У палатки меня встречает Володька.
— Мне дали ещё один шанс, братиш! — восклицаю я и хлопаю его по плечу. Володька улыбается в ответ, но глаза у него серьёзные.
— Действуй смело, — говорит он. — Я на тебя надеюсь.
В километре к западу от лагеря стоит домик, где живут двое детей. У них есть велосипеды. Пока мы пробираемся в сумерках с Женькой к этому дому, тот рассказывает мне, что жители дома — обычные люди, но они знают о нас. То есть, не совсем чтобы прямо всё, но сотрудничают с так называемым лагерем пацифистов.
Женька оказывается молчаливым попутчиком, но очень добрым, несмотря на строгий вид. Женщина с двумя тёмными косичками выгнала нам два больших скоростных велосипеда, и мы помчались по тропе в сторону моего дома.
Вроде бы на колёсах дорога заняла гораздо меньше времени, но когда мы достигаем ворот, сумерки превращаются в терпкую тьму. Дорога обратно пройдёт в полной темноте, что не радует.
— Стоим здесь, — говорю я и спешиваюсь.
— А чего так далеко? Ты можешь же просто войти в ворота и…
— Я сбежал из дома, — коротко отвечаю я.
— А, — кивает Женька и больше не задаёт вопросов, за что ему невероятная благодарность.
Я ложусь на спину рядом с великом и смотрю в небо. Зажигаются первые звёзды. Привет, Кассиопея. Вжих!
Чернота первого уровня вновь сжимает мою сущность. Я вскакиваю и направляюсь в сторону чёрной глыбы, что застыла в тридцати метрах от меня. Привет, Лира, давно не виделись.
Останавливаюсь перед ней и всматриваюсь в сущность. Темнота. Сон. Забытье.
Тень мелькает позади, и я резко оборачиваюсь. Появляется новое существо, и только по синему мерцанию в центре, понимаю — Женька пошёл за мной. Зачем? Боится, что не справлюсь? Вряд ли. Может, прогуляться захотел.
Я сажусь позади Лиры и вновь обхватываю её тёмными щупальцами ног и рук. Готовься, сейчас ты проснёшься…
Концентрирую силу внутри себя и…
Уши пронзает звук рвущейся ткани. Перед Женькой вырастает чёрная лиана, как щупальце кракена. Я отвлекаюсь от Лиры и насторожено наблюдаю за двумя тенями. Лиана нависает над Женькой, а потом падает, пытаясь его прихлопнуть. Но тот ловко уворачивается.
То один из слуг Тёмной Силы, и он хочет нас убить.
* * *Я заставляю себя забыть о битве, зажмуриваюсь и зарываюсь лицом в волосы Лиры.
(…они пахнут берёзой…)
(…они пахнут берёзой…)
(…они пахнут берёзой…)
(…они пахнут берёзой…)
Концентрирую внутри себя пучок силы, ощущаю под своим сердцем сердце Лиры. Я планирую ударить прямо туда. Представляю, что моя сущность — это стрела.
И бью.
Лира вздрагивает и шумно вдыхает. Её позвоночник чуть выгибается, взгляд бегает по чёрному небу, но она ещё не проснулась, хотя я уже касаюсь её дрожащего сердца.
Сжимаю губы и глубже проникаю в сущность Лиры, стараясь её раздробить, взорвать на атомы. У меня получается, но даётся подобный фокус непросто. Ощущаю усталость в теле, как если держать долго гирю, начинаетзудеть мышца. Так и тут. Не уверен, что хватило бы силнемедля повторить подобное с сущностью другой девочки.
Но теперь Лира просыпается. Она начинает дышать. Её глаза бегают по черноте небосклона.
— Пойдём отсюда, — шепчу я, цепляю её сущность своей, словно крючком и хватаюсь за амулет.
Тело Лиры ускользает, я боюсь, что у меня снова не получилось. И вот уже меня обдувает холодный ветерок. Двор моего дома. В окнах горит свет. Бабушка с дедушкой чем-то там занимаются, не знают, что внук прямо под окном. Уже и забыли, наверное, обо мне. И радуются.
— Никитааааа, — слабый стон Женьки вырывает меня из заблуждений. Мой очередной братишка стонет где-то за воротами.
Я думаю броситься к нему, но моё запястье обхватывает холодная ладошка. Поворачиваюсь и вижу её бледное лицо.
— Привет, — слабеньким голосом произносит Лира.
* * *Мы выходим с ней через ворота. Я поддерживаю девочку, потому что ходит она пока плохо. К тому же на ней только белое хлопчатобумажное платьице. А температура опустилась градусов до восьми, вероятно.
