Один башмак – Джонни это помнил точно – стоит на тумбочке у зеркала, и Вика хранит в нем разные шпильки, пуговицы и катушки с нитками. Наверно, и второй найдется!
Джонни-Буратино прыгнул в мамины резиновые сапоги и помчался к Вике: через двор, через лужу, в которой лежали цепочкой половинки кирпичей. По этим же кирпичам в луже, вниз головой, проскакал другой Буратино. Джонни подмигнул ему и показал язык.
Вика открыла дверь, молча втащила Джонни в коридор и лишь тогда сиплым голосом отругала за то, что он бегает по холоду раздетый.
– Схватишь ангину, будешь, как я, дома торчать.
Горло у нее было перевязано.
Джонни сказал, что он не дурак хватать ангину в последний день перед каникулами. И только после этого Вика поинтересовалась, что означает его странный наряд.
– Не видишь, что ли? Буратино.
– Вижу, что не Баба Яга. А зачем?
– Для карнавала. Зачем еще… Ты мне дашь ваши деревянные башмаки?
– А мушкетер?
Джонни снял колпак.
– С такой прической?
Вика не удивилась. Про Джоннину стрижку она уже знала.
– А зачем ты себя обкорнал? Такой был симпатичный ребенок…
– Сама ребенок! А что было делать? Все придираются – и в школе, и дома! Надоело!
Вика была проницательным человеком. К тому же она хорошо знала Джонни. Она сказала:
– Расскажите это вашей бабушке после двенадцати часов ночи.
– Да правда же…
– Не морочь голову. Зачем тебе костюм Буратино? Не скажешь – не дам башмаки. Зря я, что ли, мушкетерский плащ шила?
Вика была упряма. Джонни это знал. Он слегка покраснел и дерзко сказал, что могут же быть у человека личные причины.
Вика внимательно посмотрела на него, подумала и согласилась, что могут. Больше она не расспрашивала, вытряхнула швейную мелочь из деревянного башмака, и они с Джонни начали искать второй. Нашелся он почему-то в духовке газовой плиты.
Снаружи башмаки были большущие, а внутри – не очень просторные. Вика натолкала в них старых газет, и обувь стала совсем впору Джонни. Он с удовольствием потопал по половицам и завертелся перед зеркалом.
– Теперь все в порядке. Ага?
Вика смотрела на него прищуренным взглядом художницы.
– Не совсем «ага». Рубашка слишком обыкновенная. Неинтересно смотреть.
– Что же делать? – огорчился Джонни. – Они у меня все обыкновенные.
– Ладно уж… – сказала Вика. И принесла большой пестрый фартук. Викина мама купила его где-то в Италии Викиному папе: чтобы папа чаще занимался домашним хозяйством. Но он все равно не занимался, и фартук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальянских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Вика объяснила, что это не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки.
– Но у них очень похожие истории, – сказала она. – Не читал?
– Не читал… А в этой итальянской книжке есть девчонка с голубыми волосами? – спросил Джонни и чуть опять не покраснел.
– Есть. Но она не всегда девчонка. Она все время превращается… В общем, она фея.
«Фея – даже лучше», – подумал Джонни, и сердце у него сладко заныло. И чтобы Вика не догадалась, он опять начал разглядывать фартук.
– Ты из этой штуки мне рубашку сошьешь? – восхищенно спросил он.
– Все равно делать нечего, дома сижу, – хрипло сказала Вика.
– Карнавал завтра, – деликатно напомнил Джонни.
– Ладно, вечером заходи.
Джонни считал неприличным показывать нетерпение. Поэтому вечером он сначала поужинал, потом поспорил с Верой и только после этого отправился к Вике.
У Вики было тихо и уютно. Родители уехали в Польшу, тетушка Нина Валерьевна сообщила, что у нее предынсультное состояние, и укрылась у себя в комнате. Видимо, гадала там на картах.
Готовая рубашка висела на спинке стула. Джонни так обрадовался, что даже не обратил внимания на Викино задумчиво-печальное настроение. Он быстренько обрядился в Буратиний костюм и гордо встал перед Викой, постукивая деревянной подошвой о половицу.
