небо.
Вдруг вверху что-то блеснуло. Звенигора подошёл ближе, присмотрелся. Железный крюк! Да не один, а целый ряд! Вот это находка!
Надо быстрее освободить руки!.. Он нашёл острый выступ камня, повернулся спиной и начал тереть об него веревки. Время тянулось мучительно долго. Но вот путы ослабли, а затем и вовсе упали вниз. Размяв онемевшие руки, подошёл к крюкам. Эх, если бы выломать, неплохое оружие получилось бы! Представил, как, зажатый в руке, этот кусок железа славно послужил бы ему в минуту, когда придётся бороться за жизнь. Но увы! Крюки были так глубоко вмурованы в потолок, что ни один из них не поддавался его сильным рукам. Нет, без лома не вырвать, пустая затея! А Сафар-бей в любую минуту может войти… Разве что попробовать не вырывать, а ломать? Он обеими руками ухватывается за крайний крюк, упирается ногами в стену и начинает гнуть. Железо чуть-чуть подаётся. Звенигора налегает сильнее, так, что кровь стучит в висках, дрожат от напряжения ноги…
Ну, разом — гу-ух!
Крюк подаётся ещё немного. Теперь с другой стороны! Ну, сильнее!.. Жми! Так!.. Иде-ет!.. Почти неощутимо, но сгибается…
Навалившись на крюк, Арсен весь дрожит от нечеловеческого напряжения, срывается и падает на земляной пол. Некоторое время лежит, переводя дух, а потом снова встаёт, хватается руками за крюк, подтягивается, упирается ногами в стену…
И снова срывается.
Становится жарко. Пот заливает глаза. Звенигора сбрасывает одежду, остаётся в одной сорочке. И снова принимается за работу. Проходит час, второй… Крепкий кованый крюк подаётся нехотя. Гнётся с трудом… но гнётся. Вперёд — назад… Вперёд — назад! С каждым усилием он подаётся все больше и, кажется, легче. Но сил уже не хватает, чтобы доломать до конца…
Стало совсем темно.
Изнеможённый казак сползает на пол. Ещё бы немного — и крюк сломался бы. Но силы исчерпаны. В глазах кровавый туман. Арсен прислонил раскалывающуюся от боли голову к стене и не заметил, как полузабытьё перешло в сон.