— А ты как думал!
У него опять появлялась вкрадчивая ехидность:
— А тебе не тесно будет в "Игле"? Она ведь совсем небольшая.
— Как-нибудь…
— Да еще твой этот… ос-те… дрозд…
— Сам ты дрозд… Это не играет никакой роли.
— А в космонавты ни с какими хворями не берут.
— Сокровище мое! Ты ведь знаешь не хуже меня, что сравнивать наше дело и обычную космонавтику — это все равно что…
— Арбуз и балет на льду, — услужливо подсказал он.
— Вот именно! Абсолютно разные принципы!..
— Но все равно ведь — путь к другой звезде…
— Но путь-то можно прокладывать по-разному! И космонавты не строят в Пространстве туннели… А у нас — Конус…
Про Конус Южка не спрашивал, он про него и так был наслышан. Спрашивал о другом:
— Дядя Пит, а почему ты летишь, а дед не летит?
— Потому что… на свете есть ты.
— Ну и что?
— Ты и твои мама и папа. И бабушка… А у всех, кто уходит, не должно быть семьи. Такое условие. С самого начала…
— И у тебя… никогда никого не было?
— Ну… по крайней мере, не женился. Пришлось выбирать…
— А дед… он, значит, не так выбрал?
— Да он и не собирался быть в экипаже, он ведь теоретик и командир базы… И кроме того, если бы он выбрал экипаж, не было бы на свете хулигана по имени Южка.
— Ой…
— Вот именно.
— Пошли тогда купаться. Я с тобой поныряю. А то…
— Что?
Но он молчал. И я догадался: "Скоро улетишь, и неизвестно, увидимся ли. А если и увидимся, то когда еще…"
Это была постоянная печаль, постоянная заноза в душе. У всех у нас. И у тех, кто в экипаже, и у тех, кто оставался на базе. Самым "юным" — уже за сорок, и каждый понимал: те, кто останется, едва ли дождутся тех, кто уйдет на "Игле".
А Юджин — он был как раз из тех, кто все-таки дождется. По крайней мере, если все будет хорошо. И, возможно, я именно поэтому в те летние дни проводил столько времени с Южкой. Словно старался сохранить последнюю ниточку между нынешней жизнью и той, будущей, — неясной и, наверно, чужой…
2
Юджин дождался. А больше никого не осталось. Дед его — Валентин Сергеевич Сапегин, — тот вообще погиб вскоре после старта "Иглы", когда местные гвардейцы и морская пехота ЮВФ начали выяснять, в чьем ведении должно быть побережье. Валентин попал под минометный огонь, пробираясь на базу…
Эх, Валька, Валька… Я вспоминал почему-то не долгие годы нашего совместного колдовства над Конусом, а совсем раннюю пору. Как вдвоем на сцене запевали мальчишечьими голосами: "А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер…"
А база уцелела. И тогда, и при других переделках. И несла свою службу по-прежнему. Юджин был теперь на ней главный начальник.
Мои пророчества не оправдались: не стал он круглым, как я. Это был поджарый высокий дядька с профилем римского императора. Но в глазах порой угадывалось что-то прежнее, Южкино. По крайней мере, я очень старался это заметить… Мы были теперь фактически одногодками, но Юджин — спортивный, энергичный — выглядел не в пример моложе. И это меня утешало. Не хватало еще встретить этакого пенсионера с одышкой…
С первого дня мы с ним опять стали на "ты". Он — своя рука владыка — сократил до минимума, до двух суток, время адаптации и карантин. Впрочем, и базовый врач, молодой весельчак Митя Горский, не возражал. Опутал меня всякими кабелями и шлангами, оклеил датчиками, помудрил у дисплея и заявил, что я будто не в Пространстве побывал, а в гостях у доброй вдовушки.
— Далее можно адаптироваться на поверхности.
Этот процесс мы решили начать весьма нетрадиционно: в маленьком ресторане "Разбитая амфора", открытом неподалеку от заповедника. Туда мы с Юджином сейчас и направлялись.
