Тайна прошлогоднего снега - Валерий Роньшин


ТАЙНА ПРОШЛОГОДНЕГО СНЕГА

Глава I

ИСКАТЕЛЬНИЦА ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ИЛИ ЗЕЛЕНО-ЖЕЛТО-БЕЛАЯ ТОСКА

На Красной площади царила зеленая тоска. Слонялись туда-сюда прохожие, летали там и сям голуби, тикали и такали часы на Спасской башне. А на бронзовой лошади сидел бронзовый полководец – не знаю, какой именно, - мы его по истории ещё не проходили. Я же стояла у окна и смотрела на всё это, наверное, уже в стотысячный раз. С тех пор как я с мамой энд папой переехала в эту квартиру, за окнами наблюдался один и тот же неизменный пейзаж: все те же голуби, все те же часы, все та же лошадь под все тем же полководцем. Одним словом – скукотища.

Да что там вид из окна – вся жизнь какая-то жутко однообразная, из года в год одно и то же, одно и то же: день-ночь, зима-лето, обед-ужин…

Ну разве что на какой-нибудь клевый дискан сгоняешь для разнообразия. Хотя, по большому счету, и там все однообразно: музыка грохочет, огни сверкают… Еще можно, конечно, в кого-нибудь втюриться или втрескаться по уши, а то и по самую макушку. Но в этом вопросе парад проходит пока что мимо меня. Мне уже почти четырнадцать лет, а любви все нет и нет. Правда, решила я как-то влюбиться в Володьку Воробье­ва. Тем более что это очень удобно: учимся в од­ном классе, живем по соседству… И почти что уже влюбилась. Но тут, как назло, химичка на своем уроке выдала такую пенку: никакой любви нет, а есть лишь состав из углерода; водорода и азота, который вырабатывается в человеческом мозгу — из-за него-то люди и испытывают чувст­во влюбленности. Я как увидела эту голимую «формулу любви», которую химичка написала на доске — C8H11N, — мне сразу и влюбляться рас­хотелось. Впрочем, меня не только из-за форму­лы влюбляться не тянет, а еще и из-за того, что я жутко ревнивая. Причем могу ревновать к чему угодно, хоть к фантику от конфеты. Если конфе­та вкусная, а фантик облизывает кто-то другой — убью сразу! А Володьку мне не хочется убивать. Воробей — классный парень! Правда, он совсем без тормозов, все время его круто заносит. То он на скрипке наяривал с утра до вечера, то в теле­скоп на звезды пялился с вечера до утра, то дю­дики километрами читал, то Гафчика разговари­вать учил (Гафчик, он же Гафч, он же Гафчуля — наш с Володькой лопоухий друг-дворняга)…

А сейчас Воробей зациклился на инопланетянах. Днем и ночью смотрит по видику фильмы про коварных пришельцев, которые прилетают из глубин Вселенной на своих энлэошках, чтоб за­хватить нашу Землю.

Меня, честно сказать, вся эта космическая му­ра не зажигает. Хотя иной раз и появляется жела­ние умчаться в космические дали, чтобы только в эту дурацкую школу не ходить. Но с такими тем­пами освоения космоса — в час по чайной лож­ке — вряд ли я куда-нибудь улечу с Земли, разве что в следующей жизни. Это только в кино зем­ные астронавты и космонавты весь космос избо­роздили вдоль и поперек, а на самом-то деле они дальше Луны и нос сунуть боятся. Крутятся во­круг Земли, как мошки вокруг лампочки. Тоже, прямо скажем, не фонтан — месяцами висеть в невесомости на космической станции и глазеть в иллюминатор на все ту же Землю…

Ой, что-то я не туда заехала. Приношу десять килограммов извинений!..

О чем я говорила?.. Ах, да, о школе. Так вот, в этой дурацкой школе я за восемь лет учебы не только не поумнела, а, наоборот, поглупела. Что совсем неудивительно. Кто-то когда-то где-то сказал: «Чем больше человек узнает, тем больше становится того, чего он не знает». Выходит, нет никакого смысла много знать. «Много будешь знать — скоро состаришься» — слыхали такую поговорочку? А я не хочу быстро стариться. Мне неохота даже до полтинника доживать, чтоб не наблюдать себя как тетеньку, которая медленно, но верно превращается в старушку. Возможно, это и глупо звучит, но пока что это именно так. Поэтому уроки я делаю левой ногой. И не толь­ко уроки. Я вообще много чего левой ногой умею делать. Я умею надевать на ногу ботинок, умею потом в нем топать по лужам, могу заки­нуть левую ногу за правое ухо — опс! Могу на­красить ногти на левой ноге в розовый цвет, чтоб они отличались от ногтей на правой ноге. И еще до фигища чего могу!.. Могу, например, ногой и по роже вмазать…

Ну-у, «по роже вмазать» — это отдельная пес­ня. Когда я расследовала дело черных колдунов, мне пришлось основательно поработать левой но­гой. Думаю, черные колдуны надолго запомнили мой коронный удар слева. И не они одни…

Да уж, горячие у меня тогда выдались денечки!

