Рыцарь должен был иметь щит, длинный обоюдоострый меч, копье и палицу. Во время похода употреблялись три ножа: боевой кинжал, столовый нож и мизерикорд[112] с узким лезвием, что позволяло использовать его в качестве шила. Рыцарь перевозил свои пожитки в двух мешках: один – для белья, а другой – для доспехов. Большую часть походного груза вез оруженосец, который не следовал за своим сеньором, а ехал впереди него, чтобы тот мог держать слугу в поле зрения. Для ночевки в полевых условиях у рыцаря имелась небольшая палатка.
Все это рассказал Вилку приятель-сервиент, которого звали Жильбер. Это был приветливый и весьма словоохотливый малый. Судя по намекам Жильбера, он попал в орден не по доброй воле, а чтобы спастись от виселицы. Сопоставив все его обмолвки, Вилк решил, что до того, как стать сервиентом тамплиеров, Жильбер был разбойником. Он и в ордене не очень праздновал дисциплину. А так как именно его определили к Вилку в наставники, юному русу не составляло никакого труда отпроситься в город, чтобы сходить в хамам или просто послоняться по улицам. В свою очередь новоиспеченный сервиент прикрывал проделки Жильбера, который был очень охоч до женщин и питал пристрастие к вину.
В данный момент рыцарей и сервиентов в крепости было немного. Большая часть тамплиеров сражалась в войсках короля Ричарда. Роберу де Сабле немало пришлось повоевать, в том числе в битве при Арсуфе, и при снятии осады с Яффы, где великий магистр со своими тамплиерами сражался очень храбро. И теперь, несмотря на преклонный возраст, он по-прежнему рвался в бой, но его цепко держали обязанности. В том числе и неурядицы с Кипром.
Подписав договор с Ричардом Плантагенетом, Робер де Сабле, как и договаривались, сразу же заплатил ему сорок тысяч золотых безантов. К сожалению, Великий магистр не мог оставить большой гарнизон на Кипре, поскольку орден нуждался в людях, чтобы вести войну в Святой земле. Все, что он оставил на Кипре – это четырнадцать рыцарей и сопровождающую их пехоту под командованием Арманда Бочарта.
Однако вскоре на острове началось восстание, которое пришлось подавить силами ордена. Все выходило на то, что такое, на первый взгляд, очень ценное приобретение слишком хлопотное для ордена Храма. И тогда магистр принял решение продать остров, королю Иерусалимского королевства Ги де Лузиньяну. Хитрец Ги, который всегда много обещал, но мало что делал, как и ожидалось, не смог вернуть тамплиерам сорок тысяч безантов. Однако взамен он разрешил сохранить замки и другие укрепления на острове, принадлежащие тамплиерам, тем самым удовлетворив желание ордена поддерживать свое присутствие на Кипре.
Но главная проблема ордена заключалась в том, что ему требовалось много денег. В нее-то и окунулся с головой, помимо своей воли, Робер де Сабле.
Одна только организация бесплатной перевозки тысяч паломников через кишащее опасностями Средиземное море требовала преизрядных средств. Такие доходы, конечно, не могли дать земли тамплиеров; а доброхотные даяния имели препротивное обыкновение быстро иссякать. Поначалу, когда орден Храма был в моде, их несли в изобилии, но постепенно золотая река стала ручьем, да и тот понемногу начал пересыхать.
Немного поразмыслив, Робер де Сабле решил использовать благословение папы и церковный статус, ведь при таких условиях сделать можно было многое. Церковь строго запрещала дачу денег в рост. Недостатка в желающих занять деньги не было, а вот одолжить их решались немногие – церковь в этом вопросе была непреклонна. На тот момент запрет обходили при помощи евреев – им христианский закон был не писан, вот они и давали деньги в долг. Но и евреям приходилось несладко; часто их просто грабили знатные сеньоры, а добиться правосудия удавалось не так уж часто.
Робер де Сабле поднял все свои связи и получил у папы право давать деньги в рост, поскольку прибыль шла на святое дело. И вскоре дело было поставлено на широкую ногу. Ведь отделения ордена были во множестве стран и городов, а подвалы с золотом охранялись и военной силой, и страхом святотатства.