– Ну как?
Вика ответила с непонятной улыбкой и вздохом:
– Счастливый ты человек, Джонни…
– А ты разве несчастная? – удивился он.
– Я не про себя, – уклончиво сказала Вика. Потом велела Джонни встать на стул и начала искать недостатки в его костюме.
Оранжевые штаны показались Вике чересчур новыми, и она пришила к ним клетчатую заплату. Потом ей не понравился некрашеный бумажный нос.
– Будто в сметану обмакнутый. Он должен быть как деревянный.
Она полезла в шкаф за красками, еще раз глянула на Джонни и сообщила, что ноги у него ничуть не лучше носа.
– Белые, как макаронины. Весь загар за зиму облез. Давай я их тоже под орех разделаю.
– Как это? – опасливо спросил Джонни.
– Разрисую под дерево.
– А отмоется потом?
– Акварель-то? В момент.
– Валяй, – согласился Джонни. – Буду совсем превращаться в деревяшку…
Кисточки были мокрые и холодные, Джонни хихикал и пританцовывал на стуле.
Вика опять по-взрослому вздохнула:
– Эх, Джонни, Джонни… Беззаботное ты существо. Все бы тебе прыгать…
Джонни пригляделся с высоты и понял наконец: с Викой что-то неладное.
– С Сережкой поругалась? – спросил он.
Вика дернула плечом, поставила ему на ногу большую коричневую кляксу и грустно сказала:
– Больно мне надо ругаться с этим дураком.
– Ясно, – сказал Джонни. – Из-за чего опять?
– Ты разве не видел газету?
Джонни удивленно похлопал ресницами.
Вика взяла со стола газетный лист и сунула Джонни:
– Полюбуйся.
Это была городская газета за прошлое воскресенье. В нижнем углу страницы синим карандашом кто-то обвел стихотворение. Над ним было напечатано: «Творчество юных читателей». А пониже: «Другу детства». И подпись внизу: «С. Волошин. 8 класс, ср. школа № 2».
– Ух ты! – восторженно сказал Джонни. – Это он сам написал?
– Кто еще может такую чушь сочинить? – язвительно откликнулась Вика. – Ты читай, читай.
Джонни встал на стуле, как памятник, и начал:
– «Мы с тобой играли в детстве…»
– Да не вслух, – поморщилась Вика.
Джонни тихонько зашевелил губами. И прочитал вот что:
Джонни не очень любил стихи. Но сейчас, когда прочитал, он почему-то вспомнил девочку Катю и задумчиво сказал:
– Он настоящий поэт.
– Он настоящий болван! – вскипела Вика. – Все они там такие в своем литературном кружке! Рифмоплеты!
Джонни знал про Серегу Волошина многое, но про стихи и про литературный кружок не знал. Поэтому он помолчал, переваривая новость. Потом спросил:
– А почему болван?
– Потому что все вранье! Робеет он! Позавчера пришел без меня, залез в шкаф и все варенье из банки стрескал! Тетушка заявила, что у нее отнялась левая нога после этого.
– Знаешь, Вика, это разные вещи… – мудро заметил Джонни.
– Ничего не разные! А еще пишет: «Старался быть хорошим!» Он меня в детстве за косы таскал!
– У тебя их никогда и не было, кос-то…
– Были, ты не помнишь. В первом классе.
– У-у… – насмешливо сказал Джонни. – Ты просто злишься за варенье.
– Я за лягушат злюсь! Весь город должен знать, что я их когда-то боялась, да?
– Это же давно было, – успокоил Джонни. – Подумаешь! Я в детстве хомячков боялся. Ну и что?
Вика опять грустно улыбнулась.
– Эх ты… «В детстве». У тебя, Джонни, еще все детство впереди. Не то что у меня.
Такие разговоры Вика вела впервые в жизни. Джонни обиделся. Он ехидно сказал:
– Ты, конечно, уже старуха… Ты давай дорисовывай вторую ногу, а то как я буду? На одной деревяшке, да? Как медведь на липовой ноге?
Вика опять взялась за работу, но сделалась такой печальной, что Джонни ее пожалел.
