Дед Вощата, услышав о поездке, неожиданно прослезился.
– Деда, что с тобой?! – бросился к нему Ярилко.
– Чую я – ох, чую! – больше мы не свидимся.
– Что ты такое говоришь?! Ты еще вон какой крепкий. Мы ведь будем в Винете недолго, всего лишь до следующей луны.
– Я не о том… – Дед обнял юношу и крепко прижал к груди. – Мамка твоя была непростой женщиной – не только обавницей, но и ведуньей. Она еще до твоего рождения нагадала, что будет у нее сын и что наступит день, когда он покинет родные края и уедет на чужбину. Боюсь, что это время пришло. Душой чую! Тягостно мне…
«Жалко, что нельзя было взять с собой деда, – огорченно думал Вилк, работая веслом; волхв-лекарь исполнял обязанности гребца наряду с гриднями. – А кого попросишь? Венелад, может, и разрешил бы, а Всегорд вон какой важный, смотрит на меня, как на букашку. Вишь, уже корзно[82] на плечи накинул, примеряет…».
Всегорд шел на первой лодье. Он стоял на носу, подставляя лицо с жидкими юношескими усиками свежему ветру и жадно всматриваясь вдаль. Сын вождя словно специально снял войлочный колпак, чтобы подразнить Вилка своим чубом – прядью волос на бритой голове, знаком того, что он стал гриднем. Увы, Вилку такой чуб уже был не положен. Волхвы должны носить длинные волосы и бороды. Волосы у Ярилко были до плеч и густыми, словно пшеничные стебли на урожайной ниве, а вот борода и усы пока не росли, и юноша от этого страдал; ему хотелось выглядеть постарше.
* * *До Винеты добрались без приключений. Море было спокойным, небо голубым, и недавно проконопаченные лодьи летели как на крыльях – словно чайки, которые сопровождали русов всю дорогу, потому что от берега решили далеко не отходить. Мало ли что; вдруг появятся даны, – а они обычно ходили хищной стаей, по пять-шесть судов, – и придется тогда спасаться на берегу. Но все обошлось, и наконец на горизонте, в лучах утреннего солнца, поднялась золотая Винета.
Она и впрямь была золотой. На крышах двух и трехэтажных домов богатых горожан сверкала позолоченная черепица, колонны из белого мрамора и алебастра украшали кирпичные фасады дивной красоты домов с окнами из цветного стекла, а улицы были вымощены плоскими, хорошо подогнанными каменными плитами. Мужчины в Винете носили отороченные дорогим мехом мантии и береты с длинными перьями, а шеи женщин, одетых в бархат и шелка, обвивали тяжелые золотые украшения с огромными драгоценными каменьями.
Русы ходили по улицам Винеты, раскрыв рты от изумления. Им казалось, что они попали в Ирий. Возле домов росли пышные сады, изобилующие фруктами, а в них находились красивые беседки, где девочки учились прясть на маленьких прялках… золотым веретеном! Случалось им видеть, как в беседках собирались веселые компании, которые пили вино из золотых кубков. Это было просто невероятно, потому как даже у Рогволда кубки были серебряными, а если в руки руса попадало золото, то его обычно прятали подальше, в основном закапывая в землю, чтобы оно не досталось данам в случае набега.
На улицах было много красивых девушек-венедок, но они не обращали никакого внимания на русов, хотя они и были видными мужами. Иноземцы в Винете не считались диковинкой. Город был наводнен варварами, греками, саксами, славянами из других племен – антами, склавинами. Моряков, купцов, ремесленников, просто путешественников ждал в Винете радушный прием. Рынки города полнились товарами, да такими, что русам даже видеть не приходилось. Сюда приезжали купцы из Персии, Армении, Багдада, Константинополя, которые привозили благовония, различные приправы, восточные ткани, дорогое оружие и украшения. Винета вместе с расположенными неподалеку торговыми славянскими городами Ральсвиком и Рериком были местом притяжения и для торгового люда из новгородских земель, и для купцов Киева.
