– А, шпингалет! – весело сказал коллега, открывая дверь. – Акулу-то поймал?
– Я за раковиной пришел. А вам принес рецепт.
– Да я вроде на свое здоровье тебе не жаловался.
– Это не для человека рецепт. Это рецепт, как любую рыбу поймать. Мы же договорились.
– А! Вспомнил! Сейчас я окурки из нее выковырну и ополосну. А ты давай рецепт.
Алешка протянул ему клочок бумаги. Там было написано его рукой: «Зделать крутое тесто. Ввиди шарека. Пакапать на иво анисовыи капли. Закатать в шарек пять штук матыля. Преминять зимой и летом вместо еды».
Алешка этот «рецепт» не придумал. Это любимая папина наживка. И зимой, и летом.
– А как это – вместо еды? – удивился дядька. – Мне вместо еды?
– Ну, вы подкормку в воду бросаете перед ловлей? А вот не надо. Чтобы аппетит рыбе не портить.
– Понял! Держи ракушку – честно заработал. Чай будешь? – Расщедрился.
– Будешь.
Дядька пошел на кухню, вчитываясь по дороге в «рецепт». А Лешка... Прямо не знаю, как сказать... В общем, он обежал глазами комнату. Сначала – глазами. А потом начал быстро шарить по полкам, даже в шкаф заглянул. А то, что искал, оказалось на самом видном месте – за стеклом серванта. Это была красивая коробка от конфет «Рафаэлло». Пустая. Почти. Только на дне, в самом уголке, сиротливо притаилась Черная Марго, завернутая в конфетную бумажку.
И тут Лешка совершил еще один поступок. Не очень приличный, но очень опасный. Он приоткрыл дверцу шкафа и заглянул в него. В шкафу висел немодный черный костюм, из нагрудного кармашка которого торчал уголок сиреневого платочка. Алешка прикрыл дверцу – она предательски скрипнула.
– Ты чего? – вошел дядька. – Ты чего здесь шаришь? Что там потерял?
Алешка не растерялся:
– Мышь туда шмыгнула. Вот такая вот! Вроде крысы. С хвостом.
– Да ты что! – дядька явно расстроился. И принес из кухни веник.
– Держи, шпингалет! – протянул его Алешке. – Я дверцу открою, а ты ее веником.
– Дверцу?
– Ну ты тормоз! Мышь бей. Как выскочит, так и бей.
Но мышь не выскочила.
– Затаилась, – прошептал Алешка. – Наверное, куда-нибудь в карман забралась. Тут веник не поможет. Нужна кошка. Давайте меняться: я вам кошку...
Дядька забрал у Алешки веник и не очень вежливо выставил его за дверь.
Честно говоря, мне эти Алешкины заморочки поднадоели. А мягко говоря, не очень часто они кажутся разумными. Факты и фантазии в противоречии. Аналитический прогноз и прогнозирование анализа... В конце концов я не выдержал и прямо ему об этом сказал.
Алешка страшно удивился. Примерно так, будто бы я усомнился в том, что Земля имеет форму шара. По правде говоря, Алешка и сам до сих пор в этом не уверен. Да и я, пожалуй, тоже. Но тем не менее он принял любимую сердитую мамину позу (руки в боки, нос в потолок) и выдал:
– Дим, это же целая банда! Очень плохая и опасная.
– Да? – усмехнулся я. – Большая и вооруженная?
– Ты дурак, да? Или притворяешься? А вот увидишь! Завтра мы с тобой пойдем к ихнему главарю пить чай из его большой кружки. Съел?
Съел... И не подавился.
Мы подошли к зданию института. Остановились у левого якоря.
– Сейчас за нами придут, – пообещал Алешка. – У меня тут свои люди завелись.
У Алешки мгновенно заводятся везде «свои люди». Если потребуется, такие у него и в Кремле найдутся. В Лондоне, во всяком случае, они у него уже есть.
Алешка смахнул снег с якорной лапы, постучал по ней ладошкой и уверенно заявил:
– Подделка. Из деревяшки.
Я не успел ему возразить, хотя и со второй лапы смахнул снег: по ступеням медленно и важно поднимался профессор Глотов, постукивая своей знаменитой витой палкой.
Он как-то похвалился Алешке, что эта палка сделана из бивня нарвала. Нарвал – это такой полярный дельфин, длиной шесть метров. И у него только один бивень – слева от морды, длиной до трех метров.
