Все удивленно смотрели на него.
— Наша задача — проникнуть в глубь страны и объединить баев на борьбу. Для каждой группы разработана особая тактическая задача. Каждый руководитель познакомится с инструкцией. Ваши джигиты — не просто джигиты, а командиры будущих отрядов. Все же нам необходима первая победа. На успех осады погранпостов рассчитывать не приходится. Надо захватить Заалайскую крепость, где находится добровольческий отряд. Это создаст впечатление силы. Сейчас начальник добротряда, недавно назначенный вместо Козубая, заболел. Его замещает наш человек, Линеза. Кроме крепости, надо захватить Горный кишлак в горах Алайского хребта. Эти победы подхватят наши люди. Это толкнет многих на присоединение к нам. Чтение инструкции и ужин заняли много времени. Наконец имам Балбак отпустил собравшихся, ещё раз напомнив им, что сейчас все поставлено на карту и настало наконец время выступать. Тагаю, Кзицкому и Шарафу Балбак предложил остаться. Тагаю имам Балбак вручил фирман Ага хана, призывавший всех исмаилитов подняться на врагов, которых им укажут пиры. Кзицкому он дал распоряжение захватить крепость. Шарафу дал приказание овладеть Горным кишлаком.
— Вы должны знать то, что я не мог сказать другим, — начал имам Балбак, обращаясь к оставшимся. — Положение очень серьезное. Если мы теперь же не поднимем всех исмаилитов, не организуем всех баев и недовольных, дело для нас может кончиться плохо. Мой предшественник Черный Имам в тысяча девятьсот шестнадцатом году, во время киргизского восстания, угрожал русским, в случае если они не выполнят всех его требований, спустить озеро Иссык Куль в Чуйскую долину. Тысячи киргизов по его приказу уже начали рыть канал, но… правда, из этой угрозы ничего не вышло. Без воды Средняя Азия превратится в такую же пустыню, какой стала некогда цветущая страна, теперь пустыня — Такла Макан. Полив земель возможен при наличии плотин, распределительных шлюзов, заградительных щитов, каналов. Если бы воду удалось отвести, все живое погибло бы.
Пункт «С» — это Сарезское озеро в горах Памира, и в случае неудачи интервенции мы можем устроить потоп. Большевики слишком любят свой народ и под угрозой потопа должны пойти на многое. В случае неудачи каждый из троих — Тагай, Кзицкий и Шараф — спешат к Сарезскому озеру. Там же встретите людей Абдуллы из Афганистана. Люди эти привезут пироксилиновые шашки: придут три каравана по пять лошадей. Надо засесть у озера, минировать завал, сдерживающий воды озера, и послать письмо красным с угрозой: если они не освободят Памир и не выпустят пленных, то будет взорван завал перемычка. Воды озера ринутся с высот Памира на поля и кишлаки Средней Азии и смоют их с лица земли. Это страшная вещь, и красные побоятся.
Балбак помолчал.
— Только сейчас я узнал, — сказал он снова, — что в крепости все подготовлено. Шараф, расскажи все, что знаешь!
— Я тайком был у Линезы. Он говорит: надо действовать скорее, пока не вернулся начальник. Линезе не верят и должны его сменить. Он требует за крепость десять тысяч золотом, а за каждого джигита — по сто рублей. Он обещал испортить оба пулемета в крепости и услать на операцию побольше джигитов. В Маркан Су, как и раньше на границе, конные разъезды. Только их теперь больше. Есть кавалеристы в Алайской долине и около Мургаба.
— Обязательно надо склонить на нашу сторону очень влиятельное лицо, — сказал имам, — старика Садыка. У Юсуфа тогда не получилось. Ты с ним говорил, Шараф?
— Он ни на что не соглашается. Я еле спасся от комсомольцев, — ответил Шараф, помрачнев. — Но я знаю друга его детства, нашего исмаилита. Я дал необходимые указания.
— Молодец, Шараф! Теперь — в Горный кишлак! Я надеюсь, господин Кзицкий, вы не испортите дела.
Тагаю Балбак дал распоряжение пробраться с людьми в Каратегин. Там его будет ждать мулла Сатой, который проведет его в урочище Бель, где он соединится с басмаческим отрядом Ибрагим бека из Афганистана.