– Значит, Серега принес газету, а ты его прогнала? – проницательно спросил он.
Вика вздохнула так, что у ног Джонни закрутился воздушный вихрь.
– Ладно, помирю, – снисходительно сказал Джонни. Ему было не привыкать. – Сегодня же помирю. Давай рисуй живее.
Вика ничего не сказала, но заметно повеселела и недавнюю коричневую кляксу превратила в глазок от сучка. Совсем как настоящий.
Это был длинный вечер. Сначала Джонни привел Сергея и они с Викой две минуты дулись, а потом рассмеялись. После этого все пошли к Стасику и Борьке. Братья Дорины приостановили монтаж транзисторного охотничьего кота «Меркурий-2» и электролобзиком выпилили для Джонни большой фанерный ключ. Фанеру они покрыли быстросохнущей бронзовой краской.
Потом Вика заставила Сергея читать стихи про то, как он в шестом классе отвечал со шпаргалкой урок по геометрии и пытался найти у треугольника радиус.
Все долго хохотали. Во время этого хохота за Джонни пришла мама, потому что было уже почти одиннадцать часов. Мама очень удивилась, увидев ненаглядного сына в костюме Буратино. Впрочем, костюм ей понравился. Она только забеспокоилась, не перемажет ли крашеный Джонни постель. Но Вика сказала, что сухая акварель мажется не сильно, а Джонни добавил, что будет спать в пижаме.
Мама не считала, что перепачканная пижама лучше перепачканных простыней, но спорить не стала.
Джонни долго не спал. Он лежал и улыбался в темноте. Вспоминал Серегины стихи:
Джонни тоже будет играть с Катей на заросших дворах и улицах, когда придет лето. Он возьмет Катю в плавание на крейсере, построенном из лодки. Потом они пойдут в лес и, может быть, заблудятся, как Том Сойер с Бекки Тэчер заблудились в пещере. Жаль, что поблизости нет пещер…
Но зато под крепостным холмом есть, говорят, подземный ход. Его можно отыскать и разведать. Если повезет, Джонни отыщет старинную кольчугу и подарит Кате…
Джонни беспокойно шевельнулся: честно говоря, ему стало немного жаль отдавать кольчугу. Но, в конце концов, можно найти не одну, а две…
Все будет хорошо. Завтра он обязательно познакомится с Катей. Сперва – просто окажется рядом. Потом они разговорятся. Затем, может быть, Джонни позовет ее к себе, покажет мушкетерское вооружение и коллекцию автомобильчиков…
Оттого что это будет уже завтра, у Джонни тревожно и обрадованно затюкало сердце. Чтобы его успокоить, Джонни повернулся на правый бок и закрыл глаза.
Он задремал, и ему показалось, что они с Катей плывут по реке. Только не в лодке, а в больших деревянных башмаках – он в одном, а Катя в другом. Течение крутит башмаки, и они иногда стукаются друг о друга. Джонни весело, а Катя немного боится, потому что башмаки неуправляемые – без весел и без руля.
«Ничего! – кричит Джонни. – Нас сейчас вынесет на мель!»
И правда, их «корабли» заскребли днищами о песок и остановились. Джонни хотел взять Катю на руки и вынести на берег. Но там из кустов вылез отвратительный Шпуня. Он стал плясать и кривляться, будто колдун из дикарского племени, и что-то кричать. Джонни не разобрал слов, но понятно было, что Шпуня кричит обидные вещи.
«Дай ему, – сказала Катя. – Что ты сидишь?» – «Сейчас», – заторопился Джонни и приготовился прыгнуть в воду.
«Прыгай, прыгай! – заорал Шпуня. – Не бойся, не потонешь, ты же деревяшка!»
Джонни не боялся потонуть. Было совсем мелко, он даже видел сквозь прозрачные струйки, как искрятся песчинки на дне. Но он вдруг сообразил: вода смоет с ног краску, и тогда Фея с Голубыми Волосами увидит, что Джонни вовсе не Буратино, а притворяльщик.
«Что же ты не идешь?! – кричала Катя и сердито встряхивала голубыми локонами. – Где твоя шпага?!»
«Дома», – растерянно сказал Джонни.
