Дочь викинга - Крён Юлия 7 стр.


Гагон с сожалением улыбнулся.

– Знаю. – Король обнимал свою фаворитку, чего раньше никогда не делал при посторонних. – Знаю. Чтобы скрепить наш мирный договор узами крови, Гизела выйдет замуж за Роллона.

Дочь король так и не обнял.

Гизела лежала на перине, прижимая к животу грелку. Бегга придвинула к кровати жаровню, но девушка никак не могла согреться. Она вообще ничего не чувствовала – ни набитой мягкими перьями подушки под головой, ни одеяла из бобровых шкурок, накрывавшего ее тело до подбородка, ни запаха орехового масла в лампаде, ни вкуса вермута, который Бегга пыталась влить ей в рот. Девушка чувствовала только взгляды матери и кормилицы. Они уложили Гизелу в постель и стояли рядом, со страхом глядя на нее. Сама Гизела не испытывала страха, ей было лишь грустно оттого, что так печалится ее отец, что с такой горячностью молится мать. Сейчас между родителями Гизелы словно возникла невидимая стена – а ведь Карл так любил Фредегарду, тогда, в молодые годы, когда он еще не был королем, зато жил намного счастливее. Тогда, когда Фредегарде было еще все равно, как к ней обращаются – по имени или по титулу.

– Я этого не допущу, – прошептала мать. Казалось, силы покинули ее и даже голос отказывался звучать как обычно.

– Как вы собираетесь это сделать? – изумленно уставилась на нее Бегга.

Гизела закрыла глаза.

Роллон. Дикарь-северянин. Антихрист. Бич Божий. Кара Сатаны. Как они выглядят, эти норманны? Похожи ли они на франкских воинов? За свои шестнадцать лет Гизела видела не так уж много мужчин, которые не были бы королями, советниками или священниками. Но пару недель назад она встретила воинов – в саду. Мать и кормилица позволяли Гизеле ходить только в часовню и в сад, потому что, говорили они, мир – слишком большой, шумный и полон опасностей. Но в саду, отгороженном от остального мира стеной, Гизеле ничего не угрожало.

Там пахло лилиями и розами, лядвенцем и мятой. Цветы трепетали на ветру.

В тот день через стену перепрыгнул охотничий пес – уши у него были такими длинными, что касались земли, и Гизела не смогла сдержать улыбку. Но уже через мгновение за этим забавным малышом последовали трое воинов, которые хотели вернуть своего питомца – судя по всему, этот пес должен был сопровождать короля на охоте.

Эти мужчины были выше и сильнее, чем кто-либо, кого Гизела видела в своей жизни. На поясе у них висели длинные мечи и кинжалы, за спиной было по круглому щиту с толстой деревянной рукоятью. Куртки серебрились на солнце, кожаные сапоги доходили до колен.

Воины выкрикивали какое-то имя, которого Гизела раньше не слышала, и только когда пес послушно перепрыгнул обратно через стену, девушка догадалась, что это не человеческое имя – они звали собаку. Потом мужчины скрылись из виду, так и не заметив принцессу. Только притоптаннаяземля и примятые сорняки, росшие по ту сторону стены, свидетельствовали о том, что эти воины не были наваждением.

Гизела, широко открыв глаза, смотрела им вслед. Ее охватил ужас, настолько сильный, что девушку чуть не стошнило. Но когда кормилица подбежала к ней, громко возмущаясь тем, что «эти дикари испугали ее голубку», тошнота прошла.

Следуя за кормилицей в свою комнату, Гизела поняла, что зрелище, каким бы пугающим оно ни было, не может убить человека. И ей стало любопытно: кто эти люди, как они говорят, о чем думают. Более того, ей захотелось узнать, как выглядит мир, по которому такие воины ездят на своих скакунах. Интересно, у врагов, в битве с которыми они обнажают мечи, такие же широкие плечи? В душе девушки проснулось не только любопытство, но и зависть к младшим сестрам, которые ездят с отцом из замка в замок. Да, их охраняют, как и ее, но в пути девочки могут любоваться лесами и полями, лугами и виноградниками. Они могут увидеть разных людей.

Мать, склонившись над Гизелой, отвлекла ее от воспоминаний.

– Ты не должна бояться, Гизела, – слабым, каким-то старушечьим голосом сказала она. – Все будет хорошо.