В дверь постучали. Вбежавший слуга на незнакомом присутствующим языке доложил о чем то Балбаку. Балбак встал:
— Я сейчас приду. Священные обязанности требуют моего присутствия в другом месте. А пока заучите на память имена людей, с которыми каждому из вас придется встретиться, и новый пароль.
Имам успел сказать каждому в отдельности, что доверяет ему больше остальных, и просил, чтобы каждый доносил ему об остальных. Шарафу он приказал явиться за инструкциями на следующий день.
— Помните, — сказал имам, — где бы вы ни были, я буду наблюдать за вашими действиями, чтобы доложить о них нашему другу.
Совершенно неожиданно для всех имам приказал выступать через шесть дней. Это было на две недели раньше условленного срока.
III
Луна скрылась за горой, отделяющей Кашгарию от Советской Киргизии. Предрассветный мрак ещё заполнял ущелье, в котором в поисках травы и колючек бродили отощавшие верблюды. Из юрты, стоявшей на склоне невысокого холма, вблизи ручья, вышел пожилой дунган, караван баши. Он громко зевнул, испуская глухое мычание, не спеша потянулся всем телом и вдруг быстро опустил руки. Тишину нарушил цокот копыт: приближались всадники. Караван баши поспешил им навстречу.
— Ну как? — спросил его один из всадников, остановив коня. Человек молча указал на юрту. Всадники спешились и, оставив коноводов, двинулись к юрте. В одну минуту она была опрокинута. Раздались испуганные крики, заглушенный шум борьбы. Спавших мгновенно связали.
— Я думал, будет большая драка, — сказал один из нападавших. — Но почему их только двое? — Он осветил лица спичкой. — Это не те! — сдавленным от бешенства голосом сказал он. — Где же остальные? Где Джура, Чжао, Саид? Или они дали тебе, караван баши, больше денег, чем мы?
— Они были здесь! — испуганно бормотал караван баши. — Караванщики, упрямые лентяи! Вьючьте верблюдов, варите пищу! — закричал караван баши.
Никто не отозвался. Глухо звякнули колокольцы, и верблюды повернули к нему свои большие головы на длинных шеях. Большой белый верблюд медленно подошел на голос. Его мягкие губы коснулись руки хозяина. Он шевелил губами, ожидая подачки.
— Есть хочешь? Потерпи, старик, — сказал караван баши своему любимцу. — Сегодня вечером мы будем на границе, а завтра направимся в Ош. Три дня ты будешь объедаться на тучных пастбищах Алайской долины. Эй, караванщики, где же вы?
Опять никто не ответил.
Все наперебой стали звать караванщиков. Никто не отзывался. Хозяин, подозревая неладное, в испуге пересчитал верблюдов и проверил товары. Все было на месте. Розыски сбежавших не привели ни к чему.
…В это время друзья были далеко от ночевки. Они осторожно, прячась в камнях, пробирались к границе.
Впереди брел Саид, показывая путь, за ним шел Джура, потом Чжао, а позади всех плелся Кучак. Тэке то бежал впереди, то убегал в сторону. Они шли много часов. Везде у границы были красные конные разъезды, с которыми Саид почему то не хотел встречаться. Но Саид знал «одно место».
В этой обычно безлюдной местности то и дело слышались голоса, цоканье копыт. Друзья не удивлялись. После того как Чжао, предупрежденный об опасности, поднял их в путь среди ночи, они уже знали о движении басмаческих отрядов к границе. Было нечто странное в том, что басмачи двигались не маскируясь: это могло привлечь внимание советских пограничников. Когда галька зашуршала у них под ногами, Саид дал знак, и Джура взял Тэке на ремень. Густые заросли колючего шиповника преградили им дорогу. Саид опустился на колени и полез по тропинке, проложенной зверями. Густые ветви над головой не пропускали света.
Зеленый тоннель вывел путников к узкому дикому ущелью, загроможденному валунами и обломками скал. Из под камней доносился глухой шум потока.
Слева послышались далекие выстрелы. Саид сел на камень с озадаченным видом.
— Басмачи с пограничниками! — сказал он.
— Теперь нам не пройти: ещё примут за басмачей, — произнес Чжао.
Немного погодя раздались выстрелы правее. Саид забеспокоился.
— Надо спешить, — сказал он. — Здесь есть ещё один путь, только он очень труден. Пройдем ли?
— Пройдем, конечно, пройдем! — зашептал Кучак, испуганно оглядываясь назад. — А где мы?