– Я сам добыл в полярной экспедиции этого нарвала тяжелым гарпуном. И сделал из его бивня эту трость. На память.
Надо с ним раскланяться. Но и этого я не успел сделать. Перед входом затормозила машина (желтые «Жигули»), из нее вышел водитель и скачками по ступеням нагнал Глотова. Они остановились у другого якоря.
– Какая встреча! – шепнул мне Алешка. – Маскируемся!
На этот раз я понял его с полуслова: водитель был тот же самый человек, который расспрашивал Алешку про Полкана и который «посещал» квартиру Вадика. А маскировка наша была простой: мы яростно заспорили об этих якорях – настоящие они или это просто макеты. Мы по очереди орали языками и вовсю слушали ушами.
Водила, подойдя к профессору, достал из кармана что-то небольшое, зыркнул глазами по сторонам и это небольшое отдал Глотову. Профессор достал из кармана связку ключей и, прицепив к ней что-то небольшое, сунул связку обратно и спросил:
– Все в порядке?
– Все путем, пан профессор.
– Где она? Давайте ее сюда.
– Подделка! – заорал Алешка. – Деревяшка!
– Ни фига! – заорал я. – Чугунный!
Водитель сказал:
– Так не пойдет. Бабки вперед. Пять штук аванса, еще десять под расчет.
– Мы так не договаривались, батенька мой. Речь шла о десяти тысячах.
– Все меняется. Вещь очень ценная.
– Откуда тебе знать? – профессор возмутился.
А водитель усмехнулся:
– У меня дома аквариум есть. Соображаю. Гоните бабки, пан профессор.
– У меня нет с собой такой суммы.
– Ну и у меня папки с собой нет. До встречи.
– Постой! Подъезжай к шести, – поморщился профессор, – заедем в банк, я сниму необходимую сумму.
– Вот и лады. Снимете пятнадцать штук – там же, в банке, передам вам папку.
– Ну ты наглец!
– А почему вы мне говорите «ты»? Я ведь с вами на «вы».
Профессор взорвался.
– Потому что я – профессор с мировым именем! А ты – просто вор!
– Да и ты, профессор, – просто вор. Еще почище меня.
Тут с Глотовым что-то случилось, какой-то сбой где-то в нервной системе. Он как бы погас. Как свеча, на которую сильно дунули. И он немного «почадил»:
– Виноват, Игорек. Приношу свои извинения. Погорячился. Нервы, знаете ли, батенька мой. Подъезжайте к шести. Договоримся.
Водитель почему-то козырнул и, припрыгивая, спустился по ступеням. А Глотов заметил нас. И осветился сладкой улыбкой. Будто снова свеча зажглась.
– О! Юная смена! О чем спор, коллеги?
– Он говорит, – Алешка растопыренной пятерней ткнул меня в грудь, – что якорь настоящий! А я говорю, что это крашеная деревяшка.
– Настоящий, коллега, самый настоящий. С научно-исследовательского судна «Академик Вознесенский». Я плавал на нем. В экспедиции. В Индийском океане.
– Вы? Плавали? В океане? – с каждым вопросом Алешка все шире распахивал свои синие глаза.
Профессору это понравилось.
– Да, батенька мой. Проводил на борту «Академика» интереснейшие исследования. Мирового значения.
– Класс! – хитрому восторгу Алешки не было предела. – Супер!
Настроение у Глотова заметно улучшилось. Видно, не так уж часто он слышал в свой адрес комплименты. Особенно – класс и супер.
– Что ж, коллеги, заходите как-нибудь ко мне. За чашкой чая будет что вспомнить, о чем побеседовать.
– Обязательно! – обрадовался Алешка. – Я обожаю пить чай с воспоминаниями. И с великими учеными. С Тимирязевыми, с этими... с Менделеевыми, с Некрасовыми. Всегда что-нибудь новенькое узнаешь.
Вроде того, например, что поэт Некрасов – великий ученый. Который все время выдавал за чаем «что-нибудь новенькое».
– Ну, мне пора, коллеги. Наука не любит ждать своих преданных служителей. А вы здесь с какой целью, батеньки?
– С научными. – Алешка не растерялся и вытащил из кармана замызганную тетрадь. – Мы помогаем Вадику... то есть Вадиму Иванычу. Ведем наблюдение за Розовым Принцем.
