– Это паста так на них действует! – взвизгнул Ботаник. – Она же колдовством заряжена! О-о-ой…
– Бросай ее мне! – не растерялся Вовка.
Ботаник размахнулся изо всех своих силенок – и метнул куда-то пасту. Совершенно не прицельно метнул – не разглядел из-за надвигающихся покойников, где именно Вовка стоит. Да и вообще видел он плохо – как еще он умудрился пасту в темной траве отыскать? На ощупь.
Но Вовка поймал тюбик. Ходячие мертвецы, забыв о танцах и развлечениях, двинулись на него. Но он перекинул тюбик Копыточкину, Копыточкин Кате Петрушкиной, Петрушкина Мишке…
– Беги! – закричал ему Копыточкин.
Мишка находился ближе всех к пролому в лагерной ограде.
Мишка побежал. Покойники нестройной толпой устремились за ним. Но ребята обогнали их, догнали Мишку. Вовка выхватил у него свой тюбик пасты – и операция «Памятник» началась!
– Один. Ты должен быть там совершенно один, – сказал Копыточкин Вовке, когда они оказались на кладбище. – Мы будем все здесь. Мертвецов от тебя отгонять, чтобы не помешали.
– Сколько времени? – спросила Катя Петрушкина, присматриваясь к часам на руке Вовки.
Было уже без пятнадцати три ночи.
– Между тремя и четырьмя часами петухи головы из-под крыла поднимают для первого кукареку, – авторитетно заявил деревенский житель. – Ну, Вовка, иди. И ничего не бойся.
– Да не боюсь я. – Вовка дернул плечом, на которое, чтобы подбодрить товарища, положил руку Копыточкин.
– Главное, чтобы луна никуда не делась, – прижав кулачки к сердцу, вздохнула Маня Бердянская и посмотрела на небо.
Сквозь густые ветви кладбищенских деревьев лился на землю тревожный лунный свет. Это было хорошо.
Зажав полупустой тюбик в руке, Вовка шагал по кладбищу. Где он, этот памятник с белым медальоном? Как его найти? Ведь Вовка совершенно не помнил, как именно он выглядел. А Копыточкин не знал, что это за памятник – по кладбищам гулять и интересоваться надгробиями он тоже был не любитель.
Значит, придется искать. Только бы времени хватило, только бы не испугаться и с визгом не умчаться прочь. Но ведь ребята идут по кладбищу где-то недалеко от него! И тюха-матюха Бердянская Манюня, и даже забитый Ботаник. Который совсем даже не забитый, а нормальный такой парнишка…
Кладбище было ужасно. Свет луны усиливал кошмарность картины: вывернутые на поверхность земли гнилые гробы, упавшие кресты и памятники. Вой и стоны неслись с разных сторон. Но кто воет, кто стонет – люди, заживо в могилы упрятанные? А может, восставшие из этих могил мертвецы, которые ищут покоя или жертв своих поджидают, томятся?..
Впереди, освещенный луной, ярко сиявшей в проплешине между ветвями высоких деревьев, показался большой памятник. Овальный медальон со стершейся фотографией был на нем отчетливо заметен. Золотые буквы и цифры, тоже наполовину осыпавшиеся, составляли когда-то имя умершего и годы его жизни. Тот или не тот памятник? Как узнать? Время-то идет.
И Вовка решил ловить свет луны на все подряд белые медальоны памятников. Это оказалось не таким трудным делом. Лунный свет, сверкнув на мятой боковине тюбика, упал на могильный медальон. А может, ему это только показалось?
Но он шел от памятника к памятнику, а они попадались редко – и часто скособоченные, завалившиеся… Часы показывали три часа ночи. И семь минут… А вдруг петух уже прокукарекал – Вовка просто этого не услышал. И ночь сменилась утром – а значит, все кончено?
Или – наоборот: Вовка уже сделал свое дело, навел свет луны на нужный медальон и теперь все будет хорошо? Кто знает, кто знает…
«А вдруг Деревня-Копыточкин все-таки пособник мертвецов и таким образом меня им на растерзание отправляет?» – трусливо подумал Вовка.