Шпуня безобразно захохотал. Тогда Джонни прыгнул. Но в этот миг Катина «лодка» снялась с мели и стала быстро уплывать. А Катя непонятно смотрела на него синими своими глазами и ничего не говорила. Что делать? Если плыть за Катей, она подумает, что он испугался Шпуни. Если идти лупить Шпуню, течение унесет Катю.
Джонни заметался, и тут песок начал быстро засасывать его. Вот вода уже по плечи, вот дошла до рта… Джонни стал захлебываться и проснулся.
– Тьфу ты… – сказал он и стал смотреть за окно, где среди тополиных веток застряла неполная луна, похожая на бледное оторванное ухо.
Эта луна напомнила Джонни его собственные уши, которые после стрижки сделались какими-то слишком большими и торчащими.
«Ладно, под деревянными кудрями не видно», – постарался успокоить себя Джонни. И снова закрыл глаза. Но спать не давал беспокойный червячок. Точил и точил. В чем же дело? Ведь все придумано здорово, костюм замечательный…
Джонни поворочался. Выбрался из постели. Выскользнул в коридор и включил свет. Здесь он осторожно натянул на себя Буратиний наряд и, стараясь не стучать башмаками, встал перед зеркалом.
Все было в порядке. Все было замечательно! Самый настоящий Буратино смотрел на Джонни из зеркала… Но… В том-то и дело: это был просто Буратино. Обаятельный, веселый, смешной. И ничуть не героический.
Конечно, он находчивый, смелый, но все-таки он деревянная кукла. И немножко клоун. Может быть, для кого-то такой характер в самый раз, но Джоннина рыцарская душа этого не принимала. Пока Джонни мастерил костюм, суетился, он не чувствовал сомнений, а теперь понял. Понял, что он изменник: отдал шпагу за пеструю рубашку.
Джонни сел на половик, уперся подбородком в раскрашенные коленки и горестно задумался. Он хотел обмануть судьбу: остригся будто бы из-за обиды, а на самом деле ради нового наряда. И судьба наказала его за хитрость.
Еще неизвестно, как завтра все сложится. Может быть, не только Джонни появится в костюме Буратино. Вдруг будут соперники? Если соперники появляются у мушкетера, спор можно решить поединком на шпагах. А если сойдется полдюжины Буратино? Что им, носами драться?
Кроме того, на карнавале обязательно будет Шпуня с приятелями. Разве он упустит случай обхихикать Джоннин колпак с деревянными завитками, клетчатую заплату на штанах и ноги, размалеванные не то под орех, не то под карельскую березу? Уж сам-то Шпуня не станет наряжаться куклой. Наверняка будет пиратом или индейцем.
Джонни встал и еще раз глянул на себя в зеркало. На подбородке отпечатался нарисованный сучок. Джонни решительно взялся за бумажный нос, оторвал и смял его. Потом он пошел в ванную и открыл краны.
Сидя на краю ванны и бултыхая ногами в теплой воде, Джонни расплел Верину капроновую мочалку и стал пришивать к мушкетерской шляпе искусственные кудри.
Шпуня нарядился не пиратом и не индейцем. У него был костюм ковбоя: загнутая с боков шляпа, короткая куртка и очень узкие брюки с широченными раструбами, с кожаными заплатами на заду и коленях. На шее у Шпуни красовался яркий платок, бедра опоясывал патронташ с настоящими револьверными гильзами, к патронташу была прицеплена кобура, из которой торчала изогнутая рукоятка с выжженными узорами. Красивый костюм и героический. Только цвет выбрал Шпуня не тот: куртка и штаны были сшиты из темно-розовой материи. Тощий Шпуня стал похож на свежевымытого дождевого червяка. Так, по крайней мере, сразу решил Джонни.
В фойе Дома пионеров шумели и толкались Красные Шапочки, оловянные солдатики, Золушки, Чиполлино, доктор Айболит со звериной свитой, Белоснежки и гномы. Над этой толпой сумрачно возвышались два Дон Кихота и заведующая детской библиотекой Эмма Глебовна, тоже похожая на Дон Кихота, только в юбке. А Кати не было.