С Ираидой было интересно. Она никогда не говорила, что у нее нет времени, что восемнадцатый век – не ее тема, казалось, она знает все и обо всем. По крайней мере то, что касается литературы. Показала любимому преподавателю свое творчество и беременная Людочка Сокольская. Пробежав глазами пару страниц, Ираида попросила время на составление мнения. На самом деле составлять было нечего, стихи были слабыми. Просто для молоденькой девушки, недавно вышедшей замуж и ожидающей первенца, это были очень странные стихи. С девочкой надо было деликатно поговорить. И уж по результатам этого разговора решать, не пора ли ей к психиатру. Или как минимум к психологу. Но откровенно поговорить у них получилось гораздо позже.
Так, с тоненькой стопочки исписанных аккуратным почерком страничек незаметно образовалась, казалось бы, парадоксальная дружба между преподавателем и студенткой. Людмила знала, что у Ираиды есть сын, но нет мужа. Злые языки с многострадальным Барковым во главе утверждали, что такой бабе муж не нужен, поминались пятые ноги, зонтики в водоемах, и вообще – если кто-то может остановить на скаку поезд, то пусть этим и занимается. Остроумцы.
Правы они были или нет – сама Ираида не комментировала, народ особо не задумывался, и только Людочка Сокольская, которую муж обманывал практически с первых дней совместной жизни, совершенно точно знала, что муж остро необходим любой женщине, даже железной леди. Хоть гулящий, хоть какой, лишь бы был рядом.
Как-то незаметно для обеих они стали встречаться, вернее, пересекаться в разных общественных местах: в студенческой столовой, в библиотеке, на факультетских научно-практических мероприятиях. Разница в возрасте, всего шесть лет, но прошедших во времена тех самых больших перемен, давала им нескончаемые поводы для горячих споров. Как-то, когда Андрюшке уже исполнилось два, они решили выбраться в кукольный театр на новогоднюю феерию. И тут Людмилу ожидал шок. С Ираидой на спектакль пришел серьезный красивый мальчик ростом с саму Людмилу. Пока она хлопала глазами, Ираида официально представила их друг другу: «Знакомься, мой сын Егор. Жорка, это моя подруга Людмила Александровна, наверное, можно тетя Люда».
И вот как хочешь, так и понимай. Хорошо, хоть Андрюшка тихо сидел, поглощенный массой впечатлений. Да и вообще, мальчик он был очень спокойный и самодостаточный с самого раннего детства. Сложные перипетии судеб Деда Мороза и Снегурочки Людмилу не занимали. Тут бы сообразить, что вообще происходит: Ираиде двадцать шесть или двадцать семь, мальчику лет тринадцать на вид. Ну, даже если ему одиннадцать, даже если он просто очень крупный, в маму, то что же это получается? В четырнадцать она его родила, в пятнадцать? Ни в антракте, ни в кафе, куда они зашли побаловаться мороженым, у Людмилы просто язык не повернулся задать неудобный вопрос. А мальчик Егор производил более чем приятное впечатление: сдержан, безукоризненно вежлив, предупредителен. Не выдержала Ираида – когда Егор отошел за соком, сказала в своей резкой манере:
– Перестань таращиться, десять ему. Родной, не приемный. Я его очень рано родила и ни на секунду об этом не пожалела. Не смущай пацана, он наблюдательный, а ты глаза таращишь… После об этом поговорим.
Людмиле ничего другого не оставалось, как пытаться соблюсти лицо:
– Егор, тебе понравился спектакль?
– Честно? – спросил мальчик и посмотрел на Людмилу так, что той захотелось спрятаться под стол. – Мама считает, что я недополучил этот срез современной культуры в детстве. И теперь компенсирует.
Егор, конечно, был не прав. Если парню уже пора увлекаться рыцарскими историями, то никакие новогодние сказки… Скорей всего, Ираида таким образом решила посвятить подругу в свои жизненные обстоятельства.
Сегодня Людмила не выразила желания помочь Наташке на кухне. Во-первых, в гости надо было собираться, а она после снежной баталии на всех чертей похожа, а во-вторых, по субботам Сокольские дома не обедали. Владимир встречался с друзьями и, как подозревала его жена, все эти друзья носили каблуки и мини-юбки, а также не брезговали маникюром и макияжем. Ну и черт с ними, нельзя же вечно портить себе настроение, особенно сегодня, когда день так замечательно, просто волшебно начался.
Андрюшка выразил категорическое желание остаться дома. Причем не объясняя родителям причин. Спорить не стали, мальчик замечательно начал общаться с Наташкой, да и вообще давно вышел из возраста, когда от него надо было прятать электроприборы и блокировать розетки. Именно на Наташку у него и были планы: еще позавчера они вступили в тайный сговор на предмет научить ее пользоваться Интернетом. А то бог знает что такое: взрослая, современная, красивая женщина и как из девятнадцатого века сбежала. Наташка робела, Андрюшка же лелеял далеко идущие планы: родителей ведь не заставишь по сетке порубиться, в какую-нибудь бродилку-стрелялку. А Наташка хоть человек и занятой, но вот нашла же время ледовое побоище устроить. Может, и поиграть с ним иногда согласится, главное – научить.
Владимир высадил жену у Ираидиного подъезда и уехал. Договорились, что домой она доберется на такси – он не любил подстраивать свои планы под кого-либо. Людмила тоже не хотела зависеть по времени от мужа, это означало в какой-то момент прервать разговор на полуслове. А именно сегодня поговорить им с подругой, как она считала, было о чем.
Ираида встретила ее с неизменной сигаретой в зубах, руки по локоть в муке, и даже на кончике носа белел след бурной кухонной деятельности.
– Пирожки будут. С капустой и грибами. И с яблоками, как ты любишь. Привет, – сказала хозяйка и клюнула Людмилу в щеку. – Проходи. Жорка опять на тренировке, поболтаем вволю, тем более что тема есть.
Тема – это Наташка, решила Людмила. Еще бы! И в ее жизни, и в жизни ее семьи, а уж про саму Наташку и говорить нечего. Они устроились на крохотной Ираидиной кухне. Хозяйка, обозрев напоследок готовые пирожки, все как один гладкие, ровные и пока неаппетитно белые, отправила их в духовку, наполнила чайник, затушила сигарету и устроилась за столом. Места на кухне не осталось даже для кошки. Кошка Анфиса об этом знала и не обижалась: заглянула было поинтересоваться, кто пришел и зачем, смешно поводила длинными усами и отправилась заниматься любимым делом – валяться на хозяйской кровати. Попировать можно и после того, как гости уйдут.
– Начнем с того, что спасибо тебе большое. Наташа – настоящее сокровище… – начала было Людмила.
Ираида расхохоталась:
– Это ты небось сейчас так думаешь, когда девчонку в божеский вид привела, синяки эти ее сошли, и она от каждого шороха шарахаться перестала. А когда первый раз увидела, поди, матом меня крыла? Хотя матом ты, наверное, не умеешь. Нет, ты честно скажи: была у тебя мысль, что меня в больнице не только антибиотиками пичкали, а? Что мне в дурдом пора с официальным и дружественным визитом?
– Ид, ты знаешь ее историю?
– А ты что, не расспрашивала ее ни о чем, что ли?
– Как можно расспрашивать голодного замерзшего котенка, как он дошел до жизни такой? Конечно, нет. Но я уверена, что в своих несчастьях она не виновата. Просто не может быть виновата. Это удивительный человек! Она ни секунды в покое не остается, я уже и работу ей придумать не могу. Я вообще не понимаю: почему я ни черта не успевала по дому, а она… У нее потрясающий характер – ровная, спокойная всегда, и улыбка хорошая, искренняя… А еще выяснилось, что она такая фантазерка!.. Как я живу? Андрюшка, зимний сад, читаю. И все. Скучно. Ты знаешь, что у нас сегодня утром было? Они с Андрюшкой построили огромную снежную крепость, я уже на самый финал попала, а потом мы втроем расстреляли моего Володьку снежками, целая война, ей-богу. Я не помню, когда мы так хохотали… Да мы так никогда не хохотали! А придумала все Наташа. И Андрюшка с ней с первой минуты подружился, вот уж чего не ожидала, думала, неделю дичиться будет, ты ж его знаешь.
– А твой что?
– Да ничего, нормально, хвалит ее стряпню. Она, кстати, действительно замечательно готовит.
– Готовит? – удивилась Ираида. – Странно, мне она сказала, что родилась и выросла в деревне, в мегаполис наш приехала недавно, а работала уборщицей в магазине. Может, не в магазине, а в ресторане, а я прослушала чего? В винах хоть Вовкиных компетентность не проявляла?
Людмила покачала головой и, посмеиваясь, рассказала про первый ужин, когда Володька предложил Наташе бокал, а та так перепугалась, что чуть с кухни не сбежала. Рассказала и про то, какое выражение лица было у Алены, Ираиде ведь известно, как у старших Сокольских к прислуге относятся.
– Я бы так никогда не смогла, – сердито сказала Людмила. – Марина и ест отдельно, и вещи свои отдельно стирает. Это же просто глупо. Кроме того, унизительно.
– Это ты, подруга, к самой идее прислуги непривычная. Во всех нормальных домах домработница по умолчанию существо униженное и оскорбленное, – насмешливо заметила Ираида.
– Не позволю я ее унижать и оскорблять, ей и так в жизни досталось…
– Да уж, один шрам чего стоит. Кстати, не знаешь, откуда он? Старый. И зашивали его абы как, то ли слепой ветеринар, то ли бабка девяноста лет с болезнью Паркинсона.
– А я его уже и замечать перестала. Ид, честное слово, никогда не думала, что если самого несимпатичного человека умыть, подстричь, одеть и перестать мотать ему нервы… Я, конечно, не хочу сказать, что моя Наташа была совсем несимпатичная…
– Да бог с твоей Наташей, приеду в гости, когда твоего дома не будет, – сама полюбуюсь на свою протеже. У меня тут тоже новостишка в жизни присутствует.
Глава 6
Людмила встала выключить закипевший чайник и уже через минуту тихо радовалась, что у подруги такая маленькая кухня. В обморок просто падать некуда. А было от чего. Ираида, не меняя привычной своей слегка шутовской манеры разговора, заявила, что объявился отец Егора. Почти семнадцать лет ни слуху ни духу. И вот вам, здрасьте, приехали, как говорит ваш драгоценный муж Владимир. Людмила протянула руку назад, ощупью нашла табуретку и неграциозно плюхнулась на нее. Первая мысль: плакали планы поженить Ираидку с дядей Колей. А так хотелось. На взгляд Людмилы, эти двое отлично подошли бы друг другу. Цельные, сильные натуры, возраст опять же подходящий, ей тридцать два, ему тридцать восемь. Да и при редких встречах симпатизировали они друг другу весьма явно. Но родной отец Егора! Даже если ни слуху ни духу, даже если целых семнадцать лет отсутствовал – это фактор. Это о-го-го какой фактор.
От матримониальных прожектов относительно дядюшки и лучшей подруги пришлось отвлечься довольно быстро. Ираида продолжала свой рассказ, не отвлекаясь на реакцию подруги. Три дня назад у Егора были соревнования по волейболу. Она, естественно, как любящая мать и сама в прошлом перспективная волейболистка, отправилась болеть за сына. В отличие от большинства женщин Ираида болеет совершенно неприлично: кричит, свистит, так что у соседей по трибуне уши закладывает, бывает, и действия судьи комментирует, и тоже не совсем прилично. И вот после ее очередного громкого совета, данного отечественной мыльной промышленности обратить внимание на таких некомпетентных судей, тренер противников из соседнего областного центра посмотрел на нее «со значением». Она и внимания не обратила, подумаешь, велика птица. Но красавец-тренер глаз с нее уже не сводил, как потом выяснилось. После матча – кстати, наши победили, – он догнал ее на выходе. Робко тронул за плечо: «Ира, ты?»
– Ох, и хлопала я, Людка, глазами. Конечно, вблизи я сразу его узнала, только даже не поверила – настолько представить себе не могла, что увижу его еще хоть раз в жизни… Пошли мы с ним в кафешку, ностальгировать. Бойцы вспоминали минувшие дни…
– А Егор? – не выдержала Людмила.
– В каком смысле – Егор? Егор пошел со своими победу праздновать, он-то тут при чем?
– Ид, я совсем тебя не понимаю. Ты же говоришь, что этот самый тренер и есть отец Егора.
– Сережка-то? Ну да. Ладно, в этом самом месте, видимо, требуется обширный экскурс в прошлое. Любишь мексиканские сериалы? А придется, если хочешь хоть что-нибудь понять.
Когда Ираиде исполнилось десять лет, родители отдали ее в волейбольную секцию. Девчонка для своего возраста очень крупная и сильная, в школе кобылой дразнят, для спорта самое то.
Ей нравилось. Может, потому, что получалось. Все получалось: и бегать по три километра каждый день, и подавать так, что никто взять не мог, и играть под сеткой по-мужски, первым темпом, жестко, но не грубо. При этом – отличница в школе, активистка, в общем, золото, а не ребенок. На спортивные сборы в другие города Ида начала ездить уже через год. Родители беспрепятственно отпускали – в команде только девочки, тренер – женщина, дочь – разумная, спокойная. Чего бояться-то?
Ей только-только исполнилось пятнадцать. Короче, пубертат – страшная сила. Самое смешное, что до этих самых сборов в Санкт-Петербурге, последних в ее волейбольной карьере, мальчики не интересовали Ираиду вообще. Все девчонки из ее команды уже имели если и не соответствующий опыт, то хотя бы кавалеров, поклонников для поцелуев, а она нет. Может, все потому так и вышло…
В той же гостинице при спорткомплексе жили и другие команды, из других городов. В том числе и сборные юношей. Трижды в день встречались в столовой, дважды в день, утром и вечером, – на беговой дорожке, приходили на матчи болеть. Одни за «своих» девчонок, другие – за «своих» мальчишек. Она почти сразу заметила мальчика, который смотрел только на нее. Красивый, высокий и смотрит. Ей стало интересно, и она тоже стала смотреть. Смотреть оказалось очень приятно, он хорошо играл, заметно лучше остальных, как, впрочем, и она сама. Эти их абсолютно безмолвные гляделки мгновенно заметили Ираидины подруги по команде. Вечером, когда все собирались в одной спальне, только и разговоров было об Идкином поклоннике. Все сошлись на том, что парень красавец, но почти все были уверены, что знакомиться с Идкой он не подойдет, застесняется. Кто-то сказал, что мальчишка моложе их, на год или даже на два, и поэтому ни за что не подойдет.
После всех этих разговоров, когда девчонки давно заснули, Ираида решила, что подойдет и познакомится сама. А что тут такого? Многие уже знали друг друга по именам, и ничего. За завтраком ночное решение было выполнено: она подошла и представилась, мальчик, краснея, пробормотал в ответ: «Сережа» – и пожал протянутую Ираидой руку.
– А дальше, Людка, все, ну почти все, было «на слабо». Пригласит он меня на танец в субботу на дискотеке? Да ну, вон какой робкий, куда ему, слабо. Оно б, может, и мне было бы слабо, но он так на меня смотрел… Он как будто ничего не мог с собой поделать, его, наверное, тоже в его команде все кому не лень ковыряли, как меня, а он все равно смотрел… На танцульках я сама к нему подошла. Дождалась «белого танца» – помнишь, чушь такая раньше была, дамы приглашают кавалеров, – подошла и пригласила. Танцевать-то мы оба не умели, даже если считать танцами топтание в обнимку. Ничего, спортивная наблюдательность помогла, положили мы руки куда положено, в смысле как все, и давай танцевать. Чувствую, воздуха мне не хватает, первый раз в жизни не хватает… Вот бегу три километра – ничего, хватает. Или отжимаюсь сто раз – тоже нормально… И ему тоже не хватает. Ни воздуха, ни слов… На следующий медленный танец уже он меня пригласил: подошел, молча руки на талию положил. Мы еще и от стенки не отошли, а он мне на ухо шепчет: Ира, я тебя люблю. Меня как током ударило. Я ему говорю: я тоже тебя люблю. Вот, собственно, и вся история. Спортивный зал на ночь не закрывался, уж не знаю почему. Там мы и встретились почти сразу после дискотеки. Что дальше было, я толком не помню…
Ираида взяла сигарету, закурила, глубоко, с наслаждением, затянулась, посмотрела Людмиле в глаза и сказала:
– Вранье, конечно. Все я прекрасно помню, каждое слово, каждый поцелуй, каждое движение. Он такой же, как и я был, пионер пионером. Пионер – значит первый, исследователь. Вот мы и исследовали. Я все оставшиеся пять дней сборов только под утро в спальню приходила. Как играть при этом умудрялась – непонятно. А потом получилось по-глупому. В один день у них отъезд, а у нас финал. Только переиграли организаторы что-то в последнюю минуту, и мы не успели обменяться адресами. По ночам-то некогда было…