— Это уже отроги Заалайского хребта, возле Маркан Су. Наверх вылезем — граница.
— Чего же ты медлишь? — сердито спросил Джура. — Или хочешь, чтобы подоспевшие басмачи нас перестреляли?
— Мне кажется, внизу, в кустах, люди, — сказал Чжао. Кучак без слов быстро полез вверх, за ним двинулись встревоженные друзья. Отвесные скалы преградили им путь, и сверху пахнул морозный воздух.
Саид подошел и указал на спускавшуюся откуда то сверху темную полосу в локоть шириной.
— Перегной, — сказал он. — Засовывайте в него руки по локти и лезьте наверх. Это и будут ступеньки. Вниз не смотрите.
Джура подошел к щели и недоверчиво ткнул ногой мягкую, рыхлую массу.
— Пусти меня, если боишься, — сказал Кучак дрожащим голосом. Джура удивленно посмотрел на него.
Они полезли, погружая руки и ноги в земляную массу, оседавшую под их тяжестью. Джура тащил Тэке на плечах, привязав его веревкой.
Бывают такие минуты в жизни даже слабых людей, когда они проявляют исключительную силу. То же случилось теперь и с Кучаком. Им овладела такая ярость ко всему, что преграждало ему путь домой, что он не отставал ни на шаг.
Саида подгонял страх попасть в руки Кипчакбая. Страшная черноземная щель осталась внизу.
— Поспешим! — требовал Джура. — Поспешим, пока не взошло солнце и утренний мороз сковывает снег.
Задыхаясь и падая, прошли они высокогорные тундры и по крепкому насту взошли на гору. Перед ними в лучах восходящего солнца сверкали вечные снега родных памирских вершин.
— Можно отдохнуть, — сказал Саид. — Дальше дорога спокойная.
— Нет, нет, идем дальше! — прошептал Кучак, испуганно оглядываясь назад.
IV
И они снова двинулись в путь.
Ручьи холодной прозрачной воды с журчанием мчались с горы, по которой шли путники.
На обнажившихся из под снега лужайках цвели цветы — желтые, красные, синие, лиловые. Цветов было так много, что под ними даже не видна была трава.
— Теперь я верю, что мы на Памире, — прошептал Джура и показал вперед.
Там, вдали, у небольшого водопада, неподвижно стоял большой киик, охраняя трех коз, пасшихся на лужайке. Вдруг среди привычных звуков падающей воды и шелеста ветра он услышал подозрительный шорох. Киики умчались.
— Эх, ружье бы! — сказал Джура.
— Потерпи час, — ответил Саид, — скоро мы придем к моему тайнику. Там я спрятал пятизарядку с тридцатью патронами, одноствольное охотничье ружье, карамультук и много всякой одежды. Потерпи! Из за этого я и повел вас этим путем.
Но Джура не слушал его. Он жадно смотрел на родные памирские горы, смотрел и не мог наглядеться. И дышалось здесь легко, полной грудью!
Множество дорог открывалось теперь перед Джурой. Он волен выбирать любую и идти. Но куда бы он ни пошел, даже на север, где люди летают на железных птицах, — всюду с ним пойдет его стыд. Небо везде будет для него одного цвета — темное. Скажут: Джура струсил и бежал от басмачей, нарушил клятву и возвратился домой, не прикончив Тагая, Безносого и Кзицкого. Это был его долг, от этого зависела его честь и вся его жизнь. «Что же делать?» — думал Джура и не мог ничего придумать.
Через час они дошли до каменных осыпей, где предполагался тайник. Однако никакого тайника с оружием не оказалось. Саид злобно ругался и посылал проклятия на голову аллаха. — А может быть, его и не было? — негромко сказал Кучак, глядя на свои опухшие ноги.
Джура пожал плечами.
— Был, — ответил Чжао. — Недаром Саид злится, как взбесившийся верблюд.
Отдохнув, они пошли дальше.
— Надо было сразу идти к пограничникам. Лучше было бы, — говорил Чжао.
Саид сердился.
Путники поднялись по крутому склону горы и, достигнув места, где склон переходил в отвесную скалу, вздымавшуюся над рекой, разулись и засунули ичиги сзади за пояс.
Еле заметная тропинка то прижималась к отвесным скалам, то вилась над самым краем пропасти. Постепенно она сузилась до ширины ступни и наконец совсем исчезла.