Тяжкий вой прервал его раздумья. Свежевскопанная земля одной могилы, рядом с которой валялся на земле большой черный крест, зашевелилась – и оттуда показалась рука. Она судорожно цеплялась за комья земли, дрожала. «Это кто-то из нашего лагеря! – догадался Вовка. – Тот, кого я своей пастой намазал. И которого…»
Он схватился за эту руку и потянул ее на себя. Нужно было помочь человеку вылезти из могильного плена.
Но вместо этого рука сама потянула его. Ноги Вовки, наступившего на разрытую землю могилы, стремительно начали уходить вниз. Он проваливался, а рука все тянула и тянула его!
– Отпусти! – взмолился Вовка, уходя в землю уже по колено.
Он попытался выдернуть свою ладонь из удерживающей его руки. Но она не отпускала его, пальцы, прохладные пальцы ЖИВОГО человека крепко держали мальчишку и тянули в могилу! Зачем? Кто хочет помешать ему выполнить такое важное дело?
Могильная земля шевелилась, Вовка, уйдя вниз почти по пояс, закричал не своим голосом и попытался выбраться – подтянулся на локтях, ведь обе руки его были заняты: за одну тянула лапа из могилы, в другой он сжимал заветный тюбик.
Мальчишка немного прополз вверх. И вдруг прямо перед своими глазами увидел овальную белую плямбу. Низко, прямо у самой земли. На упавшем большом черном памятнике она выделялась особенно ярко – и никаких букв на ней не было, цифр, фотографий. Вовка волей-неволей узнал ее – ведь тогда, в полночь, она привлекла его внимание тем, что блеснула как-то необычайно ярко.
«Неужели это он и есть?» Вовка не верил своим глазам.
Рука из могилы тотчас отпустила его. Земля перестала проваливаться под ним. Вовка задрал голову к небу – где же луна?
На месте, на месте она была, куда ей деться? Как – куда? За тучу может зайти или за горизонт, раствориться в светлеющем небе – куда она к концу ночи девается?
Вовка вытянул взмокшие дрожащие руки вперед, принялся вертеть тюбик так, чтобы на него смог упасть неясный призрачный свет. Мятый-перемятый, давленый-передавленый тюбик уже не сиял так, как недавно.
«Давай, милый, давай, дружок!» – как маленькая девчонка своему любимому плюшевому мишке, шептал Вовка тюбику.
Слабый, едва заметный блик отскочил от белого бока тюбика, ударился в медальон, сделанный, как успел заметить Вовка, из какого-то совершенно непонятного, плотного и гладкого белоснежного материала.
Такого многоголосого крика Вовка, бессильно упавший лицом в сырую могильную землю, не слышал никогда. Боль, страдание, прощание с жизнью слышались в этих голосах. Кто-то ревел, выл, заливался плачем.
Какое-то движение заполнило кладбище. Заметались перепуганные голуби – но уже безмолвно, словно боясь помешать ужасным крикам. Вовка вскочил на ноги, вихрем слетел с могилы, которая снова зашевелилась.
Стонущий и плачущий покойник, шатаясь и воздевая руки к небу, приблизился к этой могиле и принялся раскапывать ее. Земля полетела в разные стороны.
Вовка оглянулся – соседнюю могилу тоже не оставил без внимания ходячий мертвец. Это была та могила, с которой завалился памятник колдовского медальона. Настоящий хозяин к могиле вернулся – в этом у Вовки не было сомнения. Он так деловито принялся рыть землю, что любо-дорого было смотреть.
Такая же работа шла по всему кладбищу. Колдовство сработало. Что было делать теперь Вовке? Мимо роющих, стонущих и воющих мертвецов бежать обратно в лагерь? Или разыскивать по кладбищу ребят? Что с ними? Как-то не договорились они о том, что делать дальше…
– Эй, Вовка! – услышал он вдруг.
И не успел оглянуться, как все та же прохладная тонкая рука схватила его. Этого он уже вынести не смог. Да, он трус, он мелкий, мельчайший, микроскопический трусишка – ну ненавидит он кладбища, боится, боится! И не может больше видеть ни кресты, ни памятники, ни гнилых, но бодро ходящих покойников!..
Не разбирая дороги, помчался Вовка вон с этого кладбища. Пальцы его по-прежнему сжимали тюбик с пастой. А пальцы другой руки переплелись… все с той же рукой из могилы!
– Вовка!
– Никифорова! Алинка! – Вовка глазам своим не мог поверить.
Он и Алинка Никифорова со следами зубной пасты и прилепившейся к ним земли на лице стояли у кладбища.