Кабинка лифта была прежняя (или в точности как раньше) — этакий стеклянный стакан с дверцей.
— Поместишься, Питвик?
— Ох, мало я драл тебя за уши в детстве…
— Не было такого… Поднимешься — и жди меня, не исчезай во тьме…
"Стакан" унес меня по шахте вверх. Дверца откинулась. Шлюз тамбура был открыт заранее. И я шагнул в южную теплую ночь.
Пахло чабрецом и полынью. И еще какой-то знакомой травой. Сладко так, даже щемяще… И теплыми древними камнями пахло. И, конечно, водорослями. Море сонно ворочалось под обрывами. Звезды были белые, мохнатые, размером чуть не с кулак. Победно, словно завладели этим миром, трещали цикады. Ниже звезд, в черном пространстве моря, мигали маяки и створные знаки. А справа, за смутными развалинами цитадели, громоздил свои огни город. И самое удивительное — то, чего я еще не видел — это мосты над бухтами. Они возносились великанскими сверкающими арками. Их словно сделали из граненого стекла, а внутри зажгли тысячи фонарей.
Я сел на какой-то бетонный уступ. Улыбнулся этой ночи благодарно и безоглядно. Не было теперь ни печали, ни сомнений. Казалось, что впереди ждет много хорошего. В конце концов, я имел право на этот отдых души. Ведь то, что задумано, сделано больше чем наполовину. И дальше идет как надо. И я вернулся. Это ли не счастье?..
Неслышно подошел Юджин:
— Дышишь?
— Ага… Мосты какие отгрохали…
— Да. Во всех туристских путеводителях о них написано… Да только, слава Богу, туристов и курортников тут немного. Теперь городок даже малолюднее стал, чем раньше.
— Почему?
— Пляжей-то мало, и не песок, а галька. А народ нынче привередливый… Раньше город флотом жил, а теперь флота почти нет, береговая охрана только. Мир во всем мире… Идем?
Я встал.
— Куртку возьми. — Юджин протянул мне что-то темное, просторное.
— Зачем? Жарко ведь. Или в ту забегаловку без фраков не пускают?
— Не будет жарко, это тетраткань. Наоборот, холодит. А в холод — греет. Твой микроклимат всегда с тобой. Кроме того, в ней аварийный датчик, на всякий случай… А это положи в брючный карман. — Юджин сунул мне в ладонь плоскую вещицу.
— Что это?
— Пистолет-парализатор… Только не ставь на полную мощность — а то угрохаешь кого-нибудь ненароком.
— Зачем он? Ты же говоришь: все спокойно в этом мире!
— Для пущей романтики. — Он усмехнулся. — Все же приморский город, ночной кабак… К тому же не забывай, что ты по-прежнему офицер спецслужбы. Или даже, наверно, генерал, если выслугу учесть…
— Да спецслужбы-то нет!
— Кой-какая все же имеется, куда без нее, без родимой… Там под лацканом куртки даже значок…
Я затолкал легкий, как игрушка, пистолет в задний карман, кинул куртку на плечо, и мы пошли. Город сиял у нас за спиной, но здесь было темно. Юджин вел меня каменистой тропинкой недалеко от обрыва. Головки травы скребли по штанинам.
— Юджин, помнишь, как однажды в сумерках ты угодил в какой-то лаз и мы с дедом вытаскивали тебя на веревке?
— Еще бы! Я там тогда монетку с якорем нашел. На ощупь!.. Потом я ее на цепочке носил…
— Сохранилась монетка-то?
— Да где же! Столько лет прошло…
"Всего два года", — подумал я. Но не сказал. Теперь казалось, что и я пробыл в Пространстве чуть не полвека и прежняя жизнь далеко-далеко…
…Ресторанчик был милый такой, тихий, почти пустой. С неяркими светильниками в виде древних каменных плошек. На терракотовых стенах — черные фигуры героев эпоса и квадратные завитки эллинского орнамента. Тренькала музыка — словно кто-то щупал струны у лютни.
