– Лезь выше, кому говорят!
Тонкий старательно лез. Получалось у него так себе: судя по неодобрительным тычкам Сереги, продвигался он в час по чайной ложке. А за деревьями хрюкало. Если точнее, звук был скорее похож на булькающий, но вопросов в духе: «Кто там за сосной?» и «Что он там делает?» – не возникало.
Тонкий лез. Рыжая хрупкая кора ломалась в кашу и размазывалась по рукавицам. А из-за дерева показалось.
В полумраке Сашка не особенно-то разглядел: так, коричневый холм шерсти на ножках. Холм булькал и, сверкая лаковым пятачком, раскидывая снег впереди себя, шел прямо на ребят.
– Куда ты улез?! – Серега потянул Тонкого снизу за штанину. – Хочешь Москву увидеть?
Учитывая ситуацию, в которой они оба находились, идея увидеть Москву была, в общем-то, недурной. Тонкий бы сейчас охотно согласился бы и на Подмосковье, чего привередничать, только, чур, не с верхушки дерева, а поближе.
– Хочу. – Он не огрызался, а честно признавался. А внизу продолжало булькать.
Кабан шел, прорываясь сквозь снег пятачком и грудью, за ним оставалась ровная глубокая колея, истыканная копытцами. Смешно топорщились кисточки на ушах. Длинные, как у куклы, ресницы кокетливо хлопали в такт кабаньим шагам, черные круглые глаза красиво блестели. Ниче так, симпатичный зверь, даже погладить хотелось. Но Тонкий решил повременить, хотя мохнатая спина уже призывно маячила под самым деревом, на котором сидели ребята.
Зверя, похоже, очень заинтересовало, что там такое под сосной: он рыл пятачком и копытом сугроб, смешно кивая сам себе. На ребят он внимания не обращал, Тонкий подозревал, что он их просто не видит. Хотелось поделиться впечатлениями с Серегой, но Саня как-то опасался подавать признаки жизни. Сейчас кабан их вроде как не видит, а если болтать, заметит обязательно. И что тогда? Тонкий не знал. На дерево свинка точно не полезет, но все равно страшно.
Кабан еще порылся под деревом, хрюкнул и навострил уши. Телепат, что ли, мысли читает? Но его внимание привлекли явно не мальчишки на дереве. Зверь поднял голову, глянул куда-то себе за спину и дал стрекача.
Тонкий не сразу сообразил, что такое произошло. Только взметнулся внизу снежный вихрь, белая пыль, снежинки в нос, снег скрипнул… И тишина. Когда он разглядел, что кабана под деревом и след простыл, стало почему-то не легче.
– Ушел, что ли? – шепотом спросил он и получил тычок в мягкое место:
– Тихо ты! Мало ли кого он испугался!
Вот уж действительно: незабываемая прогулка по зимнему лесу. Только человек пережил встречу с кабаном, в себя еще толком не пришел, как тут – готовьтесь к новым открытиям: «Мало ли кого он испугался?» И кого же? Другого кабана? Медведя? Зимнего, шатуна, тощего, злого и голодного…
Не успел Тонкий нафантазировать подходящего медведя, как из кустов выскочила совсем неподходящая пушистая лайка и активно приступила к своим обязанностям: начала облаивать ребят, поставив передние лапы на ствол и улыбаясь во всю собачью пасть.
За деревьями ритмично заскрипел снег. Тонкий сообразил, что где собака, там и охотник, и сразу-сразу увидел этого самого охотника. Сначала валенки, потом ватные штаны, тулуп, лицо и ушанку. Собака его тоже увидела, отошла от ствола и повернулась в сторону хозяина с самым умильным выражением на морде: «Я молодец?» Охотник глянул на дерево, кого там загнала его лаечка, и встретился взглядами с Тонким.
– Здрасьте. – Не, ну надо было что-то сказать!
Должно быть, охотник не привык так вот запросто встречать подростков на деревьях. Несколько секунд он стоял и привыкал к новому зрелищу. Зато когда привык, ребятам было сложно вставить хоть слово.
– Здорово! Вы это как же, как вас угораздило-то? Кабана встретили? – Он глянул себе под ноги, как будто не по этому следу сюда пришел. – Ну да, вон он был. Слезайте уже, она не тронет! – Он оскорбительно кивнул на собаку. Как будто те, кто минуту назад встретился с кабаном, могут ее бояться. – Слезайте-слезайте, – поторапливал он, пока Серега и Тонкий съезжали вниз. – Живы? Ну хорошо. А вы откуда, из поселка?