Взгляд девушки упал на платье, лежавшее на кровати – там, где обычно спала кормилица. Камиза с широкими рукавами, пояс, украшенный драгоценностями, шелковая накидка и вуаль на золотой ленте. Одеваются ли так женщины в Нормандии? Или они носят только меха, как звери? Ведь они и есть звери…

Роллон и Гизела.

Гизела и Роллон.

Мысль об этом не пробуждала в девушке ни страха, ни любопытства. Она находилась по ту сторону какой-то неведомой границы, за которую нельзя было заглянуть, сохранив здравый рассудок. К тому же мама все время повторяла, что все будет хорошо. Она не позволит отцу так поступить.

Гизела верила ей.

В отличие от кормилицы.

– Что вы будете делать, если король потребует эту жертву? – спросила Бегга.

– Я и так уже принесла столько жертв, – поджала губы Фредегарда. – И он тоже. Когда мы были молоды, Карл был доволен жизнью и беззаботен, теперь же он руководствуется лишь чувством долга и страхом. Да, страхом – он боится, что кто-то помешает ему выполнить свой долг. Пусть хоть душу продаст за этот свой долг, но не моего же ребенка! Норманн ее не получит.

И только тогда Гизела почувствовала, как холод уходит из ее рук и ног. Грелка и жаровня дарили ей тепло. На лице девушки выступил пот.

– Но как вы сможете помешать ему? – спросила Бегга.

– У меня есть план, – ответила Фредегарда. – И ты должна помочь мне его осуществить.

Открыв глаза, Руна ощупала землю. Нельзя было спать. Она знала все звуки леса, но во сне не могла отличить опасные от безопасных. Девушка привыкла бегать, карабкаться, прыгать, красться, но во сне не могла контролировать ситуацию. Вынырнув из темного мира грез, она часто не понимала, где она и кого ей стоит опасаться – диких зверей или же людей, которые могли преследовать ее. Она спряталась в скалах от рыцарей – эти воины, судя по их странной одежде, оружию и непонятной речи, были франками. С тех пор Руна спасалась бегством. Впрочем, иногда ей приходилось искать общества людей – не воинов, конечно, а крестьян, но такое случалось только тогда, когда голод и холод становились ее опаснейшими противниками, опаснее людей.

Руна потянулась, чувствуя, как затекли ее мышцы. Как и в предыдущие ночи, она спала в ветвях большого дерева. Конечно, она рисковала, ведь во сне могла сорваться вниз, но зато тут ее никто не увидел, поэтому риск того стоил.

Схватившись руками за ветку, девушка ловко спрыгнула на землю. Уже давно погас костер, который она развела вчера на небольшой поляне, сложив в кучку хворост и ловко орудуя огнивом. Руна дрожала от холода. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые кроны деревьев, почти не грели. Зато сейчас было не так холодно, как зимой. Да, зимой было хуже всего. Прошел уже год с тех пор, как отец увез Руну с родины, и в зимние месяцы она часто думала о том, что не доживет до завтрашнего дня. И все же она выжила.

Поднявшись на цыпочки, девушка забрала свои вещи с дерева. В сумке было все ее добро – немного еды и инструменты, украденные у франкских крестьян или же изготовленные собственными руками. Тут было много заброшенных хуторов, но иногда Руна забредала и в жилые дома. Ей не всегда удавалось вовремя скрыться, поэтому временами она все же сталкивалась с местными жителями.

С деревьев падали капли. Ее накидка совсем промокла от росы. Эту накидку Руна сделала зимой из шкуры волчицы. Тогда девушка успела убить дикого зверя, прежде чем тот вонзил в нее зубы. Сдирая шкуру с мертвого тела, Руна вдруг услышала визг, доносившийся из норы неподалеку. Там она увидела волчат. Руна убила их камнем – не потому, что ей нужен был их мех, просто ей показалось, что лучше убить их сразу, чем позволить им умереть от голода. У нее не было выбора, но девушка расплакалась. За все эти месяцы она не пролила ни слезинки, но в тот миг ей стало до боли жаль и себя, и этих маленьких волчат. Пытаясь выжить, Руна неизменно вредила другим, а ведь им тоже нужно было лишь выжить. В норвежских землях Руна тоже убивала животных – бобров, выдр и белок. Но не волчат. И уж конечно она никогда не убивала людей.

Сняв с плеч накидку, девушка стряхнула с нее капли росы. В воздух взметнулось облако пыли. Снова закутавшись В шкуру, Руна сунула руку в сумку. Зимой девушка питалась в основном мясом, теперь же она собирала голубику, грибы, яблоки, сливы и груши. Ягоды у нее еще оставались. Вот уже много дней Руна не решалась покинуть лесной лог и отправиться на поиски пищи – на виноградники или в поля, в луга или на болота. Когда она пробиралась от берега В глубь страны, леса пугали ее и за каждым деревом мерещился злой дух, подстерегавший неосторожных путников. Теперь же она боялась не демонов и троллей, а людей.

Забросив пару ягод в рот, Руна поморщилась. Они были жесткими и кисловатыми, но зато в животе уже не урчало.

И вдруг девушка вздрогнула. Ее испугал перестук – едва различимый, но все же жуткий. Конечно, в лесу не было тихо. Под лапами зверей похрустывали ветки. Копошились в листве птицы, скрипели на ветру деревья. И все же от этого глухого стука у Руны волосы встали дыбом. Этот звук издавал… человек.

Девушка посмотрела на дерево, в ветвях которого она ночевала. Может, ей стоит вновь укрыться там? Но на земле отчетливо виднелись отпечатки ее ног, да и по пеплу, оставшемуся от костра, любой догадается, что на этой поляне побывал человек.

Пригнувшись, Руна юркнула в подлесок. Ветки напоминали ей широко разведенные руки, пытающиеся ее остановить. Листья застревали у нее в волосах.

Через какое-то время, когда Руна уже достаточно далеко отбежала от места своего ночлега, она остановилась и прислушалась. До нее не доносилось ни единого звука. Весь лес, казалось, замер, словно все звери и птицы сбежали, как и она. Но от кого? И могла ли она укрыться от этого невидимого врага, как прятались от него лесные жители?

И вновь этот треск. Может, это зубр? Или буйвол? Оленей и кабанов Руна уже видела в этих лесах и даже охотилась на них. Мелких животных она убивала ножом, привезенным из Норвегии, но он был совершенно бесполезен во время охоты на крупных зверей. Девушке понадобилось другое оружие для охоты, и поэтому она была вынуждена его украсть. Однажды, когда Руна забралась в чужой дом, ей пришлось убить человека. Впервые в жизни.

Осторожно пробираясь сквозь заросли, Руна вспоминала тот день. Сейчас она бежала уже не от странного звука, а от воспоминаний, просыпавшихся вместе с ней по утрам и развеивавшихся лишь к вечеру, когда девушка была совершенно обессилена.

Первым убитым ею человеком был франкский крестьянин, живший в хижине из дерева и глины. Селение, в котором стоял этот домик, было небольшим, там высилось еще три таких же дома, а еще хлев, сарай, амбар и конюшня. Все это было обнесено палисадом.

Руна целый день наблюдала за этой деревушкой и не заметила там никакого движения. С тоской она вспоминала о своем родном селении, которое пришло в такой же упадок. Да, кое-что здесь казалось ей чужим, но было много и знакомого. Нормандия, страна викингов в королевстве франков, была плодородней норвежских фьордов, но и она была покинута. Урожай гнил на полях, и никто его не собирал, многие поля стояли невспаханными.

Руна не думала, что найдет в амбаре зерно, она надеялась лишь на то, что прежние жильцы этой деревушки оставили тут кое-какие инструменты и оружие.

Неожиданно для себя она наткнулась на живых существ. В одном из домов прямо в комнате возились четверо поросят и две курицы. Девушке захотелось их зарезать и съесть, настолько она была голодна. Она искала яйца, и в этот момент за ее спиной завопила женщина. Не успела Руна повернуться, как на нее набросился какой-то мужчина. Его лицо было покрыто сеточкой морщин, под глазами залегли круги, но руки были сильными. В правой руке он сжимал грабли с острыми зубцами.

Руна попыталась что-то сказать, но, конечно, ее не поняли.

В отчаянии она обнажила нож:

– Отпустите меня, и вы меня больше не увидите!

Когда мужчина бросился на нее, Руна опустила нож, пригнулась и проскользнула мимо него в дверь.

