В один из таких «неприбыльных» для Абу-Хурайры дней в его чайхане собралась достаточно пестрая компания. Все сидели под обширным навесом, от небольшого озера веяло прохладой, а широкие листья пальм умиротворяюще шелестели под легким ветерком, навевая приятные мысли и возвышенные чувства. Впрочем, это не касалось завсегдатаев чайханы с разбойными физиономиями; их насчитывалось человек пятнадцать. Похоже, они не очень придерживались законов ислама и вместо чая пробавлялись вином.
Как оно попало в чайхану Абу-Хурайры, можно было только догадываться – ведь кафиры сюда не заглядывали, а значит, спроса на спиртное, по идее, не должно быть. Тем не менее подозрительные личности пили вино да нахваливали его, нимало не стесняясь остальных клиентов чайханщика. Их насчитывалось чуть больше десятка. Судя по тому, что все они имели оружие, это были не дехкане.
Двое из них явно принадлежали к буйному братству наемников-джундов – покрытые шрамами лица, видавшее виды оружие, которым они были увешаны с головы до ног, и несколько высокомерное отношение к людям, не имевшим отношения к военному делу. Видно, джунды остались не у дел и теперь искали нового хозяина. Рядом с ними сидели три бедуина из Магриба. Их можно было легко узнать по головному убору, который обматывался так, что закрывал горло, шею, голову с ушами и даже рот. Тех, кто не носил такой головной убор, магрибцы называли «голоротыми», потому что рот у них считался нечистым местом на теле человека. У бедуинов из оружия были только длинные ножи и копья, и джунды поглядывали на них весьма скептически, потому что эта троица как-то ухитрялась есть плов и пить чай, практически не открывая лиц.
Кроме вышеперечисленных клиентов Абу-Хурайры в чайхане сидели четыре бербера с очень темными, почти черными лицами; судя по одежде и оружию, они вполне могли принадлежать к карагуламам – легкой кавалерии Салах ад-Дина. Видимо, их послали с каким-то заданием, а поскольку приближалась ночь, когда за каждым барханом мог таиться разбойник, они предпочли поужинать и отдохнуть в более безопасной обстановке. Похоже, торопиться им было незачем.
Побоище началось с одного из разбойных типов, который, перебрав спиртного, начал подкалывать бедуинов. Он выдавал разные скабрезные шутки, а его товарищи ржали, словно жеребцы. Что касается остальных клиентов Абу-Хурайры, то они посматривали на «шутника» с неодобрением, а кто-то из берберов тихо молвил: «За такие шутки у нас кишки наматывают на столб». Но его слова услышали только рядом сидящие товарищи. Уж какая муха укусила «шутника» и его дружков, неизвестно, но, видя, что бедуины совсем не реагируют на обидные слова, остальные разбойники тоже включились в травлю бедуинов, не выбирая выражений.
А затем случилось то, о чем потом долго вспоминал Абу-Хурайра – в основном с ужасом и тайным сожалением. Сверкнули три стальные молнии и у троих разбойников – или «ночных ястребов», как они называли себя – были перерезаны горла. Конечно же, среди них был и «шутник». И началось столпотворение! Все схватились за оружие, и в первую голову разбойники, но в бедуинов словно вселился злой дух. Их кинжалы разили с беспощадным неистовством. Разбойники пытались достать их саблями, но с тем же успехом они могли поразить пустынный вихрь. Магрибцы сражались в таком бешеном темпе и с такой быстротой орудовали кинжалами, что когда на земле оказалась почти половина разбойников, остальные дружно бросились врассыпную. Их никто не преследовал, и вскоре топот копыт коней «ночных ястребов» затих вдали.
На некоторое время в чайхане воцарилась мертвая тишина, которую нарушил один из наемников:
– Неплохо… Очень даже неплохо. – В его голосе звучало уважение. – И куда путь держат столь великолепные бойцы? Если, это, конечно, не секрет.
– От добрых людей у нас нет секретов, – ответил один из магрибцев, вытирая нож об одежду поверженного разбойника. – Мы едем к великому Салах ад-Дину, чтобы воевать против неверных.
– Тогда нам по пути, – сказал джунда.
– И нам тоже, – вмешались в разговор и берберы. – Мы направляемся в лагерь повелителя, так что можем показать вам туда кратчайший путь.