– Спасибо, что ты меня оттуда утащил, – сказала Алина, так и не выпуская Вовкиной руки из своей.
– Это ты… – Вовка постепенно приходил в себя.
Рука из могилы оказалась никифоровской! Ну правильно – ведь это он просто плохо на этом кладбище ориентировался: могила, из которой он с мальчишками безуспешно откапывал Никифорову, и была той, откуда появилась рука и его потащила…
А почему рука появилась – да наверняка это Никифорова таким образом знак ему подавала! Хотела, чтобы он обратил внимание на упавший памятник! Да… А без помощи руки из могилы, то есть без Никифоровой, так бы до третьих петухов искал Вовка памятник с колдовским медальоном.
– Да это не я тебя вывел, это я просто… – начал Вовка, собираясь добавить, что он просто перенервничал на этом кладбище среди покойников-землекопов.
Но он не успел этого сказать: сначала далеко-далеко, чуть слышно, точно пунктиром пропел в деревне за лесом петушок. Ему ответил еще один. Их голоса затихли.
Но послышались другие голоса. Человеческие. И уже гораздо ближе.
С кладбища один за другим выходили ребята.
– Все получилось, Вовка! – Счастливый Копыточкин бежал к нему со всех ног. – Ты остановил мертвецов, ты вернул их в могилы! Все хорошо, слышишь? Ты покой им вернул! Вот! Смотрите – это он вас спас!
К Вовке спешили Маня и Таня Бердянские. Взявшись за руки, подошли влюбленные из второго отряда – те, кому Вовка погоны своей чудо-пастой нарисовал. Воспитательница младшего отряда Таисочка вылезла из могилы и теперь собирала по темной долине своих мелких подопечных, которые тоже один за другим выбегали с кладбища.
Все были живы. И, благодаря Вовку – победителя оживших мертвецов, двинулись в разгромленный лагерь.
К Никифоровой подскочила верная подружка Катька Петрушкина и принялась ее обнимать. Вовку обступили приятели. Алинка Никифорова отряхнула от земли и подала Вовке его куртку.
– Спасибо, – сказала она и с признательностью посмотрела на него. – Очень твоя куртка помогла. Я под ней в могиле дышала. Хотела, конечно, там ее оставить, но подумала, что нельзя вещи живого человека в могиле оставлять. Мало ли что.
– Спасибо, спасибо. Нельзя оставлять, да, нельзя… – Вовка закивал, как лошадка пони. Вот это да!!! Никифорова – благодарная… Никифорова о его вещах заботится. Это просто супер что такое.
Пока он радовался, Никифорову утащила с собой Петрушкина. Уж им было что обсудить…
Вскоре целая команда стянулась со всей округи. Бывшие пленники могил торопились покинуть эти места и шустро взбирались на гору, к лагерю.
– Давайте в лагерь пока не пойдем, тут, у ограды, посидим, – предложил Копыточкин. – Отсюда рассвет здорово наблюдать. А он уже совсем скоро. Светает – видите?
Вовка с приятелями и намертво прилипший к ним спасенный Ботаник уселись на бугор возле упавшей решетки. И стали ждать рассвета, заставляя Вовку в подробностях рассказывать о том, как он загнал всех ходячих мертвецов по их могилам.
И Вовка рассказывал.
Ведь Вовка победил, Вовка был героем. А что – сам намазал, сам спас…
Глава Х
Но кто же это воет?
Утро. Наконец-то наступило утро. Розовенькое, прохладное.
Вовка открыл глаза. Да, утро, он не ошибся. В небе над лесом неярко, вполсилы сияло солнце.
Рядом с Вовкой на бугорке зашевелился Копыточкин. Мишка, Андрюшка и Ботаник, который как сидел, ручки на коленочки, так и уснул, тоже были неподалеку.
– Что такое? Чего это мы на улице? – сонно забормотал Андрюшка.
– Ого, как забор-то своротили! – усмехнулся Мишка, глядя на упавший пролет металлической решетки.
– Что тут было-то? – почесал голову Андрюшка. – Ах да…
– Что – да? – В розово-золотых лучах солнца Вовка не мог поверить в то, что, как он сразу вспомнил, произошло ночью.
– Ребят, а все это было или не было? – тихонько спросил Ботаник.
Вовка хорошо помнил, как на его глазах ночью падал вот этот самый забор – под мощным ударом ожившего покойника. Покойника… Б-р-р!
– Слушай, Дере… То есть… Дим, Копыточкин, ты как думаешь, – снова запнувшись о прозвище Копыточкина, спросил Вовка и кивнул в сторону кладбища под бугром, – а там… все закончилось? Мир и покой наступили? Они больше не полезут из могил?
– Думаю – не полезут, – ответил Копыточкин.
– А может, – предложил Андрюшка, – для перестраховки пойти на кладбище и закопать поглубже эту колдовскую хрень? Медаль эту в смысле? Чего раньше-то не додумались люди до этого?
Любознательный сын механизатора Копыточкина пожал плечами.
– Бабка с дедом сказали, что не надо, – ответил он. – Что-то вроде того, что его, медальон этот колдовской, земля не принимает. Надо ему быть на памятнике. Просто ходить на это кладбище никому не надо. Мы, деревенские, и не ходим. А вот вам все неймется…
Вовка хотел было возмутиться, но тут вой – протяжный и скорбный – раздался в утренней тишине.
Ботаник в ужасе обхватил голову руками. Его глаза стали больше стекол очков…
– Все, говоришь! – зашипел в ухо Копыточкину Андрюшка. – Не полезут покойники из могил? А это тогда кто? Кто воет?
– Эх ты, колдун-деревня…
– Что делать-то? – Вовка и ребята оглядывались по сторонам, ожидая нападения ходячего мертвеца.
Кошмар не закончился.
В это же самое время, с трудом оторвав затекший зад от шипастой сухой ветки, решил слезть вниз с высокой сосны воспитатель Натан. Всю ночь тут просидел он, бедолага. Поначалу пытался громко звать на помощь, потом просто подвывал от жалости к себе, холода и неизвестности. А затем, когда ему сверху стало видно что-то такое ужасное, творящееся в «Огоньке», он выл и орал от ужаса…
И вот сейчас, кажется, опасность миновала – да и на дороге, ведущей к лагерю, смог он разглядеть первый автобус. Который увезет его наконец отсюда. Подальше-подальше!..
Дрожащими ногами обхватив толстый ствол дерева, трясущимися руками держась за него, начал Натан свой спуск. Детей, загнавших его на сосну, внизу видно не было…
Каждую секунду боясь сорваться, Натан горестно вздыхал – и представлял себе, как летит вниз, как бьется о землю, как ему больно, больно, больно… Он потихоньку спускался – и хныкал.
– Смотрите – обезьяна! – показывая рукой куда-то вверх, негромко воскликнул Дима Копыточкин. – На сосне!
– Откуда она здесь? – удивился Ботаник, настраивая на носу свои мощные очки и приглядываясь к копошению на дереве.
– Может, тут где жила? Из зоопарка сбежала и скрывалась по лесам? – предположил Мишка. – Неужели ожившие покойники ее из тайного укрытия выгнали?
– Нет, – покачал головой Вовка.
– Или последний оживший мертвец на дерево забрался, чтобы в могилу не лезть! – ахнул Ботаник.
Но мальчишки и с этим не согласились. Вовка и Дима Копыточкин, у которых было самое острое зрение, присмотрелись к обезьяне-покойнику повнимательнее…
– Говорю же – ни то ни другое, – снова сказал Вовка.
– Почему?
Потому что никакая это была не обезьяна. И не забравшийся на дерево мертвец-отказник. Вскоре все мальчишки поняли это.
Натан-обезьян продолжал осторожненько спускаться и подвывать, переживая о своем подорванном ночным бдением на вершине сосны здоровье.
– Все понятно, кто это, – усмехнулся Андрюшка.
– Поддадим ему веселья – для ускорения пробега до корпуса? – предложил Мишка.
– Давайте!
И как только нога Натана ступила на землю, раздалось задорное улюлюканье. Обезумевший воспитатель заметался, хотел вернуться на дерево, да сил уже не было, да и с разбегу это надо было делать. Завизжав, как молодой поросеночек, бросился он прочь от этого места – к воротам лагеря. Ведь туда сейчас должны въехать спасительные автобусы…
– Да, ребята… – удивлялись водители автобусов, глядя на разгромленный лагерь «Огонек». – Такой Королевской Ночи еще ни одна смена не устраивала. Что же вы тут творили вчера?