Я осторожно, чтобы не скрипеть, прикрываю калитку и вижу тень Женьки.
— Ты как? — спрашиваю.
— Плохо, — хрипит тень. — Нужно срочно ехать.
Я хватаю его за полу рубашки и подтягиваю к себе, чтобы он вышел на свет от окна кухни. Зелёная футболка и фланелевая рубашка залиты кровью. Женька ранен в плечо.
— Ехать сможешь? — спрашиваю я.
— Да. Одной рукой.
— Тогда пошли.
Мы добираемся в темноте до велосипедов. По дороге я два раза спотыкаюсь о кочки, а Женька один раз падает. Я проклинаю тьму. И будто в ответ на мои проклятия, когда мы движемся к тропе, из облаков выглядывает долька луны. Вот весь день висели тучи, а сейчас немного прояснилось.
Едем по дорожке из лунного серебра. Впереди маячит фиолетовый силуэт Женьки. Я позади. Лира сидит на раме боком, я кручу педали стоя. Губы сжаты, глаза пронзают тьму. Я сделал это.
Быстро ехать не могу, поэтому Женька то и дело оглядывается. Из-за этого его велосипед иногда заносит. Глаза Лиры закрыты, но она не спит, слышу её неровное дыхание. Я даже не знаю, в сознании она или нет, но чтобы не упасть, она держится за меня: обвивает шею и опирается на предплечье. Ей холодно, ей нужно согреться. Хотя, замёрзнуть она и не сможет. Она — ребёнок Воздуха. Я могу голышом нырнуть в Баренцево море, а Лиру греет воздух.
Я чуточку смущаюсь её объятий, но смущение ничто по сравнению с чувством героизма и желанием спасти девочку. Иногда на меня накатывает волна то ли жалости, то ли нежности, и я пригибаюсь, чтобы моё лицо коснулось макушки Лиры, чтобы я мог почувствовать её реальность. Вот она. Передо мной. Живая. Та, что приснилась мне впервые на яхте перед крушением. Видимо, это происки судьбы.
А волосы у неё и правда пахнут берёзой.
Глава восьмая Дабстеп
В лагере Лиру тут же забирают, Женьку снимают с велосипеда, и вовремя, потому что он сразу же теряет сознание. Только тогда я вижу, что вся правая сторона тела Женьки пропитана кровью. Он бледный, губы обескровлены.
Мне в напарники дают девочку Ринату, не старше девяти лет, велят отвезти обратно велосипеды. Перед отъездом я слышу крики. Из толпы вырывается мама Женьки и помогает тащить сына в палатку. На секунду я замираю, не в силах оторвать отчаянный взгляд от плачущей матери Женьки, но потом Рината подгоняет меня, и мы едем.
Времени уходит много, около часа. Ехать приходилось на ощупь, ибо луна теперь спряталась, и земля под колёсами превратилась в серое марево. Отдав велосипеды, мы направились обратно пешком. За всю дорогу почти не сказали друг другу ни слова. Мои мысли витали где-то в радиусе Лиры и раненого Женьки. Думаю, златовласая Рината тоже всей сущностью находилась в лагере зелёных.
Когда впереди затрепетали огоньки палаток, мы перешли на лёгкий бег. Нас окружала Природа, деревья, холодный воздух, мы находились в своей стихии, но сегодня ночная мгла казалась чужой, готовой ужалить в любую секунду.
Я снова попадаю в лагерную суету. Первый вопрос, который хочу выяснить: всё ли в порядке с Женькой? Я знаю, что он выживет. Знаю, но всё равно боюсь. Единственным выходом из ситуации вижу посещение палатки Повелителей. Хотя, наверное, они там заняты под завязку.
— Никита!
Оборачиваюсь, вижу Володьку. Он куда-то тащит металлическую кастрюлю с дымящейся водой.
— Тебя Повелители зовут, иди к ним в шатёр!
С этими словами Володька исчезает в толпе, а я бегу. Стремлюсь вперёд, словно молекула крови в сосудах единого живого организма. Я — часть сложной системы, выполняющая отведённую ей роль.
В палатке Повелителей суета. Кроме трёх главных, там находится Виталик. Они изучают карту города.
— Может, завтра начало бури, — говорит Виталик. — Завтра он придёт, а послезавтра обретёт силу.
— Мальчик мой, я снова повторю, послезавтра ворота уже разойдутся, а буря только начнётся, — отвечает Повелитель Леса, размешивая в кружке какой-то дымящийся напиток.