– Уникальное создание, – сквозь зубы процедил Глотов. – Провести вас в здание?
– За нами придут, – сказал Алешка.
За нами и правда пришли. В дверях показалась Лидочка с волосами до плеч и в белом халате и приветливо нам помахала. Везде у него свои люди, опять подумал я про Алешку. И, как правило, симпатичные.
Лидочка повела нас в океанариум. Она шла торопливо. Встречный ветер развевал ее волосы и распахнутый белый халат.
Алешка семенил то с одного ее бока, то с другого, то забегал вперед и тараторил:
– Теть Лид, вы должны совершить подвиг.
– Вот еще! – фыркнула Лидочка. – Я и так каждый день на работу хожу.
– Во имя науки.
– Вот еще! Больно мне это надо.
– Ради Вадика.
Тут Лидочка чуть притормозила. Волосы ее опустились на плечи, белый халат запахнулся.
– Вот еще! – уже не очень уверенно фыркнула она.
– Он в вас влюбился! – ляпнул Алешка.
Лидочка остановилась.
– А ты маленький нахал!
– Я не нахал, я наблюдательный. Вы должны ему помочь.
– Чтоб он на мне женился?
– Это не обязательно, – увильнул Алешка. – Это ваше личное дело. А ваш Вадик в опасности. И вся его наука тоже. Нагнитесь!
Лидочка послушно подставила Алешке ухо, убрав с него прядь волос. По мере того как Алешка что-то нашептывал ей, выражение лица у Лидочки менялось. На нем отражались все ее чувства. Страх, недоверие, возмущение, интерес, неуверенность...
– Нет, – вздохнула она. – Я так не сделаю.
– Ну и не надо, – громко сказал Алешка. – Можете разогнуться. А вот когда Вадик женится... на какой-нибудь другой фотомодели, поплачете!
– Вот еще! Маленький нахал! Что еще за модель? Ты ее видел?
– Ага! Класс! Супер!
– Ну, ладно... – Лидочка вздохнула. – Только вы мне обещаете, что ничего очень плохого там не сделаете?
– Мы сделаем очень хорошее! – яростно выпалил Алешка. – Вадик будет в восторге.
– От меня? – с надеждой спросила Лидочка.
– И от вас тоже.
Глава X
Правая ложечка
Эту комнату, перед стеклом аквариума, сотрудники называли барокамерой. Я все собирался кого-нибудь спросить почему, но забывал или стеснялся.
Потом мне повезло. Вадим Иванович как-то раз сам мне объяснил.
– Вот там, – он показал на экран, – что-то вроде океана. Мы как бы погружаемся в его глубины, пытаемся раскрыть их тайны. А здесь, в этой комнате, уже суша, земля.
Я сделал вид, что все понял. А Кореньков понял, что я ничего не понял. И продолжил свою лекцию.
– Когда человек погружается в воду, он испытывает огромное давление среды. И, возвращаясь на поверхность, может очень сильно заболеть. Даже до смерти. Он должен после огромного давления плавно перейти туда, где давление нормальное, привычное для его организма. Поэтому для водолазов имеются такие устройства – барокамеры, где они находятся после выхода на поверхность какое-то время. Чтобы организм адаптировался. Вот и у нас так, в шутку, конечно. Вроде как бы побывали мы на глубине, а здесь приходим в себя, привыкаем к земной жизни. Осваиваемся с впечатлениями.
Здесь, в этой «барокамере», стояли столы, на них – бумаги, блокноты, компьютеры, калькуляторы, секундомеры и всякая другая мелочь. За каждым столом сидел молодой ученый или сидела молодая ученая, и они, вглядываясь в сумрак экрана, что-то записывали, подсчитывали или даже вмешивались в жизнь подводного мира.
Оказывается, на передней панели, под экраном, были такие перчатки как бы из металла, но гибкие. Ученый вставлял в них руки и делал всякие нужные движения. И тогда, уже в самом аквариуме, эти движения повторял манипулятор. Тоже что-то вроде рук с пальцами. Только эти руки были все такие суставчатые, узловатые. Но послушные. Они точь-в-точь повторяли все движения человеческих рук.
Это было здорово! Я сам видел, как одна ученая вытянула этот манипулятор во всю длину, бережно обхватила его суставчатыми пальцами красивую морскую звезду, перевернула ее брюхом вверх, рассмотрела и осторожно опустила на песок.