— А дальше как? — спросил у Саида Кучак.
— Дальше будут углубления в стене для пальцев, и будешь двигаться левым боком вперед. Одну ногу перенесешь, другую на её место поставишь. Потом… вон там, видишь?… Большой каменный нос торчит из скалы. На него влезем и отдохнем. Дальше не больше двадцати шагов такого плохого пути, а потом уже хорошо… Будешь падать, Кучак, хватайся за воду. Посмотри вниз.
Кучак заглянул и недовольно поморщился. Глубоко внизу он увидел реку. Шум её до них не доносился.
Джура уложил Тэке на плечи и привязал ремнем.
— Упадешь! — уверенно сказал Саид.
Джура не ответил.
Прижимаясь грудью к каменной стене, вставляя пальцы ног в выемки и цепляясь руками за шероховатости, они одолели этот страшный путь и влезли на каменный нос. От камней пахло солнцем. Джура, не отвязывая Тэке, лег на спину, положив голову на собаку. Впереди из за камней взлетели большие птицы. Издав свист, они унеслись в пропасть.
— Улары! Улары! — восторженно закричал Кучак, протягивая к ним руки. Вдруг он сел и заплакал.
— Ты чего? — спросил Джура и встал.
— До мой при шли, до мой, — всхлипывая, сказал Кучак. Потом он вытер слезы рукавом халата и засмеялся, потом снова заплакал и снова засмеялся.
Друзья молча стояли вокруг него. Джура первый раз в жизни не рассердился на Кучака за слезы, которые считал недопустимой слабостью. Да и сам он был очень взволнован. Он всматривался в знакомые очертания родных гор, страстно желая увидеть хотя бы одного близкого ему человека советской земли. Смотрел и все более удивлялся, что не видит ни одного пограничника, ни одного джигита добротряда, даже ни одного охотника. Где же они? Джура ужаснулся промелькнувшей догадке: неужели басмачам удалось захватить эти горы? Он испытал прилив такого горя, досады и беспокойства, что не мог больше стоять.
— Поспешим! — сказал он Кучаку. — Неужели мы опоздали? — спросил он Чжао.
Но тот только недоумевающе пожал плечами.
Джура вырвал камень из рук Кучака, которым тот в радостном исступлении начал колотить «свою глупую голову, чтобы была умнее», и приказал всем ускорить движение. Кучак еле поспевал, всхлипывая, не видя из за слез пути. Будь это год назад, Джура просто вздул бы Кучака, потому что ненавидел слезы, но сейчас Джура, не говоря ни слова, взял его за руку и осторожно повел за собой, как водят слепых.
Мысль, что он, Джура, опоздал, не давала ему покоя и гнала все вперед и вперед.
Если действительно в этих горах басмачи, надо немедленно вмешаться! Где может быть Козубай, где Максимов? Он, Джура, готов слушать каждое их слово, повиноваться им во всем. Если они действуют в горах против басмачей, он немедленно присоединится к ним. В битве с басмачами он не будет кичиться своей отвагой. Теперь он понял, что первым быть не просто: надо много знать и много учиться. Жизнь у врагов сделала его взрослым и научила мудрости. Она научила его ценить свою свободу. Эту свободу он будет отстаивать ценою жизни.
V
Мысли Джуры внезапно прервал Тэке. Он рычал и лаял.
— Селям алейкум! — донесся голос.
Метрах в двадцати стоял старик. На камне рядом с ним лежал карамультук, направленный дулом в их сторону. Саид беспомощно оглянулся. Убежать — никакой возможности: старик перестреляет их поодиночке.
Чжао, присев на корточки, глазами искал, нет ли где щели или выступа в скале, чтобы спрятаться.
— Алейкум селям, — ответил Джура, в упор глядя на незнакомца. Это был плотный старик с широким лбом, выдающимися скулами, густыми, свисающими вниз усами и белой бородой.
— Я охотник. Мир вам, путники! Кто вы и куда идете?
Чжао, не доверяя незнакомцу, назвал каждого вымышленным именем. Пока Чжао рассказывал выдуманную историю, старик утвердительно кивал головой. Кучак толкнул Джуру локтем и лукаво подмигнул: глупый старик — сразу поверил чепухе! Охотник долго рассматривал всех четверых, а затем сказал: