— Никакой пощады! — крикнул кто-то.
— Никакой пощады! — громко прокричал Альфред, но я-то знал, что на самом деле он так не думает.
Он бы скорее даровал пощаду датчанам, предложил им любить Бога и попытался их вразумить, но в последние минуты король научился наконец разговаривать с воинами.
— Завтра вы будете сражаться не за меня! — выкрикнул он. — Это я сражаюсь за вас! За Уэссекс! Я сражаюсь за ваших жен, за ваших детей и за ваши дома! Завтра мы будем драться за все это, и, клянусь могилой моего отца и жизнью моих детей, завтра мы победим!
Ему ответили приветственные крики. Говоря по чести, это нельзя было назвать особо зажигательной боевой речью, но то было лучшее, что мог предложить Альфред, и это сработало. Люди топали; имевшие щиты колотили по ним мечами и копьями, и сумерки вокруг нас наполнились ритмичным грохотом.
— Никакой пощады! — кричали люди.
Звук отдавался эхом от склонов холмов:
— Никакой пощады, никакой пощады!
Мы были готовы к решительной битве.
И датчане тоже были готовы.
* * *Ночью небо затянули облака. Звезды исчезли одна за другой, тонкий месяц поглотила тьма.
Заснуть было нелегко, и, сидя рядом с Исеулт, которая чистила мою кольчугу, я точил оба своих меча.
— Завтра ты победишь, — сказала Исеулт тихо.
— Ты видела это во сне?
— Сны больше не посещают меня с тех пор, как я крестилась, — покачала она головой.
— И что, крещение того стоило?
— Я должна в это верить, — ответила она.
Камень со скрипом пополз вниз по лезвию. Вокруг все тоже точили оружие.
— Когда все кончится, — сказал я, — мы с тобой уедем и построим свой дом.
— Когда все кончится, — возразила она, — ты уедешь на север. Только на север, и никуда больше. К себе домой.
— Тогда ты пойдешь со мной.
— Может быть.
Исеулт передвинула кольчугу и принялась натирать следующую ее часть куском овчины так, чтобы звенья засияли.
— Я не могу видеть свое будущее. Оно всегда во тьме.
— Ты станешь госпожой Беббанбурга, — заявил я, — я одену тебя в меха и увенчаю ярким серебром.
Исеулт улыбнулась, но я заметил слезы на ее щеках и решил, что это от страха. В ту ночь многие в нашем лагере испытывали страх, особенно когда люди заметили свет на ближайших холмах — там, где датчане разожгли свои костры.
Мы немного поспали, но задолго до рассвета меня разбудил мелкий дождь. Все вокруг тоже проснулись: люди зашевелились и принялись натягивать воинское снаряжение.
Потом в сером утреннем свете мы двинулись вперед.
Дождь то прекращался, то начинался снова, злой и колючий, он все время хлестал нам в спину. Большинство из нас шли пешком, а немногочисленные лошади везли щиты. Осрик и его люди двигались впереди, потому что хорошо знали графство.
Альфред сказал, что люди из Вилтунскира построятся в боевом порядке справа и с ними встанут люди из Суз Сеакса, за которыми во главе своих гвардейцев будет сам король: его гвардия состояла из воинов с Этелингаэга. Еще с Альфредом будут фирды Дефнаскира, Торнсэты и Хамптонскира, отряды Харальда, Бургварда и моего двоюродного брата из Мерсии, а слева встанет сильный фирд Суморсэта под командованием Виглафа.
Всего три с половиной тысячи человек.
С нами шли и женщины. Некоторые несли оружие мужчин, другие — свое собственное.
Почти никто не разговаривал. Утро выдалось холодное, а трава была скользкой из-за дождя. Люди проголодались и устали, да к тому же всем было не по себе перед битвой.
Альфред приказал мне отобрать пятьдесят человек, но Леофрик не захотел отдать столько из своего отряда, поэтому я взял людей у Бургварда — тех, что сражались вместе со мной на «Хеахенгеле», превращенном в «Огненного дракона», а теперь пришли сюда из Гемптона. Стеапа тоже был с нами, потому что, как ни странно, мы прониклись друг к другу взаимной симпатией. Со мной был также отец Пирлиг, одетый сегодня как воин, а не как священник.
Нас набралось меньше тридцати человек, но, когда мы поднимались по склону мимо покрытой зеленым мхом старинной могилы, к нам подошел Этельвольд.