– Нет, – лаконично ответил Тонкий, жутко радуясь, что, во-первых, под ногами твердая земля, а во-вторых, ему наконец дали вставить слово.
Секунду охотник пытливо изучал ребят, потом выдал:
– Да, не встречал я вас там…
– Мы из деревни, – огрызнулся Серега, но охотник понял его по-своему:
– Ну конечно, из деревни! То-то я смотрю, знакомы мне ваши физиономии. – Он фамильярно потрепал Серегу по щеке. – И куда вас понесло только на ночь глядя!
Вопрос был риторический, но Тонкий на всякий случай посмотрел на снег и пожал плечами. Серега сделал то же самое и зачем-то еще носом шмыгнул. Хотя, может, и правильно…
– Э-э… Да вы промокли насквозь! – заметил охотник. – Пойдемте-ка, прогуляемся.
– Куда? – пискнул Тонкий почти истерически. Кабан ладно, он хоть молчал, а тут уже куда-то тащат, имени не спрашивают.
– Ко мне, – лаконично ответил охотник. – Тут рядом. Отогреетесь хоть, а утром я вас выведу.
– Куда?
– Из леса, в деревню. – Охотник посмотрел на Тонкого как на идиота, и до Сашки только теперь дошло: никакой это не охотник, а вовсе даже лесник! Повезло-о… Он мельком глянул на Серегу. Тот уже, кажется, давно все понял и старательно кивал, боясь, что лесник передумает.
– Да-да, спасибо, а то мы замерзли как цуцики, правда, Саня?
Саня молча кивнул, боясь, как бы приятель не переиграл и не навлек на них ненужные подозрения.
– Ну тогда пошли! – обрадовался лесник. – Сейчас чайку согреем, сразу станет веселее! – Он свистнул собаку и потопал впереди ребят так бодро, словно только затем и вышел сегодня, чтобы встретить кого-нибудь в лесу и пригласить к себе в избушку. Хотя тоже можно понять: у лесников, наверное, редко бывают гости…
– А вы давно здесь живете? – спросил Серега, чтобы поддержать разговор.
– Я-то? – удивился лесник. – Привет! Пятый год уже, как из колхоза ушел, так и здесь. Мы разве с тобой прежде не встречались? Ко мне деревенские частенько заходят…
– Не помню, – нашелся Серега. – Пять лет, столько времени…
Лесник удивленно глянул на Серого, потом что-то сообразил и засмеялся:
– Точно! Для тебя небось полжизни. Это мы, старики, годы десятками считаем…
На старика лесник не тянул: взрослый – да, но и только. Наверное, еще и выглядит старше своих лет, как это бывает с деревенскими жителями: обветренное красное лицо, щетина, седые виски… Ну лет сорок ему. Тоже мне старик!
Тоже-мне-старик прорывался через сугробы, отводя лапы сосен и по-походному предупреждая «Ветка!» всякий раз, когда эти лапы отпускал.
Тонкий старательно смотрел под ноги. Передвигался лесник быстро, ребята не очень-то за ним поспевали, торопились, спотыкались. Сашка уже успел довольно близко познакомиться с маленьким березовым пеньком под ногами и не жаждал повторения. Одновременно он пытался смотреть по сторонам, чтобы запомнить хоть, куда они идут. Но ничего у него не получалось: сосны, березы, еще какие-то незнакомые деревья стояли вперемешку тут и там. Пейзаж справа до боли напоминал пейзаж слева, впереди и сзади, как тут разобрать, куда идти?! Право и лево путать начнешь, не то что… Сашка очень рассчитывал на Серегу, и тот, кажется, запомнил больше.
Минут, наверное, через десять, через два пенька под ногами, три ветки по носу и штук пять самых глубоких сугробов Тонкий увидел за деревьями нечто и понял, что они пришли.
Глава XVI
В землянке
Больше всего землянка походила на обычную туристическую палатку, только сделанную из бревен. Или на избушку деревенскую, которую наполовину втоптали в землю великанской ногой. В общем, это нечто стояло себе под соснами, а ворон говорил… А что там говорил ворон-то? «В землянке никто тебя не найдет»… Согласитесь, многообещающе.