За нарочито грубым некрашеным столом нас ждали: врач Митя Горский, рыжий и кудлатый вакуум-навигатор Витя Осинкин (Виктор) и заместитель Юджина, которого все звали Матвеич. Он был сухонький, как прошлогодний стручок акации, редкозубый и веселый. С мужчинами оказались две особы женского пола: совсем юное создание в шортах, безрукавке и с льняными волосами до пояса (видимо, симпатия Мити) и дама лет тридцати — в глухом платье с блестками, в меру подштукатуренная косметикой, пухловатая, с добродушным, домашним таким лицом. Юную звали Евой, особу постарше — Кариной.
Компания шумно и без церемоний приветствовала нас. Девица в короткой тунике принесла бутыль из мутного, пылью подернутого стекла, керамические бокалы. Потом глиняные тарелки со всякими салатами и горячее, с запахом трав, тушеное мясо.
Я загляделся на коричневые, оплетенные ремешками греческих сандалий икры этой приветливой девицы и не сразу понял, что там объясняет Юджин. А объяснял он про вино. Оказывается, оно изготовлено строго по рецептам греческих виноделов, живших тут во времена Фемистокла.
— Напиток прекрасный, но коварный. Недаром греки всегда разбавляли вино водою. И вам советую…
Мы вняли совету. Вино и правда было чудесное. Раньше, в "доуходные" времена, я ничего подобного не пробовал. Тем более на "Игле"… Я не удержался и глотнул неразбавленного.
Хорошо тут было. И салаты, и мясо (кстати, как выяснилось, искусственное, белковое), и напиток Эллады, и бестолковый разговор ни о чем. И даже сидевшая напротив меня Карина. Она была троюродной сестрой Виктора и владела небольшим, расположенным на Верхней набережной магазином игрушек. "Да-да, именно! Плюшевые тигры, электронные марсиане-попрыгунчики, мини-роботы, "живые" матрешки и старинные пищалки "уйди-уйди". В ваши времена ведь тоже были такие, не правда ли?"
Она казалась мне малость глуповатой, но симпатичной. Уютной такой. Улыбалась мне, подвигала тарелки, потом округлила глаза и призналась:
— Ох, как это все-таки интересно и непонятно! Может, вы объясните, а? Звездолет летит там, непонятно где, а вы тут, с нами… В голове не укладывается…
Я был в блаженной беззаботности, и угловатый греческий орнамент непослушно змеился у меня в глазах. Но тут я подобрался. Глянул на Юджина со строгим упреком:
— Вот те на! А секретность?
— Да брось ты, Питвик. Кому она нужна, эта секретность? Кто хочет, все уже знает про наши дела. Да, по правде сказать, никто почти и не хочет… А в программах все равно никому не разобраться. И никому не повторить Конус.
Мне стало крайне обидно.
— Однако позвольте… д-дамы и коллеги… Все же мероприятие галактического масштаба. Туннель до звезды… не важно до какой, но до… весьма неблизкой. И что же, на Земле никого это не волнует?
Редкозубый сморщенный Матвеич как-то обрадованно разъяснил:
— Ага!.. А полсотни лет назад вспомните! Многих ли волновали все эти "Маринеры", "Пионеры", "Венеры" и прочие штуки, которые летели к другим планетам? Толком никто и не помнил, чего, куда и зачем запустили… Всех больше переделы границ волновали.
— Но это же… нес… справедливо, господа…
— Ты докажи это ученому совету, — вздохнул Юджин. — Хорошо хоть, что пока финансирование не прекратили. Да и то лишний грош не выпросишь…
А Карина перегнулась ко мне через стол (и ее коралловая цепочка угодила в салат).
— Ох, но мне это непонятно… Неужели вы все-таки одновременно и здесь, и там?..