— Альфред считает, что я могу сражаться рядом с тобой, — сообщил он.
— Он так и сказал?
— Он велел мне быть с тобой рядом.
Я улыбнулся. Вообще-то мне хотелось, чтобы рядом со мной были только люди вроде Эадрика или Кенвульфа, Стеапы или Пирлига — словом, те, кому я мог доверять, зная, что они будут твердо держать свои щиты.
— Ты будешь у меня за спиной, — сказал я Этельвольду.
— Это как? — не понял тот.
— В клине ты встанешь прямо за мной и приготовишься в случае чего занять мое место.
Юнец воспринял это как оскорбление.
— Я хочу быть в первых рядах! — настаивал он.
— Ты когда-нибудь сражался в клине?
— Ты же знаешь, что нет.
— Ну, тогда и нечего лезть вперед. К тому же если Альфред вдруг погибнет, кто тогда станет королем?
— А… — На его губах появилась слабая улыбка. — Значит, мне держаться за тобой?
— Да, все время оставайся у меня за спиной.
Исеулт и Хильда вели мою лошадь.
— Если мы проиграем, — сказал я им, — забирайтесь обе в седло и скачите.
— Куда?
— Куда угодно, подальше отсюда. Возьмите деньги.
Я сложил все свое серебро и ценности в седельные сумки.
— Возьмешь все это, — объяснил я Исеулт, — и скачите отсюда подальше вместе с Хильдой.
Хильда улыбнулась, услышав эти слова.
Она выглядела бледной; ее светлые волосы, мокрые из-за дождя, плотно облепили голову: шляпы у Хильды не было. Свое белое платье она подпоясала веревкой. Меня удивило, что она отправилась вместе с армией, я думал, она предпочтет найти какой-нибудь монастырь, но Хильда настояла на том, чтобы пойти.
— Я хочу посмотреть, как датчане умрут, — голосом, не допускающим возражений, заявила она. — А того, которого зовут Эрик, я хочу убить сама.
Она похлопала по длинному ножу с узким лезвием, висящему у нее на поясе.
— Эрик — это один из тех, кто… — начал было я, но запнулся.
— Один из тех, кто превратил меня в шлюху, — сказала она.
— Значит, это не его мы убили в ту ночь?
— Вы убили рулевого его корабля, — покачала Хильда головой. — Но я обязательно найду Эрика и не вернусь в монастырь до тех пор, пока не услышу, как он вопит, захлебываясь в собственной крови.
— Бедняжку переполняет ненависть, — сказал мне отец Пирлиг, когда мы последовали за Исеулт и Хильдой вверх на холм.
— Разве это так плохо для христианки?
— Быть живым — вот что плохо для христианина! — засмеялся Пирлиг. — Мы называем человека святым, если он хороший, но многие ли из нас стали святыми? Мы все плохие! Некоторые из нас только пытаются быть хорошими.
Я посмотрел на Хильду и сказал:
— Она зря тратила время в монастыре.
— Тебе нравятся худенькие, верно? — высказал догадку Пирлиг. — А я вот люблю мясистых, похожих на хорошо откормленных телок! Дай мне милую темноволосую бриттку с бедрами как бочонки эля, и я стану самым счастливым священником. Бедняжка Хильда! Худая, как солнечный лучик, но мне жаль датчанина, который сегодня ей попадется.
Тем временем разведчики Осрика, которых он выслал вперед, вернулись и доложили Альфреду, что видели датчан. Враг ожидает у края откоса, там, где холмы выше всего и где стоит старинная крепость. Знаменам датчан несть числа, сказали разведчики. А еще они видели датских лазутчиков, значит, Гутрум и Свейн должны знать, что мы идем.
И мы шли, поднимались все выше и выше, карабкаясь по склонам меловых холмов. Дождь прекратился, но солнце не появилось: небо представляло собой сплошную мешанину серых и черных туч. Ветер порывами налетал с востока.
Мы прошли мимо рядов могил, оставшихся с древних времен, и я гадал — не лежат ли там воины, которые, как и мы, отправились некогда на битву? А еще мне подумалось, что через тысячи лет придут какие-нибудь другие люди, чтобы взобраться на эти холмы с мечами и щитами…
Войны бесконечны… Я посмотрел в темное небо, ища знамения от Тора или Одина, надеясь увидеть летящего ворона, но там не было птиц. Только тучи.