Но едва она успела добежать до палисада, как сзади послышались шаги, повеяло холодом и правая рука крестьянина опустилась ей на плечо. Руне удалось вырваться. Она метнула нож. Девушка даже не целилась, она действовала инстинктивно, понимая, что спасает свою жизнь.

В следующее мгновение мужчина осел перед ней на землю. Из раны текла кровь, тело подергивалось.

Руна замерла рядом с ним. Ей удалось преодолеть страх и вытащить нож из еще теплой плоти. Кровь окропила ее руки, но девушка не могла оставить здесь свое единственное оружие. Ее стошнило на землю рядом с трупом. А потом она убежала.

Всякий раз, думая об этом, Руна впадала в отчаяние. И все же в тот день она не плакала – нет, рыдала она уже потом, когда ей пришлось забить камнями волчат.

Какое-то время Руна держалась подальше от селений, но ей нужны были инструменты и оружие. И вновь пришлось воровать.

Один раз девушке удалось раздобыть огниво, в другой раз – варежки, не из войлока, как те, что она носила раньше, а из шерсти, но все равно в них было тепло.

Руна убегала, если ее замечали. Она сопротивлялась, если ее пытались остановить. И убивала, если ее жизни угрожали.

Она убила во второй раз.

Потом в третий.

И всякий раз это было все тяжелее.

К лету Руна с облегчением поняла, что у нее уже достаточно оружия. У нее было копье (девушка смастерила его из косы), лук со стрелами (она сама вырезала древки) и нож. Северянка надеялась, что теперь ей уже не придется убивать.

Сейчас же эта надежда развеялась. Тишина, пугавшая сильнее любого шума, вновь сменилась странными звуками: Руна услышала пронзительный крик, треск, как будто какое-то огромное создание спрыгнуло в кусты с дерева, шуршание листьев. Девушка попыталась отследить каждый из этих звуков, но у нее ничего не вышло.

По полянке – она была чуть больше той, на которой Руна провела прошлую ночь, – показался кролик. При других обстоятельствах Руна погналась бы за ним, но сейчас она лишь затаила дыхание. Иногда ей казалось, что слух – это единственное, чему она еще может доверять. Она больше ни с кем не говорила, не различала цветов, не улавливала запаха гари, когда мясо подгорало над костром, не чувствовала вкуса, когда ела. Но она все слышала – любой шорох, любой шум.

Руна задумалась о том, не обнажить ли ей нож. Она долго упражнялась в метании, и если раньше могла без труда попасть в ствол дерева, то теперь нож вонзался даже в тонкую ветку. Но куда его метать, если эти звуки, то рокот, то смех, доносятся со всех сторон?

Руна похолодела. Она не просто услышала, нет, она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной и смотрит на нее.

В голове у Руны билась одна и та же мысль – мысль, раньше не всплывавшая на поверхность ее сознания: «Я не хочу умирать на чужбине». Затем девушка обернулась.

За кустами кто-то стоял – Руна видела чьи-то ноги. Они не шевелились. Или это корни дерева? Может быть, здешняя глушь и одиночество сыграли с ней злую шутку? Может быть, она слишком долго жила одна?

А потом ноги шевельнулись. Человек, прятавшийся за кустом, поднялся на цыпочки. Из-подо мха, устилавшего землю под кустами, проступила коричневатая жижа болота, зашелестели листья, и не успела Руна рассмотреть лицо человека, как узнала, кто это. Она узнала его по смеху, потому что в жизни своей встречала мало людей, которые смеялись бы вот так.

Девушка действовала быстро, и все же этого было недостаточно. Она потянулась за ножом, но кто-то схватил ее, заломил ей руки за спину. И это был не человек, вышедший из-за куста, он стоял спокойно. Это был один из его бандитов, окруживших Руну. Из десятка мужчин, вооруженных мечами, копьями, топорами и щитами. Их было слишком много, чтобы вступать с ними в бой, но у Руны не было другого выхода. Она пнула нападавшего, вывернулась из его хватки, и прежде чем ее успели опять схватить, отпрыгнула в сторону. Она не могла сбежать, слишком плотно окружали ее бандиты. Девушка прижалась к дереву. Кто бы ни собирался напасть на нее, она встретит его лицом к лицу. Теперь никому не подкрасться к ней сзади.

Назад Дальше