Но главное – при таких условиях тамплиеры могли брать намного меньший процент. Евреи никогда не были уверены, что долг им вообще вернут, поэтому брали грабительские сорок процентов и даже более. Тамплиеры довольствовались ставкой в десять процентов, поэтому неудивительно, что их услуги вскоре стали более чем популярными, и в казну ордена хлынул золотой поток.
Кроме того, тамплиеры изобрели специальные чеки. Именно они решили проблему перевозки денег. Намного удобнее отдать деньги ордену, получить чек, зашить его в одежду и забрать по этому чеку свои деньги или драгоценные металлы в другом условленном месте. Это избавляло путешественников от грабежа разбойников, которых в то время было много. Для удостоверения личности на чек ставили отпечаток пальца вкладчика, а за пользование чеками брали небольшой налог.
Как раз хозяйственными проблемами и был занят Великий магистр по приезде в один из замков ордена, расположенный в Тире. В данный момент тамплиеры возводили крепость Мэтр Жак и укрепляли небольшой замок План близ Рамлы. Кроме того, они строили дороги, которые были намного лучшего качества, чем все другие, притом за проезд по ним не взималась плата. На разных отрезках дорог создавались комтурии, в которых можно было поесть, переночевать и обменять чеки на деньги. Дороги были охраняемые и путешественники, проезжая по ним, чувствовали себя защищенными. Все эти мероприятия требовали больших затрат и опытных строителей. Робер де Сабле очень надеялся на помощь в этом вопросе и бальи города Бернара дю Тампля…
* * *Покинув кладбище, Вилк направился в сторону базара.
Он уже и думать забыл о четверых сарацинах, которые о чем-то совещались возле большой гробницы. Они были очень похожи на заговорщиков, но он мало что понял из их разговора и его совершенно не волновали проблемы подобного рода. Вилк понял только то, что речь шла о каком-то Конраде и Ричарде. Если второе имя ему было знакомо, – кто же не знал в Святой земле короля Англии? – то кто такой Конрад, он понятия не имел.
Вилку нравилось бывать на базаре. Это было поистине захватывающее зрелище. Среди торговцев и покупателей было столько представителей разных народов, племен и рас, что глаза разбегались. И всех этих людей разного цвета кожи и разных темпераментов юный рус видел впервые. Он удивительно быстро освоил язык франков и начал немного понимать речь сарацин. Правда, не всех, потому что их речи напоминали многоголосое щебетанье птиц на току во время обмолота ржи, где собирались ласточки, воробьи, вороны, голуби и прочие представители пернатых, и каждый вид имел свой особый язык.
Юношу притягивали, как магнит, оружейные ряды. Он, конечно, прошел весь базар, с одного конца в другой, однако его мало волновали и пряности, и благовония, и ювелирные изделия, и великолепные ковры, равным которым нет во всем подлунном мире. Но бродить среди сверкающего и звенящего на все лады воинского снаряжения было для Вилка сродни празднику. Он ничего не покупал, хотя его и поставили на денежное довольствие (юный рус не оставлял мысли когда-нибудь покинуть чужие края и вернуться домой, но без денег это невозможно), только глазел.
А посмотреть в оружейных рядах и впрямь было на что. Базар Тира был куда меньше багдадского сук ас-Сарая (правда, этого Вилк не знал), но его почти весь сделали крытым.
Над улицами были сооружены своды, а на перекрестках искусные сарацинские мастера возвели купола. Свет под купола и своды проникал через небольшие отверстия в кровле, а маленькие ремесленные мастерские были объединены в одно помещение с торговыми лавками, открытыми в сторону улицы. Собственно говоря, каждая улица была торговым рядом, потому что в Тире для большого базара, такого как сук ас-Сарай, просто не было места.
Больше всего Вилку нравился булат. Те сабли и мечи, что продавались на базаре Тира, стоили таких больших денег, что юноша даже при большом желании не смог бы скопить их на своей сервиентской должности и за пять лет. Каких только узоров не было на стали «дамаск»! Если на булате виднелись полосы, состоящие из прямых линий, то это был низший сорт «дамаска». А если рисунок занимал всю ширину клинка, то такая сталь считалась самой лучшей.
Потоптавшись добрых два часа в оружейном ряду, Вилк тяжело вздохнул и направился к выходу из базара – пора было подменять Жильбера. Франк ухаживал за лошадьми, к которым питал слабость; может, потому они и сдружились, так как Вилк тоже любил этих благородных животных. Но в торговом ряду, где продавали разную железную мелочевку, юношу словно кто-то толкнул в грудь. Он поначалу резко остановился, а затем подошел к лавке, где продавались железные предметы лошадиной сбруи и начал прицениваться. В этом не было ничего удивительного для торговцев – франки часто покупали различные принадлежности подобного рода.
Возле соседней лавки двое юношей-мусульман – судя по внешнему виду, они были ремесленниками, – пытались сбыть свой товар оптовому покупателю, владельцу лавки. Они отчаянно торговались, не обращая внимания на окружающих, но это впечатление было обманчивым. Вилк заметил: то один, то второй как бы невзначай оглядывался, и тогда его острый взгляд пробегал по толпе, словно коса по высокой траве.
Казалось бы, что нужно юному русу от каких-то замарашек-мусульман? Но в том-то и дело, что возле соседней лавки стояли двое из тех четверых сарацин, которых он видел на кладбище. И тогда чистое и достаточно дорогое одеяние, в которое они были одеты всего несколько часов назад, совсем не напоминало дорожные халаты ремесленников. Вилку не нужно было долго соображать, почему они так преобразились. Он и сам умел хорошо маскироваться благодаря науке деда Вощаты.
Значит, на кладбище он не ошибся: эти двое и их товарищи затевают какое-то опасное дело. И оно – в этом Вилк почему-то был совершенно уверен – направлено против франков. Может, они хотят убить Великого магистра? Эта мысль показалась ему кощунственной, но сарацины, судя по рассказам Жильбера, на все способны. Но если убьют Робера де Сабле, тогда в его судьбе может случиться еще один поворот, в худшую сторону, – Вилк уже понял, что Великий магистр имеет на него определенные виды, связанные с повышением статуса новоиспеченного сервиента.
Вскоре ремесленники и купец ударили по рукам, довольный лавочник отсчитал им деньги – сущий мизер! – и юноши уныло побрели прочь. А какое настроение должно быть у людей, которые очень хотели поправить на базаре свое финансовое положение, а в итоге не получили и пятой части того, на что надеялись? Тем не менее, Вилк подметил одну характерную особенность этой странной парочки: они лишь изображали уныние и старательно пытались идти помедленней, хотя это давалось им с трудом. Руса, уже достаточно опытного воина, трудно было обмануть; статные фигуры двух ремесленников явно указывали на их принадлежность к людям, которым более привычно работать не в мастерской, а орудовать саблей.
Вилк пошел вслед за ними. Он решил проследить, куда они пойдут, и что будут делать дальше. Это решение возникло само по себе, помимо его воли; в юноше вдруг проснулся охотничий азарт. Так они прошли почти до самого выхода, при этом «ремесленники» несколько раз останавливались возле какой-нибудь лавчонки, но только для того, как понял рус, чтобы заметить, не следит ли кто за ними. Это еще больше укрепило его во мнении, что эти двое – очень опасны, возможно, даже лазутчики самого Салах ад-Дина. Он уже подумывал, а не кликнуть ли ему стражу франков. – пусть они разбираются с этими подозрительными «ремесленниками» – как вдруг откуда-то сбоку послышался радостный крик:
– Вилк, постой! Стой, говорю тебе! Вилк, Вилк!
Кричали на языке русов! Кто бы это мог быть? Вилк беспомощно затоптался на месте, не зная, что ему делать, – продолжать идти за двумя сарацинами, которые ускорили ход, или обернуться на зов. Но любопытство пересилило, и он с недоумением уставился на оборванца, который бежал к нему, ловко лавируя между покупателями.
– Ты что, не узнаешь меня? – спросил бродяга, сияющий, как майское солнышко.
– Ачейко?! – Вилк не поверил своим глазам. – Ты живой?!
– Живее не бывает. Только сильно голодный…
– Это дело поправимое. Пойдем в чайхану, я накормлю тебя.