Вообще Тонкий поздновато осознал, какие они с Серегой психи. Ну поперлись ночью в лес (кстати, да, уже стемнело, и последние метры лесник освещал фонариком) – это еще куда ни шло. Но вот то, что заговорили с первым встречным и без вопросов пошли куда он повел… А повел в землянку, где, как обещал ворон, «тебя никто не найдет»… Лесник, правда, говорил, что давно здесь живет и к нему часто приходят припозднившиеся грибники из деревни… Может быть, он даже не врет. Может быть, он и правда лесник, а не бандит… В конце концов, их с Серегой двое… «Вдвоем отобьемся», – решил Тонкий, и сразу стало легче, а еще захотелось чаю и ноги посушить.
Лесник вошел первым, Тонкий шагнул за ним и несколько секунд видел только его тулуп перед самым носом. Прочая обстановка, если она в землянке и имелась, была погружена во мрак. Потом Сашка чуть не получил по носу второй дверью (ага, предбанник), услышал:
– Стойте здесь, я керосинку зажгу.
И встал у входа по стойке «смирно». В спину врезался Серега, Тонкий на ощупь его втащил и поставил впереди себя. Неужели здесь совсем нет окон? Помещение, где зажигают керосинку, должно проветриваться хоть иногда?
Саня задрал голову и старательно вглядывался в темноту. Ага, вот они, не все так страшно. Только не окна, а крошечные отдушины с кирпич величиной под самым потолком. А потолок… все-таки повыше человеческого роста, но ненамного.
Из глубины землянки послышались возня, грохот, звук льющейся воды и…
– Да будет свет. – Лесник предстал перед ними, страшный, с красным лицом, подсвеченным снизу тусклым светом керосинки. Прямо фильм ужасов!
Он поставил керосинку на стол, и можно было спокойно разглядеть обстановку, даже войти, не боясь сломать ноги. Стол, стул, скамейка, печка в середине комнаты, две кровати и занавеска, разделяющая комнату надвое. Лесник кивнул ребятам на скамейку:
– Разувайтесь. – И вышел в предбанник.
Упрашивать не пришлось. Тонкий шустро подскочил к печке, убедился, что она теплая, да чего там, горячая, уселся на скамейку рядом, скинул перчатки и принялся долго, чертыхаясь и путаясь, развязывать заледеневшие шнурки. Серега в своих валенках только снисходительно хмыкнул. Галоши он успел сковырнуть еще в предбаннике (вот это скорость!) и сейчас быстро выбрался из валенок и закинул их на печку. Туда же он отправил рукавицы свои и Сашкины, обе куртки и шапки и минут через пять, когда лесник уже вернулся с дровами, Сашкины ботинки.
Тонкий развернулся на скамейке к печке лицом и прислонился к ней ступнями и ладонями. Он даже ждал, что сейчас раздастся характерное «пш-ш», как будто на раскаленную поверхность налили воды. Тонкому казалось, что такие насквозь мокрые граждане, как он, от соприкосновения с печкой должны немедленно испариться.
На тепло высунулся из-под рубашки предатель Толстый (где был, пока с кабаном воевали), вылез на лавку и сел на задние лапы, шевеля усами: «Вы уже догадались уйти домой из этой Антарктиды? Может, покормите тогда?» Лесник был явно не готов к подобному зрелищу. Если о кабанах он рассуждал как о чем-то естественном и совершенно безобидном, то вида крысы на лавке душа поэта не вынесла. Сделав круглые глаза, он схватил со стола сковородку и…
– Он ручной! – крикнули ребята почти хором, это лесника и остановило. Два человека одновременно бредить не могут, по крайней мере, так идентично. Лесник замер со сковородкой в руках и осторожно переспросил:
– Ручной? Это как?
Тонкий подозвал верного крыса, и тот с готовностью вскарабкался ему на плечо. В глазах лесника читалась непередаваемая внутренняя борьба: поверить незнакомым пацанам и незнакомой крысе или собственному опыту? Парни говорят, что крыса ручная. Крыса с готовностью это демонстрирует. Но так же не бывает!
– Он у меня дома живет, в клетке, – терпеливо объяснял Тонкий. – Команды выполняет, хотите покажу?