– Здорово! – просияли наемники. – А то мы уже совсем поиздержались в поисках войска повелителя правоверных.
– Тогда у нас есть предложение отправиться прямо сейчас.
– Почему? – удивился джунда, убеленный сединами.
– Те, кого воины из Магриба направили на путь истинный, – тут в голосе бербера прозвучала насмешка, – явно разбойники. Боюсь, что вскоре они вернутся сюда с целым отрядом. И тогда всем нам несдобровать.
– Разумно, – сказал наемник и встал. – В путь, так в путь. Наши лошади уже отдохнули и поели, да и мы в полном порядке. Вы тоже с нами? – спросил он бедуинов.
– Да, – коротко ответил один из них. – Это тебе, чайханщик, – бросил он на коврик несколько дирхемов. – Похоронишь этих псов, чтобы вони не было.
Старший из наемников коротко улыбнулся и с одобрением кивнул головой…
* * *Лагерь Салах ад-Дина напоминал хозяйство пчеловода. Большой квадрат на ровной местности, окопанный глубоким рвом, был заполнен шатрами-ульями, между которыми деловито сновали воины-пчелы самых разных национальностей и эмиры – командиры отрядов. Перед шатрами дымились многочисленные костры, на которых готовился вечерний плов, слышался стук кузнечных молотков – это в походной кузнице ковали лошадей. Где-то звучала зурна[88], которой подыгрывали на бубнах, недовольно ревели ослы – они получали корм в последнюю очередь, тихо ржали и фыркали лошади – наверное, разговаривали на своем лошадином языке, а уже выставленная ночная стража по периметру лагеря перекликалась: «Смотри-и! Слу-ушай!». Кроме пешей стражи в дозор отправились и конные отряды, но они вели себя тихо и передвигались скрытно – чтобы не пропустить появление врага.
Египетский султан Салах ад-Дин в задумчивости сидел на невысокой походной тахте и размышлял; в его огромном шатре, расшитом золотыми нитями, не было никого, если не считать телохранителей-мамлюков[89]. Но они были неподвижны и безгласны – как изваяния. Их можно было за людей не считать.
Салах ад-Дин размышлял и вспоминал. Четыре года назад ему удалось захватить Тиверию, Акру, Аскелон и другие города; воины их гарнизонов, почти без исключений, попали в плен или погибли при Хаттине. Остался только Тир. К сожалению, очень не вовремя прибыл морем маркграф Конрад Монферратский с отрядом крестоносцев, обеспечив таким образом городу надежный гарнизон. Натиск правоверных на Тир был отбит.
Тогда султан осадил Иерусалим. Оборону города возглавил барон Ибелин. Однако ему не хватало ни защитников, ни продовольствия. Гарнизон, поначалу отвергнув относительно великодушные предложения Салах ад-Дина, в конце концов, был вынужден сдаться. В октябре 1187 года султан вступил в Священный город, который почти сто лет пребывал в руках христиан, и провел ритуал его очищения, проявив великодушие к жителям Иерусалима. Горожан он отпустил на все четыре стороны при условии, что они внесут за себя соответствующий выкуп. Многим выкупиться не удалось, и они были обращены в рабство. Таким образом Салах ад-Дином была захвачена вся Палестина.
И только Тир остался в руках христиан. В том, что он пренебрег взятием этой крепости до наступления зимы, заключался его самый грубый стратегический просчет. Масихины[90] сохранили за собой мощный оплот, и в июне 1189 года оставшаяся армия крестоносцев во главе с Ги де Лузиньяном и Конрадом Монферратским напала на Акру. Им удалось отогнать армию султана, шедшую на выручку осажденным. Он не имел флота, что позволило христианам дождаться подкреплений и оправиться от поражений, которые они потерпели на суше.
И вот море вновь сделалось судоходным, небо стало ясным и пришло время прибытия подкрепления для обеих армий, чтобы они могли продолжать войну. Первым к султану присоединился Илм ад-Дин Сулейман Ибн Жандар, эмир на службе у ал-Малика аз-Захира. Это был старик, покрывший себя громкой славой, прославившийся мудростью своих советов и отвагой, которую он проявил во множестве сражений. Султан был очень высокого мнения об этом предводителе, одном из его старых соратников. Следующим прибыл Мужадд ад-Дин, повелитель Баальбека, а за ним – Бадр ад-Дин, правитель Дамаска.
Одно за другим прибывали мусульманские войска из разных частей страны. Крестоносцы, со своей стороны, использовали любую возможность, чтобы дать знать Салах ад-Дину, что вскоре к ним прибудет король Франции. Этот монарх занимал очень высокое положение среди франков; он требовал, чтобы его почитали самые могущественные из их правителей. По приезде короля крестоносцы должны были перейти под его руку, и все были готовы признать его верховенство. Наконец прибыл и король Франции с шестью кораблями, груженными провизией и лошадьми.
Салах ад-Дин шевельнулся и пробормотал «Иншалла…» – так хочет Аллах. Возможно, с Акрой придется распрощаться. Тем более, если к франкам прибудет новое подкрепление. Город оказался в отчаянном положении.
После прибытия короля Франции крестоносцы установили мощные баллисты и усилили натиск на город, пытаясь засыпать рвы. Доходит до того, что христиане заваливали ров трупами лошадей и даже бросали в него тела своих мертвецов. Осажденные разделились на четыре группы. Первая спускалась в ров, чтобы разрубать на части трупы сброшенных в него животных – дабы их было легче уносить; второе подразделение сбрасывало трупы в море; третье постоянно обстреливало врага из луков, защищая первые два подразделения и обеспечивая им возможность справляться со своей задачей; четвертая группа занималась баллистами и защищала стены.
Гарнизон Акры был настолько измучен напряженной работой и усталостью, что одолевал султана бесконечными жалобами. В самом деле, ему доставалось больше, чем какому-либо другому воинскому подразделению, и здесь не спасало никакое мужество. И все же гарнизон держался с великим терпением, а Аллах, с теми, кто умеет терпеть.
Полог шатра шевельнулся и раздался голос эмира Сейфеддина Абу Бакра, родного брата Салах ад-Дина:
– Повелитель, у меня новости…
– Входи, – разрешил султан.
Абу Бакр был отличным полководцем, но также признанным хитрецом и искусным интриганом. Он командовал подразделением, которое занималось разведкой.
– Я вижу, – сказал султан, – у тебя есть новости и хорошие, и плохие.
– Именно так, повелитель… – Абу Бакр поклонился. – Аллах видит, твоя проницательность выше человеческих возможностей.
Салах ад-Дин поморщился. В последнее время брат из кожи вон лез, лишь бы ему угодить. При этом постоянно льстил и унижался, что совсем негоже столь известному и уважаемому воину. Ведь Абу Бакру не откажешь ни в храбрости, ни в других воинских достоинствах. Салах ад-Дин понимал, почему его брат заискивает перед ним – он хочет получить в свое управление Аль-Джазиру[91]. Это лакомый кусок. А претендентов на него много. Султан уже про себя решил этот вопрос в пользу брата, ибо тот и впрямь был достоин такой награды, но до поры до времени не объявлял свой указ.
– Будет тебе упражняться в гибкости спины, – недовольно проворчал Салах ад-Дин. – Садись напротив и рассказывай все по порядку. Но сначала давай хорошие новости. Потому что пока ничего хорошего у нас не происходит.
– Все верно, о мой великий брат, – мрачно ответил Абу Бакр. – Пришло новое письмо из осажденного города от наместника, эмира Баха ад-Дина Каракуша.
– Я же просил начать с хороших новостей! Мне надоели его постоянные жалобы. Мы стараемся изо всех сил, чтобы помочь осажденным!
– Нет, письмо иного рода – от всех военачальников, воинов и жителей города. Вот оно… – Абу Бакр протянул султану мятый кусочек пергамента.
– Прочитай сам, – сказал Салах ад-Дин.
– «Мы поклялись умереть вместе; мы будем сражаться, пока не умрем, и не сдадим город до тех пор, пока живы. Вы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы связать силы врага и не дать ему атаковать нас. Поскольку мы исполнены решимости, то не унизимся перед врагом и не покажем себя трусами. Мы приняли свое решение». – Абу Бакр поднял глаза на султана и увидел, что у того посветлело лицо.
– Субханаху ва тала![92]– воскликнул Салах ад-Дин. – Наконец я услышал слова, которые достойны всяческого восхваления. Мужество и стойкость – вот что нужно защитникам Акры. А мы со своей стороны постараемсяпомочь им и будем бить франков, где только возможно.