Но они, эти ученые, вмешивались в подводный мир не только клешнями манипулятора. В этом мы тоже убедились!
Мне показалось сначала, что из глубины аквариума выплывает, почему-то медленно, средних размеров акула. Но это оказалась не акула, а девушка. И это оказалась не просто девушка, а Лидочка. Только не в белом халате, а в купальнике. И в ластах и маске. Она помахала нам ладошкой, выпустила из-под маски вереницу пузырей и занялась какими-то делами. Мне даже показалось, что она кормит некоторых рыб и других представителей подводного мира прямо из своих рук. Даже акула, проносясь мимо как лихой рокер, выхватила у нее из руки большую селедку.
Время от времени Лидочка всплывала, наверное, подышать, и мы видели только ее ноги в зеленых лягушачьих ластах.
– Тетя Лида в купальнике, – громко сказал Алешка, – еще симпатичнее, чем в халате.
Ученые и аспиранты подняли головы и тихо засмеялись.
– Она на морскую русалку похожа, – добавил Алешка. – Двуногую.
Мы сели за свободный столик, Алешка достал свою драную тетрадь и, поглядывая на Розового Принца, начал что-то в ней черкать. Словом, занялся научной работой.
Лидочка поправила зеленые и фиолетовые водоросли, заглянула в пещерку, куда спрятался осьминог Васька, и растворилась в зеленой глубине.
А в барокамере шумно возник профессор Глотов.
– Сидите, сидите, коллеги, – милостиво разрешил он. Хотя никто вставать и не собирался.
Подошел к экрану, склонился в сторону Принца, побарабанил по стеклу пальцами. Подошел к нам, заглянул в Алешкину тетрадь и сказал:
– Ого!
Еще бы не «Ого!». Алешка здорово рисует. И Розовый Принц в ладошках жемчужницы выглядел как живой. Даже светился матовым блеском.
– Славно! – похвалил его Глотов. – Пошли ко мне, чай пить.
С кем только Алешке не приходится пить чай. Впрочем, он до него большой охотник.
В личном кабинете Глотова тоже было много всяких высушенных и заспиртованных образцов подводной флоры и фауны. Много научных книг. А на отдельной полке, как он нам похвалился, стояли его научные труды. Мы, конечно, с уважением с ними ознакомились.
Но вот что интересно. Самой первой на полке стояла тоненькая брошюрка красного цвета. Она называлась задумчиво: «Глубоководные зоофаги[1] Индийского океана». Автор – В.И. Кореньков, аспирант. А чуть пониже написано: «Под редакцией проф. Ю.Н. Глотова». Рядом с красной брошюркой стояла синенькая. Под тем же названием. Но уже авторов стало два: проф. Ю.Н. Глотов и к.б.н. В.И. Кореньков. А третья зеленая брошюрка (под тем же названием) опять имела одного автора – проф. Ю.Н. Глотова.
Мы с Алешкой переглянулись. И оба подумали об одном и том же.
Завершал эту великую полку большой и толстый том в роскошном кожаном переплете с золотыми уголками.
– Моя докторская диссертация, – гордо сообщил проф. Ю.Н. Глотов. – Эпохальный труд.
– Зоофагия, – с умным видом оценил этот труд Алешка. – Индийского океана.
– Точно, батенька мой. – Глотов прошел к письменному столу и плотно уселся в кресло. – А теперь, коллеги, чаевничаем. Вы с чем пьете чай? С конфетами или с сахаром?
– Сахар кладем в чай, – не растерялся Алешка, – а конфетами закусываем.
– Мудро! – похвалил его профессор.
Он достал связку ключей, отпер верхний ящик стола, вытащил из него коробку конфет, две обычные чашки и красивую кружку, на боку которой был нарисован разноцветный дядька в старинном красном кафтане, расшитом по стоячему вороту золотыми узорами, с пышным девчачьим бантом на груди и с белыми девчачьими локонами над ушами.
– Ого! – сказал Алешка. – Клево! Император или царь?
Деловой пацан. А то он разницу между ними знает! Я, кстати, тоже ее не знаю.
Профессор снисходительно улыбнулся.
– Не царь и не император. И даже не монарх. Это великий Моцарт.
– Ихтиолог? Или конфетолог?
Профессор с осуждением покачал головой.