Жизнь моя превратилась в сплошной поток невероятных приключений. Чего я только не расследовала, кого я только не преследовала: всяких маньяков, наркодельцов и прочих брата­нов… Пули во время перестрелок свистели, по­крышки во время погонь визжали. А в самом конце концов я обязательно выводила на чистую воду всю эту шманьку-драньку и — клац-клац — защелкивала им наручники.

Разумеется, я не одна распутывала запутанные преступления, мне помогал Воробей. Это сейчас он ничего, кроме своих инопланетян по видику, не видит, а тогда мы с ним шли нога в ногу, стояли плечом к плечу и отстреливались спина к спине… Короче, рисковали на всю катушку. Ну а когда еще рисковать, как не в молодости, верно ведь?.. А еще с нами на всю катушку рисковали майор Гвоздь Петр Трофимыч, начальник Отдела по борьбе с нечистой силой, и полковник Мо­лодцов Григорий Евграфыч по прозвищу Супер-опер, начальник Ударной бригады по борьбе с бандитизмом… Крутые дяденьки — ничего не скажешь. О Молодцове и Гвозде среди оператив­ников ходили легенды, что и тот, и другой мог без огня прикурить и без воды утопить.

Потом я еще работала на дико секретную службу, выполняя дико секретные задания Ивана Сергеича и Сергея Иваныча (это, как вы сами понимаете, псевдонимы, настоящие их имена ди­ко засекречены). К сожалению, я не могу вам рассказать, какие именно задания я выполняла, потому что это не просто тайна, а — государст­венная тайна. Скажу лишь, что мой кодовый но­мер был 013 и что все задания касались внутрен­них интересов России.

Где я только не побывала, отстаивая эти самые внутренние интересы — даже в Гондурасе и на острове Пасхи. Оказалось, что у России буквально везде есть свои внутренние интересы, и поэтому я исколесила весь земной шар. Кстати сказать, не такой уж он и шар, а так себе — шарик. И Даль­ний Восток оказался не таким уж и дальним, и Средняя Азия — не такой уж средней… Эх, какое это было сказочное времечко. Я действовала по двадцать шесть часов в сутки, спала всего по три минутки, а по утрам просыпалась — ни фига се­бе! — опять настроение отличное!..

А потом… потом все, словно сговорившись, послали меня в «игнор», то есть, попросту гово­ря, стали игнорировать — и Петр Трофимыч с Григорием Евграфычем, и Сергей Иваныч с Ива­ном Сергеичем. Да и вообще все они куда-то по­девались, как в воду канули. Наверняка продол­жают распутывать запутанные преступления и отстаивать внутренние интересы России, но уже почему-то без меня. Я им не завидую, я вообще не люблю завидовать. Зависть — это как расти­тельное масло, которое вытираешь тряпкой и вы­тираешь, а оно все не вытирается и не вытирает­ся. Однажды я пролила целую бутылку расти­тельного масла на кухонный пол — и полночи занималась половой жизнью с половой тряпкой в обнимку, но под утро все равно было скользко.

Ой, опять я заехала не туда. Приношу два­дцать килограммов извинений!..

Короче, я им не завидую, просто иногда так грустно становится, прямо до грустливой грустности. Они чего-то там расследуют, кого-то там преследуют… А у меня тут — школа-дом-шко­ла, завтрак-обед-ужин… Нет, поесть я люблю, конечно. Раньше я очень любила лакомиться зефирчиком в шоколаде, пока в один прекрасный день капитально им не объелась. А сейчас я по­любила яйца всмятку и ем их по две штуки в день. Когда варишь яйцо всмятку, главное — не пропустить момент закипания. Чтобы получился идеальный желток, яйцо должно вариться, ровно сто секунд — не меньше и не больше. Потом яй­цо нужно поместить в специальную подставочку, затем намазать маслицем два кусочка белого хле­бушка, после макнуть кончик чайной ложечки в соль и эту ложечку окунуть в желток, который старается убежать…

Тьфу ты, блин, и чего это я все время отвле­каюсь! Приношу тридцать килограммов извине­ний!..

Продолжаю продолжать… Если крутого паца­на называют «рубаха-парень», то я самая настоя­щая девчонка-блузка, ну или девчонка-топик. Ко­роче, така-а-я крутая, что круче некуда! Я и в океан с самолета без парашюта прыгала, и в кана­лизации брассом и баттерфляем плавала… Но все это, увы, в далеком прошлом и даже в позапрош­лом. С тех пор и до сих пор у меня нет ни-ка-ко-го экстрима, даже самого завалящего. «Полный штиль», как выражается мой дедушка капитан Кэп — старый морской волк, между прочим. А полный штиль, ребята, это все равно, что суп без соли, чай без сахара или макароны без кетчу­па… Короче, преснятина со скучнятиной. Ну раз­ве что иногда за компом малость оттянешься на всяких там стрелялках-убивалках. Но это не та кайфуша, в компе же все понарошку: тебя убива­ют—и ты просто вылетаешь из программы.

Еще я пробовала заниматься этим, как его… банджи… джи… джа… Блин! Язык сломать мож­но — банджиджампингом (это такая резиновая фигня типа ленты, к которой тебя привязывают и выбрасывают из вертолета). «И что?» — спро­сите вы. «И ничего!» — отвечу я. Выкинули меня из вертолета, побросало меня в воздухе десяток минут — и все. Абсолютно никаких эмоций.

Володька Воробьев мне после сказал, что у меня эмоций не было потому, что я страдаю ги-пофобией, то есть отсутствием страха. Фиг попа­ло! Наоборот, я жуткая трусиха. Но вся фишка в том, что мне нравится бояться, нравится, когда все внутри обмирает, когда душа в пятки уходит, когда сердце говорит «ек», когда под ложечкой сосет (а также под чашечкой и под тарелочкой). Это так зажигает, скажу я вам. Страх — это классно! Для меня как следует испугаться — все равно, что слопать кусочек моего любимого шо­коладного тортика с орешками. Честное слово, не вру. А уж когда душу охватывает леденящий ужас — ну это полный улет!

На зимних каникулах я в поисках экстрима закатилась в Египет. Так чо-то захотелось бух­нуться в какое-нибудь классненькое приключеньице! Эх, мечтала я, хорошо б застрять где-нибудь в горах во время джип-сафари. Или ныр­нуть под воду в этом… как его… Красном море и заблудиться в зарослях кораллов. Или чтоб меня украли бедуины лет на сорок… А еще лучше — поехать, к примеру, в Каир на автобусе и прова­литься в дырку в асфальте!

Но, увы, никуда провалиться мне так и не удалось, а вот застрять застряла — в первом часу ночи в заглохшем автобусе между Каиром и Шарм Эль Шейхом. Вокруг — темень, за окнами - пустыня, на шоссе — ни одной машины, народ в автобусе — в панике, а меня все это вво­дит в неописуемый восторг. Вот оно! Наконец!..

Но рано я радовалась. Автобус подтолкнули, он завелся и поехал. Короче, облом и желтая тоска (желтая, как пустыня кругом).

На этом мои «арабские кошмары» закончи­лись, и я не солоно хлебавши вернулась домой, в Россию и прямехонько угодила из желтой тоски в белую, потому что зима в Москве была в самом разгаре.

Ну а сейчас была уже весна, на деревьях зеле­нели листочки, и меня грызла, соответственно, зеленая тоска.

Нет, я, конечно, по жизни пофигистка, ну то есть оптимистка. И твердо знаю, что лифт всегда движется в двух направлениях: вверх и вниз, вверх и вниз… Типа скоро опять должен приле­теть на крыльях ночи настоящий ужас, от которо­го душа будет уходить пятки, а сердце — говорить «ек». Но когда именно он прилетит — это вопрос. А пока что мне грустно, скучно, тоскливо и плак­сиво. Я стою у окна, и слезы мои сползают с де­сятого до первого этажа, лужи заполняют всю Красную площадь, и прохожие с голубями не хо­дят, а плавают в моих слезах, как в пруду…

Ладно, не буду вас больше грузить и закончу на этом свое не в меру мерное вступление. Да и грустить, наверное, пора кончать. А то на душе одна грустность до жути. Надо послать ее далеко и надолго, а к себе пригласить «оранжевое на­строение», когда все по фигу и ничего не волнует… Эх, а хорошо бы вообще стать такой, как все! Ведь быть обыкновенной гораздо приятнее, чем быть необыкновенной. Но у меня пока что не получается. Искательница приключений в мо­ей душе цветет и надеется. Так хочется попасть под какое-нибудь приключение, как под поезд!..

Ой, кажется, я по-новой завелась. Сорри…

Кааааааааааааароче, настроение у меня каж­дый день гуляло от фигового до суперфигового.

Пока однажды…

Глава II

В ДВУХ ШАГАХ ОТ СЕРДЦА, ИЛИ ГАФЧИК – ИНОПЛАНЕТЯНИН

Пока однажды мне не приснился очередной прикольный сон. Забыла вам сказать, что в последнее время мне стали сниться прикольные сны, а до этого снились вполне обыкновенные. А тут прямо как пошли сниться — один прикольнее другого. Я их даже в комп начала записывать и нумеровать; а папку, где у меня хранились файлики с записанными снами, так и назвала: «Мои прикольные сны».

Чего мне только не снилось!.. К примеру, в сне № 15 мне приснилось, что моего папочку приняли в отряд космонавтов и теперь он — не просто мой папа, а папа-космонавт, а мама — не просто мама, а помощница космонавта (борщи кто-то должен варить космонавту на орбите, вер­но?) и они улетели на космическую станцию под названием «Поплавок». Или вот еще был при­кольный сон № 24. Захожу я в номер, который я будто бы снимаю в крутом заграничном отеле, включаю свет — блииииииииииииииииин!.. а там везде кровь. Представляете?! И в ванной, и в ко­ридоре. А еще вся, ну абсолютно вся комната за­лита кровью, причем уровень крови — сантимет­ров на шесть от пола, не меньше. Хорошо, что во сне я была обута в крутые сабо на высокой платформе (наяву я никогда в сабо не хожу, а ношу наикрутейшие ботинки с широким носом), и они лишь немного намокли… А то еще в при­кольном сне № 37 мне снился какой-то шофер Лихачев, который лихо так вез меня на своем драндулете и все время давал прикурить (во сне я иногда курю), но странно было, конечно, не это, а то, что вез он меня прямехонько на Тот Свет. А вдоль дороги дорожные указатели стояли с надписями: «Тот Свет — 100 км», «Тот Свет — 90 км»… И чуть было он меня не довез — я просну­лась, когда до Того Света оставался всего-навсе­го 1 км . А еще снилось (причем в нескольких снах подряд — прямо целый сериал), будто бы в моем подъезде живет дяденька, который должен меня убить. Он вроде профессиональный убийца. К тому же он карлик, а фамилия у него — Боль­шаков. Карлик Большаков — прикольно звучит, да? И вот этот карлик Большаков из сна в сон пытался меня грохнуть из снайперской винтов­ки…

А теперь рассказываю свой самый последний суперприкольный сон № 43. Поначалу я не при­дала ему особого значения, но вскоре…

Впрочем, все по порядку.

Итак, мне приснилось — ну полнейший от­пад! — будто я попала внутрь самой себя. Кстати говоря, один разок я уже видела себя «изнутри» — когда в пятилетнем возрасте проглотила мамину заколку для волос. Очень даже просто: лежала на столе заколочка, а я взяла и — ам! — проглотила ее. По этому поводу мне делали в больнице гаст­роскопию. Классная штука, скажу я вам. Меня положили на кушетку, на бок, и вставили в рот гибкую трубку с лампочкой на конце. Потом эту трубку затолкали мне по пищеводу до самого же­лудка вместе с лампочкой, и они там гуляли по всяким закоулкам, выискивая заколку. А я на все это дело любовалась по монитору.

В своем же суперприкольном сне я угодила в себя вся до капельки, с руками и ногами. Как я ухитрилась это проделать, ума не приложу: раз­двоилась я, что ли, а потом одна из двойняшек уменьшилась в миллион раз и нырнула в рот вто­рой?.. Но это после, уже проснувшись, я офиге-вала от такой фишки, а во сне нисколечко не удивилась, а спокойненько шла внутри себя, куда глаза глядят.

Пейзаж был прикольней не придумаешь: гро­моздились мои зубы-горы, упираясь вершинами в небо (точнее — в небо), шевелился мой язык-рав­нина, текли реки моей крови, моя грудная клетка напоминала скелет какого-то огромного доисто­рического животного, а сердце бухало так громко, что даже земля содрогалась под ногами. Вернее, не земля, конечно, а мой пищевод. Я же сама се­бя проглотила, и значит, как пища, шла по пище­воду прямиком в желудок, который виднелся на горизонте в виде раззявленной черной пасти.

Дальше