Кораблей в гавани было много, из разных стран. Но суда венедов сильно отличались от других. Их делали из дуба, у них был высокий нос и корма, а дно плоское – чтобы они могли плавать и по рекам. Но главной особенностью кораблей Винеты было резное деревянное украшение на носу в виде головы коня с развевающейся гривой. Это был волшебный конь Световида. Он давал магическую силу кораблю, защищал его от злых духов и устрашал врагов. Боевые корабли венедов вмещали кроме команды до пятидесяти воинов и несколько коней.
Много странных судов стояло в порту Винеты. Свеи[83] парусами не пользовались, весла у них делались съемными, и их суда подходили к причалу любой оконечностью, потому что они не имели кормы, как таковой. У некоторых кораблей паруса были сделаны из тонко вычиненной кожи и крепились металлическими цепями. Только огромные нефы франков не могли войти в порт Винеты, потому что не проходили в шлюзы. Товары из них на берегу Алатырского моря перегружали в большие неповоротливые лодьи, предназначенные для перевозки грузов, и хранили в портовых складах.
Подплывая к Винете, русы видели огромные поля созревшей пшеницы. Раньше на этих местах были болота, но венеды осушили их, и теперь могли продавать излишки хлеба. Построенные плотины и заслоны ограничивали разливы Одры, поэтому урожаи всегда были высокими. Река являлась составной частью водного пути от европейского севера до стен Константинополя, она была кормилицей венедов. Они даже Алатырское море переименовали в Вендский залив.
Ярилке-Вилку делать было нечего, и у него образовалась уйма свободного времени. Что-либо купить в торговых рядах, откуда Всегорд не вылезал уже третий день, он не мог – не имел денег – поэтому с утра до вечера бродил по улицам Винеты, совершенно очарованный сказочным городом. Иногда ему казалось, что он просто спит и все это ему снится. В конце концов, на него начали обращать внимание. И то верно: высокий плечистый дылда, без оружия у пояса, что было совсем не характерно ни для жителей Винеты, ни для приезжих гостей, и с ошалевшими глазами, голубыми, как ясное летнее небо, – будто умом тронулся.
Когда Ярилко начал замечать на себе взгляды девушек и услышал, как они смеются, обсуждая его достоинства и внешний вид, он вспомнил от великого смущения, что в его кошельке хранятся несколько кусков алатырь-камня. Он добыл их из моря три года назад – до того как стал учеником Морава. Мало кто мог нырять в ледяную воду Вендского залива сразу после шторма, но только не Ярилко. Все русы знали, что штормовая волна выносит на берег много обломков ценного алатырь-камня, поэтому и женщины, и подростки, и дети упорно ждали на берегу, пока стихия не утихнет. А потом собирали эти дары водяных божеств.
Но Ярилке это было неинтересно. Самые ценные куски алатырь-камня лежали на дне, там, где было глубоко, и подросток смело бросался в волны, ныряя до тех пор, пока губы становились синими, а тело покрывалось пупырышками.
Он находил такие большие и красивые камни, что многие ему завидовали. Но почти все забирал вождь племени – в общую копилку; так было заведено. А Ярилке и Вощате доставались крохи. Однако и этого хватало, чтобы купить необходимые на зиму припасы, в основном дорогую соль и хлеб. Мясо они с дедом сами добывали, а заморские приправы им заменяли разные местные травки и коренья.
Вилк вдруг вспомнил слова деда: «Будешь в Винете, найди старого человека по имени Беловод, если он, конечно, еще жив. Передай ему от меня привет и этот камень. А еще спросишь Беловода, где можно продать остальные наши камни, чтобы за них дали настоящую цену, без обману. Купишь мне на торге добрых стрел и крючков для рыбной ловли. А если хватит денег, то неплохо бы и сеть прикупить…».
Долго искать не пришлось – в Винете многие знали Беловода. Первый же малец привел его к небольшому, но красивому домику, и, что удивительно, сложенному из бревен, – такие строения были в городе редкостью. В основном здания были кирпичными, а некоторые – более старые – сделаны из дикого камня. Ярилко дернул за цепочку и где-то в глубине строения раздался мелодичный звон (дергать за цепочку ему посоветовал мальчик).
Спустя какое-то время – Вилк уже подумал, что в доме никого нет – раздалось стариковское кряхтение, и хрипловатый голос спросил:
– Кто там?
– Ярилко… – У оробевшего юноши старое имя вырвалось само по себе.
– Важный гость… – сказано было с насмешкой, будто юного руса могли видеть сквозь стены.
Дверь отворилась и на пороге встал еще крепкий старик, очень похожий на деда Вощату, если бы не «городская» – дорогая – одежда и не большой крест, видневшийся из-под шелковой рубахи в распахнутом вороте. Похоже, старик отдыхал после сытного обеда – время было полуденное.
– Ну и кто ты? – осмотрев юношу с головы до ног, спросил старик.
– Ярилко…
– Это я уже слышал. Какого роду-племени будешь?
– Внук я… деда Вощаты.
– Вощаты?! – Старик изменился в лице. – Этого отступника от истинной веры?! Надо же, еще жив, оказывается…
– Простите, что я вас побеспокоил… – К Вилку неожиданно вернулись выдержка и хладнокровие, которым он был обязан Мораву. – Всего вам доброго.
Он поклонился – слегка кивнул – и уже намеревался уйти, но тут старик окликнул его:
– Постой! Какие мы гордые… Входи, коль стоишь на пороге. Негоже мне так с родственником обращаться.
Родственником? Насчет родственников дед ничего не говорил. Ярилко спросил:
– Вы Беловод?
– А то кто же… Заходи, не торчи под дверью, как столб. Вишь, какой вымахал. В нашем роду таких богатырей еще не было.
Юноша заколебался, но все-таки прошел внутрь дома, обставленного с немыслимой для русов роскошью. Здесь были и диванчики мягкие, и сарацинские ковры, и диковинные креслица с резными спинками, и шелковые занавеси на окнах, а в большой комнате, куда завел старик юного руса, горел камин – неожиданно подул холодный сырой ветер из севера и стало прохладно. В Вендском заливе иногда бывало, что и среди лета вместо дождя идет снег. Но непогода долго не держалась – обычно два-три дня.
– Садись, – указал Беловод на диванчик. – Рассказывай.
– А что рассказывать? – буркнул Ярилко.
– То, что наказал Вощата.
– Привет вам передавал…
– Нужны мне его приветы… – Старик насупил брови.
– И подарок. Вот… – Юноша достал из сумки, висевшей у пояса, большой кусок алатырь-камня, завернутый в кусок холстины.
– Ну-ка, ну-ка… – оживился Беловод. – Вишь ты! – восхитился он, взяв камень в руки. – Какая красота! А что там внутри?
– Стрекоза. Такие камни самые ценные.
– Знаю, знаю… – Старик осторожно положил алатырь-камень на низенький столик с гнутыми резными ножками. – А ты, поди, голоден?
– Нет! – резче, чем следовало, ответил юный рус.
– Врать нехорошо. Тем более – старшим, да еще и родственникам. Пойдем, я накормлю тебя.
Больше отнекиваться Ярилко не стал. Его молодой организм и впрямь требовал чего-нибудь посущественней, чем тот харч, которым Рогволд снабдил гридней в дорогу. Поэтому он с большим удовольствием умял добрый кусок жареного мяса, запивая его пивом, и съел небольшую ковригу удивительно вкусного и мягкого хлеба. Про Винету всегда ходили слухи, что хлеб здесь совсем другой, нежели у остальных народов, населяющих берега Вендского залива – белый и вкусный. И его здесь так много, что им даже щели в стенах затыкают. Но последнее утверждение, похоже, было неправдой – какие щели могут быть в добротных кирпичных домах?
– Наелся? А теперь рассказывай.
Сытный обед совсем расслабил юношу, и он, неожиданно для себя, поведал все, что знал, – и про деда, и про отца, и про мать. Заканчивая свое повествование, он осекся на последней фразе, глянув на Беловода, – глаза старика были полны влаги, и казалось, что он вот-вот заплачет.
– Ты это… не обращай внимания… – Беловод быстро вышел, а когда вернулся, то глаза его уже были сухими, только лицо стало печальным и задумчивым.
– Дед твой не говорил, что мы родные братья? – спросил Беловод.
– Нет.