– Не-а… – протянул лесник, но сковородку все-таки поставил. Похоже, он еще переваривал радость открытия ручной крысы и к крысам дрессированным готов не был. – Ты это… На стол только не ставь. – Он кивнул на Толстого.
– Конечно! – Тонкий торопливо спрятал верного крыса за пазуху, чтобы не раздражать общественность, и подумал, что этот лесник какой-то совсем дикий. Ну все бывает, но мы же не в тайге, в конце концов, а в ближнем Подмосковье. В поселке небось ребята держат хомячков, мышей и крыс. Ну или хотя бы точно знают, что такое бывает в природе. Серега вон дальше живет и то не кидался на Толстого со сковородками…
– А вы здесь родились? – спросил Тонкий самым невинным голосом, какой смог изобразить.
– Да! – закивал Лесник с еще более невинным видом. – Сейчас чай приготовлю. – Он налил в чайник воды и поставил на печку. – Вот здесь, в этом поселке, я и родился, – повторил он, для надежности проведя рукой по стене. Видимо, за ней, по его расчетам, должен был находиться поселок.
Он покопался в ящике под столом, достал хлеб и колбасу для бутербродов и начал сосредоточенно нарезать. Потом, будто что-то забыв, поднял голову:
– А вы из деревни, да?
– Да, – хором ответили ребята.
Тонкого не оставляло ощущение, что врут в этой землянке все, причем каждый понимает, что его обман легко раскрыть, и ужасно этого боится. Они с Серегой понятно: не просто так в землянку пришли, и Тонкий еще не решил, можно ли здесь говорить, что они с форума. Может быть, как раз здесь они найдут разгадку музейной кражи… Нет уж, лучше прикинуться простачком. А этот лесник… Может быть, он и правда родился в поселке. Вот только не в этом, нет. Подальше. А может, и наоборот, поближе, а теперь старательно переигрывает, изображая из себя деревенского… Зачем? Непонятно. Главное – лесник врет, и точка. Как его зовут-то хоть?
– Иван Савельич, – спохватился лесник, протягивая руку Сашке. Вот и познакомились.
На печке жизнерадостно засвистел чайник, Иван Савельич поспешил к нему.
– Сань, достань там чашки в коробке, – попросил он.
Коробка, обычная картонная, полуразмокшая, стояла под столом. Содержимое ее лежало так, словно Иван Савельич пришел на кухню, сгреб все со стола в коробку и принес сюда. Все валялось кое-как, вон заварка рассыпалась… «И что? – спросил себя Тонкий. Может, человек и правда в спешке переехал сюда пять лет тому назад, как утверждает. Ну и не разобрал коробку до сих пор. Неторопливая размеренная жизнь лесника… А может, так и задумано: коробка здесь вместо буфета».
Тонкий полез в коробку за чашками. Вот они: раз, два, три. Там же нашелся сахар и ложки. Верный крыс, заслышав бряканье посуды, высунул из-за пазухи любопытный нос и тут же получил по нему. Тонкий решил не раздражать впечатлительного Савельича крысой. Потихоньку сунул Толстому кусок колбасы со стола, вот и все дела.
Савельич заваривал чай по-походному: без чайника, а каждому в свою кружку. Кинул по щепотке заварки, сахару добавил, кипятком залил – и готово.
Тонкий еле дождался, пока заварится: после нескольких часов в сугробах кипятку хотелось – не то слово. Он даже обжегся от рвения.
В дверь заскреблись коготки. Савельич встал и пошел открывать, попутно объяснив:
– Собака.
Это действительно была она. Седая, мокрая с мороза лайка отряхнулась ровно посреди комнаты, подошла прямо к Тонкому и положила морду на колени. Ох, не колбасы она хочет! Верный крыс под рубашкой нервно зашебаршился. Лайка – собака охотничья. Ей что белка, что крыса…
– Толстый, стоять!
Но верный крыс все-таки не дурак, и это здорово, потому что даже таких одаренных подростков, как Тонкий, стоит слушаться далеко не всегда. Остановиться он и не подумал, много чести лайке – дать поймать себя вот так, за здорово живешь. Он шмыгнул под занавеску, разделявшую землянку на две части, и, пока лайка продиралась за ним, должно быть, успел надежно спрятаться. У собаки, конечно, нюх, но у Толстого Тонкий, который не даст пропасть подопечному.