Вилк бросил взгляд в ту сторону, где находились «ремесленники», и тяжело вздохнул: конечно же, их и след простыл…
* * *В чайхане Ачейко поведал ему свою горестную историю – как его продали работорговцу, как он попал на галеры, а затем к ас-Синану, как скитался по дорогам Востока и едва снова не стал рабом, и только бумага, полученная от страшного Старца Горы, заставила разбойников не просто отпустить его восвояси, но еще и денег дать на дорогу, и как он наконец добрался до Тира, надеясь попасть на корабль, который идет в Европу.
В Тире ему пришлось хуже всего. Ни франки, ни мусульмане не принимали Ачейко за своего, а показывать бумагу с именем ас-Синана было здесь смерти подобно. Теперь он уже разобрался, кто такой его «благодетель», и кто такие ассасины. Ачейко работал где придется, в основном за миску плова (в лучшем случае) или за чайник чая с засушенными лепешками и корзинку подпорченных фруктов. Он так обносился, что стыдно было ходить по городу, но купить обновку не мог. Ночевал Ачейко в развалинах, а работу искал ночную – чтобы его поменьше видели. Лишь сегодня ему немного повезло – один старый горшечник попросил отнести его товар в торговые ряды, посулив за это целый дирхем. Как по расценкам, принятым среди носильщиков, это было слишком много; видимо, старик просто пожалел несчастного юношу из далекой страны кафиров.
– Что делать дальше, не знаю… – Ачейко, разомлевший от сытной еды, пригорюнился. – Тебе, вижу повезло.
– Можно и так сказать, – ответил Вилк, усиленно ворочая мозгами.
Он просто обязан был помочь Ачейко, но как это сделать? Наконец, приняв решение, сказал:
– Вот что, приятель, я попробую устроить тебя к тамплиерам. Им нужны слуги. Ты хоть и не франк, но, я думаю, моего поручительства будет достаточно. Буду просить за тебя самого Великого магистра. Он добрый человек. Но в таком виде, – Вилк наморщил нос, – тебя не примут даже отхожие места чистить. Поэтому, прежде всего, купим тебе новую одежду и сходим в баню. Надеюсь, мой товарищ по службе Жильбер не будет на меня в большой обиде, что я сменю его не вовремя.
– Вилк! – Глаза Ачейко наполнились слезами. – Если бы ты знал, как я хотел тебя встретить! Я знал, что ты точно мне поможешь. Я буду твоим должником до скончания века. Клянусь в этом!
– Ты погоди клясться. Может, ничего не выгорит из нашей затеи.
– Все равно, я очень тебе благодарен.
– Я тоже рад, что ты жив…
К большой досаде Вилка, Робер де Сабле был занят.
Он принимал всеми уважаемых рыцарей-тамплиеров, – Жильбера Эрраля и Филиппа де Плессье – с которыми находился в дружественных отношениях. Они прибыли с театра военных действий и Великий магистр с интересом слушал последние новости.
Вилку пришлось ожидать долго. Он представил, как томится Ачейко за воротами, – кривича в замок не пустили – и в очередной раз пожалел парня. А что если не получится пристроить его в услужение к тамплиерам? Пропадет ведь.
Наконец рыцари отправились по своим делам, и оруженосец Робера де Сабле впустил Вилка в кабинет Великого магистра. Нужно сказать, что на прием к гроссмейстеру тамплиеров попасть было нелегко. Но оруженосец был еще тем прохвостом; он интуитивно чувствовал, что его господин относится к язычнику с большой теплотой, а это значило, что выскочку-сервиента могут и повысить. Поэтому ему не хотелось терять расположение Вилка, которого даже рыцари начали уважать за его боевое искусство.
Юноше повезло: Роббер де Сабле пребывал в добром расположении духа. Оба рыцаря были его товарищами, и встреча с ними настроила Великого магистра на благоприятный лад. Выслушав просьбу Вилка, он решительно поднялся и сказал:
– Если этот твой рус и впрямь хороший стрелок, тогда он будет принят в услужение. Зови его и веди на ристалище. Посмотрим, что он умеет.
В новой – европейской – одежде Ачейко выглядел весьма прилично: статный, широкоплечий, но сильно исхудавший. Когда ему дали в руки лук и стрелы, он не мог поначалу преодолеть огромное волнение. Тогда Вилк незаметно с силой ткнул ему кулаком под ребра и прошептал: