Женька не стала обижаться. Опять сказала:
— Ты хорошо поешь. Зря ты не ходишь в хор.
— Вам же Ева Петровна объяснила: из ложной принципиальности и глупого упрямства.
— Ну и правильно объяснила… Все назло делаешь. Волосы зачем-то отрастил, а они тебе вовсе даже не идут.
— Ну уж это ты врешь! — Кирилл вместе со стулом повернулся «Женьке. — Волосы как раз «идут». Они мне уши закрывают. Уши-то у меня как у слона!
— Глупости какие!
Кирилл сказал с чудовищно серьезным видом:
— Совсем не глупости. У меня из-за них такая душевная драма была в третьем классе…
— Какая драма? — удивилась Женька.
— Повторяю, душевная. В театре. Я тогда первый раз в театр пошел самостоятельно, один. — Кирилл поднял к потолку глаза. — Ах, какой я был красивый! Красная рубашка в белый горошек, белый галстучек. Первые в жизни расклешенные брюки, ковбойский ремень… Весь театр на меня смотрел и ахал…
Женька тихо засмеялась и присела на уголке дивана.
— Не смешно, — печально сказал Кирилл. — Больше всех смотрела девочка. Очень красивая девочка, с черными глазами. Я потом таких красивых ни разу не видел… Ходила с мамой по фойе и все на меня поглядывала. А потом в зале на меня оглядывалась… Ну, и я тоже. Забилось мое бедное сердце.
— Ты будешь писателем, Кирилл, — сказала Женька.
— Я буду парикмахером и никогда не стану коротко стричь детей…
— Ну, а что дальше?
— Дальше? Тяжело вспоминать… Ну, ладно. Кончился спектакль, они одеваются, а я кручусь рядышком, будто нарочно. И вдруг она маме говорит громким шепотом: «Посмотри, какие у мальчика громадные уши…»
Кирилл сделал траурное лицо и замолчал.
— А потом? — с улыбкой спросила Женька.
— Что «потом»… Пришел домой, сорвал галстучек и хотел отрезать себе уши. Но все ножи оказались тупые. Тогда я поклялся до гроба ненавидеть девчонок. А на сердце до сих пор трещина… Вот такие дела, товарищ председатель совета отряда…
Он думал, что Женька улыбнется, но она сидела с опущенной головой и машинально наматывала на палец русую прядку. Потом все же улыбнулась, но как-то не так. Слишком задумчиво. Исподлобья глянула на Кирилла и вдруг сказала:
— А какие мы смешные были тогда… Между прочим, в третьем классе я в тебя целый месяц была влюблена…
Кирилл вдруг почувствовал, что сейчас покраснеет. Однако взял себя в руки.
— Что же ты молча страдала? Счастье было так возможно… Хотя, что ты во мне нашла? Я был заикой.
— Дурак ты был, — со вздохом сказала Женька. — И сейчас дурак…
«Сама», — хотел сказать Кирилл и вместо этого неожиданно спросил:
— Слушай, Черепанова, ты в самом деле думаешь, что я украл кошелек?
Она стала розовой, как ее гольфы и бантики на платье.
— Что ты глупости говоришь…
— Тогда зачем пришла? — тихо и серьезно спросил Кирилл. — Чтобы дураком назвать?
— Ну, раз Ева Петровна послала… Разве лучше, если бы кто-нибудь другой пришел? Могли столько наговорить…
— Ну и пусть. Мне все равно.
— Кирилл! — удивленно сказала она. — Ты, что ли, нисколько не боишься неприятностей с родителями?
Кирилл посмотрел на Женьку спокойно и снисходительно:
— Подумай сама, чего мне бояться, если я не виноват? У меня, слава богу, нормальные мама и папа, а не людоеды и не пугала.
— Ева Петровна скажет…
Кирилл перебил:
— Что скажет? Если все на свете Евы Петровны будут говорить, что я жулик, родители все равно не поверят. Они-то меня с пеленок знают.
— Она скажет, что ты грубил.
— Не грубил, а спорил. Меня вором называют, а я должен соглашаться?
— А что тебе мама сказала, когда ты… ну, рассказал про это…
— Что она сказала? — Кирилл поднял глаза к потолку. — Ну… она сказала: «Кирюша, не забудь, что на плите кипит молоко… Соску вымой кипяченой водой… Не скучайте, я скоро приду…» Она в самом деле скоро придет. Подожди.
Женька встала.
— Зачем ждать? Я пойду…
— Как вам угодно, сударыня, — сказал Кирилл и вдруг почувствовал: не хочется ему, чтобы Женька уходила. Конечно, ничего особенного, но… лучше бы еще посидела. Наверно, просто скучно одному.
И он не огорчился, когда Женька обернулась на пороге и спросила:
— А это что за корабль? На фотографии…
Деревенские ребята помогли спустить парусник на воду.
Деревенские ребята сбежались поглазеть на корабль, будто приплывший из романа «Робинзон Крузо». Хорошие оказались ребята. Они помогли спустить «Капитана Гранта» и пообещали охранять его не хуже егеря, если им разрешат нырять с палубы и покатают.
Дед разрешил и обещал покатать. После ходовых испытаний…
Затем все было в точности, как в тех снах, которые видел Кирилл. Ветер дул вдоль пирса. Поставили паруса…
— Можно мне? — жалобно сказал Кирилл. — Можно, Дед? Я знаю, как…
— Ну, давай, — сказал Дед.
…Потом наступил месяц плаваний. Экипаж постигал хитрости парусной науки. У Деда были права командира шлюпки (он раньше занимался в морклубе ДОСААФ), но и он с такими парусами имел дело впервые. А остальные до этого плавали только на весельных лодках. Но время шло, к матросам приходило умение. Все реже «Капитан Грант» зависал носом к ветру на повороте оверштаг. Митька-Маус научился лихо выносить на ветер стаксель, помогая судну лечь на новый галс. Валерка освоил работу по бизани — маленьком кормовом парусе, который очень важен для маневренности корабля. Стал послушен ребятам тяжелый парус — грот…