– Это не все. Король Франции привез с собой белого сокола – очень крупного и редкостной породы. Мне никогда не доводилось видеть подобного красавца. Король очень его любил. Но два дня назад сокол вспорхнул с его руки и улетел, и как франки его ни призывали, он не возвратился, а полетел дальше и опустился на стену Акры. Наши люди поймали сокола, и передели тебе в дар.
– Отличная новость! – Салах ад-Дин с удовлетворением огладил бороду. – Это доброе знамение.
– Показать сокола?
– Позже, позже… Рассказывай дальше.
– Франки предложили тысячу динаров в качестве выкупа за птицу…
– Мы назовем сокола Удачей. А удача не продается.
Абу Бакр улыбнулся и одобрительно закивал.
– Нам все-таки удалось доставить в Акру продовольствие, – сказал эмир, с удовлетворением щурясь – как кот на солнышке. – Немного, но все же…
– Каким образом? – живо заинтересовался Салах-ад-Дин.
– Мы захватили судно франков, погрузили на него мясо, жир, четыреста мешков зерна, а также стрелы и нефть и посадили на него свою команду. Несколько десятков наших моряков и воинов, все родом из Бейрута, переделись как франки, побрили бороды, повесили на мачты кресты и для вида разместили на палубе свиней. Судно приблизились к городу, спокойно проходя между вражескими кораблями. Но их все-таки остановили и сказали: «Вы же идете в Акру!». Изобразив удивление, наши матросы спросили: «Неужели вы еще не взяли город?». Франки, – они изрядно угостились вином – уверенные, что имеют дело со своими, ответили: «Нет». «Что ж, – сказали наши, – тогда мы причалим у лагеря, но за нами идет еще одно судно. Его нужно скорее остановить, чтобы оно случаем не вошло в гавань города». Моряки из Бейрута, по счастью, заметили, что за ними следует франкский корабль. Вражеские суда тотчас направились к нему, тогда как наши на всех парусах устремились к Акре, где их встретили с криками радости, поскольку в городе, как все мы знаем, царит голод.
– Эти храбрецы достойны высокой награды!
– Несомненно, повелитель. А еще в очередной раз отличились франки-перебежчики. Они взяли на абордаж несколько судов крестоносцев, груз которых состоял из слитков серебра и серебряных изделий. Кроме богатой добычи они захватили и много пленников.
– Их тоже нужно поощрить. – Султан коварно улыбнулся. – И относиться к ним как к равным. Когда сторожевые псы одного хозяина грызутся между собой, волкам легче воровать овец. Пусть их предводители завтра придут ко мне.
– Слушаюсь и повинуюсь…
К Салах ад-Дину бежали многие франки, которых голод вынудил покинуть лагерь крестоносцев. Они сказали султану: «Если ты дашь нам корабли, мы будем защищать тебя с моря, а добычу поделим поровну между нами и мусульманами». Султан дал им барку и еще несколько судов помельче. Абу Бакр и другие эмиры были не в восхищении от этого решения султана; они думали, что франки, получив суда, просто сбегут на родину. Однако Салах ад-Дин оказался прав – перебежчики добросовестно выполняли уговор и уже принесли немало пользы войску султана.
– А теперь давай о плохом, – сказал Салах ад-Дин, видя, как лицо Абу Бакра помрачнело. – Насколько я понимаю, халва и шербет в твоих речах закончились.
– Ты прав. Почти… Ночью мои удальцы снова пробрались в лагерь франков и умыкнули оттуда двух рыцарей. Мы сможем обменять их на наших знатных пленников.
– Твое сообщение о лазутчиках – это обыденность. По-моему, ты просто тянешь время. Не томи, говори, что там у тебя.
Действительно, последняя хорошая новость была рутинной. Лазутчики Абу Бакра постоянно проникали в лагерь франков и похищали их добро. Кроме того, они захватывали и пленников – безо всякого шума. Прокравшись в шатер рыцаря или какого-нибудь оруженосца и приставив ему кинжал к горлу, они будили его и знаками показывали, что стоит тому подать голос, как он будет немедленно убит. Затем выводили бедолагу за пределы лагеря и вели в расположение армии султана. Пленник не осмеливался и рта раскрыть. Подобные вылазки в стан неприятеля совершались много раз.