А потом я увидел, что люди Осрика забирают вправо. Мы находились в ложбине между холмами, и они огибали холм справа от нас. Когда мы достигли седловины между двумя низкими склонами, я увидел ровную землю — и там, впереди, был враг.
Я люблю датчан. Нет людей лучше, чтобы сражаться рядом с ними, чтобы вместе пировать, веселиться или просто жить. Однако в тот день, как и во многие другие дни моей жизни, они были врагами и поджидали меня в гигантском клине на той стороне низины. Там были тысячи датчан, вооруженных копьями и мечами, датчан, явившихся, чтобы сделать эту землю своей, а мы пришли, чтобы удержать ее.
— Господи, дай нам сил, — сказал отец Пирлиг, увидев врагов, которые принялись громко кричать при нашем появлении.
Датчане стучали копьями и мечами по щитам из древесины липы, отчего на вершине холма словно громыхал гром. Древний форт находился на правом крыле нашей армии, и на его зеленых торфяных стенах было много людей. Многие из них имели черные щиты, над ними виднелось черное знамя — значит, именно там и был Гутрум. Левое крыло датчан, стоявшее лицом к нашему правому, растянулось на открытой низине, над ним я увидел треугольное знамя на маленьком древке в виде креста — знамя с изображением белой лошади. Итак, Свейн командовал их левым флангом.
Справа от рядов датчан и слева от нас к пойме реки уходил крутой откос: обрывистый спуск, с которого можно было запросто полететь кувырком. Мы не могли надеяться обойти датчан с фланга с той стороны: никто не смог бы сражаться на таком склоне. Значит, нам придется атаковать в лоб, идя прямо на «стену щитов», против земляного укрепления, копий, мечей и боевых топоров превосходящего нас по численности врага.
Я высматривал знамя Рагнара с орлиным крылом, и мне показалось, что я вижу его на стене форта, но трудно было сказать наверняка, потому что каждый отряд датчан поднял свой штандарт, и маленькие флаги сбились в кучу. Снова пошел дождь, скрывая эти знамена, но справа от меня, перед крепостью, рядом с датским штандартом побольше, на котором была изображена белая лошадь, я видел знамя саксов — зеленый флаг с орлом и крестом. Значит, Вульфер был там, вместе с той частью фирда Вилтунскира, что последовала за ним.
Во вражеском стане виднелись и другие флаги саксов. Не много, может быть с десяток, и я подумал, что датчане привели людей из Мерсии, чтобы те сражались за них. Все знамена саксов находились на открытом месте, ни одного — внутри укреплений.
Враг все еще был от нас очень далеко, гораздо дальше, чем на расстоянии выстрела из лука, и никто из нас не слышал, что кричат датчане. Люди Осрика составили наше правое крыло, а Виглаф повел фирд Суморсэта налево. Мы построились в линию напротив линии датчан, но наши ряды, конечно, получились короче. Причем чуть ли не в два раза.
— Господи, помоги нам, — сказал Пирлиг, прикоснувшись к своему кресту.
Альфред подозвал командиров, собрав их под мокрым от дождя знаменем с изображением дракона. Датчане продолжали громыхать тысячами мечей и копий о щиты, пока король саксов держал совет с полководцами своей армии.
Арнульф из Суз Сеакса, жилистый, вечно хмурый человек с короткой бородой, посоветовал атаковать.
— Просто атаковать, — сказал он, махнув рукой в сторону укреплений. — Мы, разумеется, потеряем людей на стенах, но ведь мы в любом случае потеряем людей.
— Мы потеряем очень много людей, — предупредил мой двоюродный брат Этельред.
Он привел лишь маленький отряд, но, будучи сыном олдермена Мерсии, входил в военный совет Альфреда.
— Лучше будем обороняться, — прорычал Осрик. — Дайте человеку землю, которую он сможет защищать, и он будет стоять на ней насмерть!
Харальд кивнул в знак согласия.
Альфред выжидательно посмотрел на Виглафа из Суморсэта, который, похоже, был удивлен, что его вообще пригласили на совет.
— Мы выполним наш долг, мой господин, — сказал тот, — мы выполним наш долг, что бы ты ни решил.
Альфред взглянул на датчан, потом снова повернулся к нам:
— Мой опыт говорит, что враг ожидает, когда мы что-нибудь предпримем.
Он проговорил это тем самым педантичным тоном, каким обсуждал богословские вопросы со своими священниками.