– И почему он бежал из Винеты, тоже не рассказывал?
– Не рассказывал…
– Впрочем, это неважно… Прошли годы и все расставили по своим местам. Так решил Господь.
– А все-таки, почему деда ушел из города? – решился Ярилко задать этот важный для него вопрос.
Беловод внимательно посмотрел на юношу, немного помолчал, а затем ответил:
– В те далекие годы христиан в Винете убивали, как диких зверей. А мы приняли крещение и выросли в вере византийской. Приходилось жить в Винете и таиться. Однажды в пылу откровенности он начал убеждать своего лучшего друга-язычника, что наша вера – самая лучшая. Тот не ожидал, что Вощата – христианин, и между ними завязалась драка. Так уж вышло, что Вощата ударил его сильнее, чем следовало… Пришлось ему уходить из города – за убийство в Винете не платят виру[84], как в других землях. Око за око, зуб за зуб – таков закон. Он бежал, а на нашу семью обрушились большие беды. Отца и мать казнили, узнав на допросе, что они христиане, а меня, недоросля, отдали в чужую семью. Но веру свою я все равно сберег!
Потрясенный Вилк молчал. Ему нечего было сказать…
Когда они прощались, Беловод подарил Ярилке нож в простых кожаных ножнах.
– Не гляди, что ножны небогаты, – сказал старик. – Посмотри на нож.
Юноша вынул клинок из ножен – и едва не ахнул. Он знал толк в оружии и понял, что держит в руках настоящий «дамаск». Ножи и мечи у русов из этой стали ценились едва не на вес серебра.
Покинув дом Беловода, Ярилко оглянулся. Старик стоял на пороге, горбясь, словно только сейчас вспомнил, сколько лет у него за плечами. А по морщинистой щеке медленно катилась крупная слезинка…
* * *Русы пробыли в Винете больше недели. Так захотелось Всегорду, который стал как безумный от увиденной роскоши.
Он столько накупил разных вещей, что они едва поместились на двух лодьях. Тем временем в городе пошли тревожные слухи, что датский король Кнут VI пошел войной на герцога померанского Богуслава. Это значило, что Винете нужно готовиться к войне с жестокими данами и что скоро торговые корабли иноземных купцов уйдут из гавани и порт опустеет.
– Мы должны немедленно убираться отсюда! – решительно заявил Венелад. – Иначе даны перекроют нам обратный путь.
– Завтра! – отрезал Всегорд, и Венелад смирился; ссориться с преемником Рогволда ему было не с руки.
На следующий день отчалили ближе к полудню – Всегорд еще раз сбегал в торговые ряды. Венелад недовольно ворчал, а опытные гридни хмурились – похоже, придется ночевать на берегу, иначе ночью им предстояло из-за задержки пройти очень коварный участок, изобилующий подводными камнями и сильными течениями. Его и днем-то нелегко преодолеть, а что уж говорить о темном времени суток. Можно, конечно, взять мористей, но тогда они точно наткнутся на данов, морских разбойников, драккары которых гораздо быстрее тяжело нагруженных лодий русов.
Так все и вышло. Как гребцы не налегали на весла, а к самому опасному участку пути они добрались в аккурат на закате. Повздыхав от огорчения и почесав затылки, решили не рисковать и высадились на берег, где разожгли костры и приготовили немудреный ужин – мучную болтушку, заправленную остатками солонины. Долго возле костра рассиживаться не стали; решили двинуться в путь с первыми лучами солнца. Поставив ночную стражу, русы тут же уснули крепким сном, как обычно засыпают все воины в любой свободный от несения службы промежуток времени и неважно, когда – днем или ночью.
Только Вилк почему-то не мог уснуть. У него из головы не выходили Беловод и дед Вощата. Он вспоминал и разговор Морава с дедом, и то, что поведал ему родственник-христианин. Что это за вера такая? И почему дед Вощата так и не принял Рода? А уж это Ярилко знал точно – дед исполнял все обряды, только когда был на виду. Дома он никогда не читал молитвы Роду, а уж о жертвоприношениях и не заикался. Ярилко с детства был приучен держать язык за зубами, поэтому никто в поселении не знал о тайнах их семьи.