Я вспоминаю, что не ел с самого утра. Надо бы перекусить, не хотелось питаться силами Природы, которой и так сейчас нелегко.
Меня замечает Повелительница Воздуха, чьё имя я до сих пор не знаю. Она, кажется, единственная не принимает участия в дискуссии. Расхаживает вокруг с чашкой кофе и задумчиво скользит взглядом по стенам палатки. Увидев меня, она улыбается и подходит.
— Спасибо. Ты молодец. Спас нашу девочку.
Нашу девочку? Ах, да. Лира же ребёнок воздуха.
— Пожалуйста, — киваю я. — Как она? Как Женя?
— Оба в порядке. — Повелительница Воздуха нежно кладёт свободную руку мне на плечо. — Женя ещё без сознания, но жить будет. Лира сейчас отдыхает. Она хочет тебя видеть.
— Зачем? — хмурюсь я, хотя вся моя сущность рвётся к ней.
— Наверное, хочет поблагодарить своего спасителя, — улыбается женщина, а потом добавляет: — Третья палатка справа. Беги скорей.
Я думаю ещё несколько секунд, потом выскальзываю из палатки. Огибая бегающих туда-сюда ребят, целенаправленно вхожу в третью. Это близнец той палатки, что выдали мне: кровать и небольшое пространство перед ней, да ещё деревянный шкафчик зачем-то. Больше ничего нет, даже стульчика. Я не знаю, как сюда притащили кровать, но именно она передо мной, вместо раскладушки, и на ней, накрытая по пояс, лежит Лира. Поверх белого платьица, на ней распахнутый вязаный жакет. На огромной подушке покоится голова, чуть наклоненная вбок. Задумчивые глаза смотрят на меня, и девочка улыбается.
Она прекрасна. Вроде бы обычная девчонка, как и все остальные, но именно её лицо, спящее, преследовавшее меня ещё со времени кораблекрушения, заставляет моё сердце биться чаще.
— Никита, — произносит она, будто пробует имя на вкус.
— Привет, — хмуро произношу.
— Спасибо, что вытащил меня.
— Да, пожалуйста, — пожимаю плечами. — А теперь… мне можно идти?
Лира немного отодвигается, освобождая угол кровати, и приглашает:
— Садись.
Нет, у меня нет времени, что она ещё задумала? Я подхожу и сажусь.
— Ты же водный? — она так пристально вглядывается в мои глаза, что становится неловко, но я не отвожу взгляд. Мне нравится. Я хочу, чтобы она и дальше смотрела в меня, как в книгу.
Её сущность, словно сущность Катьки, тянется к моей, обвивает её щупальцами.
(…женское начало — это целостность…)
— Я универсал воды, — немного с гордостью говорю.
— А я — универсал воздуха, — улыбается Лира. — Сколько лет меня не было? — тихо спрашивает она.
Я теряюсь. Ей должны были рассказать всё, или же нет? Поэтому спрашиваю:
— Тебе ничего не объяснили?
— Тёмный опять идёт, — говорит Лира. — Завтра или послезавтра он придёт, и я единственная, кто умеет коллапсировать. Это всё. Какой сейчас год?
Мне страшно открывать девочке истину, но я тихо выдавливаю:
— Две тысячи тринадцатый.
Лира замирает, а потом смотрит в потолок и совсем как ребёнок, увидевший гигантское мороженое, произносит:
— Огооо. Меня не было сорок девять лет.
Мне опять неловко. Наверное, надо что-то сказать, но ни одно слово не приходит на ум. Я боюсь, вдруг Лира начнёт плакать. Вглядываюсь в тёплый мрак палатки, стараясь разглядеть её лицо. Вроде не плачет. Я даже не пойму, грустно ей или нет, аура у неё какая-то бесцветная. Поэтому я снова спрашиваю:
— Ты расстроена?
— Я… — Лира смотрит на меня. — Не знаю. Я пока ничего не знаю. Всё в голове перемешалось. — Как я её понимаю. И вдруг она говорит что-то такое, от чего мне становится очень тепло: — Ты только не уходи. Одной страшнее всё это осознавать.
Всё как у меня недавно.
— Не ухожу. Я здесь, — говорю, и теперь меня выгонят из палатки только либо метлой, либо если Лира сама попросит.
Она протягивает ко мне ладошку.
— Дай мне руку, — просит.
Я смело пододвигаюсь и сжимаю её пальцы. Ладонь у неё горячая и влажная.
— Так лучше, — улыбается Лира. — Расскажи о себе.