— Они хотят, чтобы мы сделали нечто очевидное. Что же именно?
Виглаф пожал плечами, Арнульф с Осриком казались сбитыми с толку. Им явно хотелось, чтобы король вел себя более воинственно. Битва для большинства из нас была яростным сражением, этакой оргией убийства, но Альфред видел в ней соревнование в мудрости, а может быть, даже игру тафл, в которой побеждает более умный и расчетливый. Именно так, я уверен, он и смотрел на две наши армии — как на деревянные фигурки на расчерченной доске.
— Ну? — спросил он. — Какие будут мнения?
— Датчане ждут, что мы нападем! — нерешительно проговорил Осрик.
— Они ждут, что мы атакуем Вульфера, — добавил я.
Альфред одарил меня улыбкой.
— Почему именно Вульфера?
— Потому что он предатель, ублюдок и рожденный шлюхой кусок козьего дерьма, — сказал я.
— Потому что мы не верим, что люди Вульфера будут драться так же яростно, как датчане, — поправил меня Альфред. — И это правда. Его люди отнюдь не рвутся убивать своих собратьев-саксов.
— Но там Свейн, — напомнил я.
— И о чем это говорит? — спросил Альфред.
Остальные выжидательно уставились на короля. Он знал ответ, но не мог воспротивиться искушению побыть учителем, поэтому ожидал, что ему ответят другие.
— Это говорит о том, что датчане хотят, чтобы мы атаковали их левый фланг, — снова подал я голос, — но не хотят, чтобы мы его прорвали. Вот почему Свейн там. Он сдержит нас, тогда как остальные совершат вылазку из форта, чтобы ударить сбоку по нашим атакующим войскам. Это прорвет наши ряды справа, а потом вся их чертова орда явится и убьет остальных.
Альфред не ответил, но, судя по его обеспокоенному виду, был со мной согласен. Остальные повернулись и посмотрели на датчан, как будто ждали, что ответ, как по волшебству, появится сам собой… Но он не появился.
— Итак, сделаем, как предложил Арнульф, — сказал Харальд, — атакуем форт!
— Стены там крутые, — предупредил Виглаф.
Олдермен Суморсэта был человеком легкого, солнечного нрава, смешливым и небрежно-щедрым, но теперь, когда его люди построились в боевой порядок напротив зеленых укреплений, находился в подавленном настроении.
— Гутруму до смерти хочется, чтобы мы атаковали форт, — вставил король.
Это вызвало некоторое замешательство, так как, если послушать Альфреда, датчане хотели, чтобы мы атаковали их справа и в то же самое время хотели, чтобы мы атаковали их слева. А датчане уже принялись издеваться над нами из-за того, что мы вообще не предпринимаем никаких действий. Двое врагов побежали к нашим рядам и стали выкрикивать оскорбления, но остальная «стена щитов» все еще стояла неподвижно, бряцая оружием в мерном угрожающем ритме.
Дождь делал цвета на знаменах темнее: черный, красный, синий, коричневый и темно-желтый.
— Итак, что же нам делать? — печально спросил Этельред.
Наступило молчание, и я понял: несмотря на всю свою проницательность, Альфред и сам не знает, как лучше поступить. Гутрум ждал, когда мы атакуем, и, вероятно, его не заботило, двинемся ли мы против испытанных воинов Свейна на левом фланге или ко рву с крутым скользким откосом перед стенами крепости. И еще Гутрум знал, что мы не осмелимся отступить, потому что тогда его люди погонятся за нами и рассеют нас, как стая волков рассеивает убегающее стадо перепуганного скота.
— Атаковать их слева, — сказал я.
Альфред кивнул, как будто и сам пришел уже к такому решению.
— И? — Он ждал продолжения.
— Атаковать всеми силами, какие у нас есть, — проговорил я.
У врага, вероятно, было около двух тысяч человек снаружи крепости — и по меньшей мере половина из этих людей были саксами. Я подумал, что мы должны напасть на них в одном неистовом порыве и задавить числом. Тут и обнаружится слабость позиции датчан, потому что они собрались на каждом выступе и, как только их оттеснят к краю, им будет некуда больше деваться, кроме как вниз, по длинному, крутому склону. Мы могли бы уничтожить эти две тысячи человек, потом перестроиться для более сложной задачи — и напасть на три тысячи датчан внутри форта.