— Я… в общем… — Что мне рассказать о себе? Она ждёт хорошей истории, а у меня ничего хорошего не было в последнее время. Не рассказывать же девочке в таком состоянии о смерти матери или — упаси Боже — как я срубил Каштан. — Я был недавно в кораблекрушении! — восклицаю я. — Представляешь, три дня один в море плыл. Ни еды, ни воды.
— Тебя должно было Море питать, — отвечает Лира. — Ты же водный.
— Тогда я был не водный, — улыбаюсь я. — Тогда я был просто… просто Никита.
И вдруг у Лиры улыбаются не только губы, но и глаза.
— А как же ты выжил?
— Так я тогда и стал зелёным, — отвечаю. — От стресса, наверное.
Лира вздыхает:
— А мои родители, наверное, уже умерли.
— Наверное, — киваю я, и замечаю, что поглаживаю её пальцы. Думаю и добавляю: — Моиумерли.
— Я догадывалась, — кивает девочка.
— Как? Откуда?
— У тебя сущность такая. Потерянная и одинокая.
Я смотрю на неё, и уже хочется плакать мне. Мы с Лирой теперь двое сирот здесь в лагере.
— А ты мне снилась, — говорю я. — Как раз тогда. В день перед кораблекрушением. В Украине. Во сне ты спала в тёмном круге.
— Это доказывает, что в Природе всё взаимосвязано.
— Ты о чём? — не понимаю я.
— Я думаю, что давно уже было предопределено, что именно ты вытащишь меня.
— А ты… — запинаюсь, потому что следующий вопрос кажется мне очень-очень глупым, но я его уже начал. — Ты видела меня во сне?
— Не знаю, — печально пожала плечами Лира. — Мне показалось, что я только вчера уснула, а потом ты уже тащишь меня на поверхность…
Так разговор ни о чём увлёк меня, засасывая всё глубже и глубже, как водоворот.
* * *Нас прервал Володька, вбежавший в палатку.
— Вот он ты где, — выпалил он. — А я тебя ищу тут, ищу. Как ты себя чувствуешь? — спросил он Лиру.
Взгляд Володьки скользит по нашим ладоням, и я тут же выпускаю руку Лиры. Стараюсь думать, что она просто девчонка… ну… пусть, с которой и не надо воевать, но всего лишь девчонка. Непонятный такой организм со своимиприбабахами.
— Я нормально, — отвечает Лира. — Никита мне всё рассказал.
— А у нас проблемы! — всплескивает руками Володька. — Никто не может понять, что произойдёт завтра и послезавтра. Врата открываются по максимуму завтра, а буря — послезавтра.
Я хмурюсь.
— Может, Тёмная Сила планирует прийти послезавтра по минимуму.
— Издеваешься? — хмыкает Володька.
— Не в его стиле, — усмехается Лира, и её голос сквозит металлической холодностью.
— А как Женька? — спрашиваю я.
— Он живой, — Володька садится на землю по-турецки и зевает. — Ещё поздно уже. Спать охота. А весь лагерь ломает голову.
— Можем и мы поломать, — говорю.
— Не, надоело. Устал, — жмёт плечами Володька.
— А мне бы поесть. Я только завтракал.
— Сходи, поешь, — кивает Володька и поднимается на ноги. Я тоже встаю и секунду мешкаю у кровати Лиры.
— Можно я пойду поем? — спрашиваю я девочку. Зачем? Я же волен сам решать, что делать. Может, сейчас, когда у меня нет ни мамы, ни папы, а дедушка считает меня убийцей, я хочу быть кому-то нужным.
— Иди, — кивает Лира. — Я может посплю, а может скоро тоже поем.
Я улыбаюсь и выхожу из палатки вместе с Володькой. Мы отходим на несколько шагов, и останавливаемся.
— Надо бы поесть и спать что ли. Время, поди, уже за полночь.
Всё это время Володька, щурясь, смотрит на меня, на его губах играет лукавая усмешка.
— Можно я пойду поем? — передразнивает он меня. — Ей шестьдесят, если быть точным.
— Чего? — не понимаю я.
— Лире, по идее, шестьдесят лет.
— Ну да, наверное, — пожимаю плечами. — Я не считал. А что?
— А то, что кто-то у нас влюбился, — хихикает Володька.
Вот что за глупости несёт этот мелкий дурачок? Я улыбаюсь и пытаюсь отвесить ему подзатыльник, но Володька сопротивляется.
— Сам ты влюбился! — бормочу я. — Болван мелкий.
— Сам мелкий. Я всего на несколько месяцев младше тебя, — пыхтит тот, вырываясь из моего зажима. Володька раскраснелся.