Нет, она в самом деле была славная. И я стал добросовестно объяснять, что ее суждение не совсем верно. В принципе да, это возможно, чтобы человек сразу был в двух местах…
— Это основано на теории корпускулярности времени… Возьмите дрожащую гитарную струну: она так часто вибрирует, что практически находится сразу и в левом, и в правом положении… — Я ладонями изобразил движение струны. На полу что-то, кажется, звякнуло. Но меня не остановили. Наоборот, внимательно слушали. Слушала даже девица в тунике и с ремешками на коричневых икрах. И Карина… — То есть корпускулы времени заполнены пребыванием объекта не сплошь, а через одну. Но на практике это не играет роли, потому что интервал между ними все равно супер-микро-ско-пичен… В нашем случае, однако, такое явление может иметь место лишь в условиях темпорального сбал… лансирования. А при разномасштабности измерений темпорального потока… н-ни фига не получится. Говорят даже, что может произойти раздвоение субъекта, но это ф-фантастика…
Девушка в тунике вдруг сказала:
— Я, конечно, очень извиняюсь, но мы ведь уже закрываемся.
Мы шумно заспешили, тоже заизвинялись. Не хотелось затруднять и обижать работников этого славного заведения.
Но на улице я вдруг почувствовал, что на базу мне ужасно не хочется. Опять в казенный гостевой бункер — почти такой же, как жилые отсеки на "Игле".
— Может, еще погуляем? Вон какая ночь! Разве можно сейчас под землю…
Юджин сказал:
— Я вот что думаю. Все равно тебе, Питвик, нужна квартира. Не будешь ведь постоянно торчать на базе, надо устраиваться по-человечески… А у Карины две свободные комнаты, она иногда их туристам сдает… База оплатит, есть на это статья…
— Жилье, правда, староватое, на Шкиперской улице, но зато все по-домашнему, — скромно вступила в разговор Карина. — Да вы… не подумайте чего-нибудь такого…
Я ничего такого не думал. И мне ужасно захотелось в старый земной дом, на Шкиперскую улицу, тем более что в давние времена я жил неподалеку от тех мест.
На маленькой площади с зеленым корабельным фонарем была стоянка таксомоторов. Машины в стиле ретро: колеса со спицами, клеенчатые тенты. Митя и Ева заявили, что поедут провожать меня и Карину. Мы погрузились в осевший на рессорах кабриолет. Я барственно помахал оставшимся ладонью. Митя на светящемся пульте автоводителя понажимал кнопки, опустил в щель магнитную карточку. Поехали…
Быстро миновали сияющий огнями, гудящий музыкой центр. Покатили по окраинам. Здесь были желтые фонарики, белые одноэтажные улочки, плиточные мостовые. Все как раньше. Дорога запетляла, круто повела в гору. Наше авто вдруг затормозило. Автоводитель хрипло сообщил через динамик, что за такой подъем полагается дополнительная плата.
— Вот жлоб, — сказал Митя. Еще раз толкнул карточку в щель. Кабриолет рывком взял с места…
Две мои комнаты оказались не очень просторными, но приятными. Мебель была старая, люстры тоже почти музейные. Но это и хорошо для такого реликта, как я. В окнах тем не менее торчали вполне современные кондиционеры, а в простенке темнел крупный стереоэкран. А на резном, с львиными головами письменном столе — персоналка девятого поколения, класса "Доцент"…
Я пооглядывался, понажимал клавиши "Доцента", подумал, что надо спросить про постель. Хмель почти выветрился, но было мне по-прежнему хорошо и беззаботно.
Карина окликнула из прихожей:
— Петр Петрович, хотите, я поставлю кофе?
— Ради Бога, зовите меня Питвик, я так привык… А кофе… Наверно, уже поздно, вы устали…
— Какие пустяки!
Мы пили кофе в ее комнате с зеленым торшером и с клеткой, где спали два волнистых попугайчика. Пили из тонких чашечек — наверно, настоящий китайский фарфор. У нас с мамой когда-то была чашечка, похожая на эти… Где-то звонко тикали часы…
Карина поднялась, обошла меня, встала за спиной. Положила мне на плечи ладони.
— Ох, Питвик, вы уже спите, по-моему… Да?
— Нет, отчего же… — Я закинул руки, взял ее за мягкие запястья с тугими ленточками браслетов…
3
Проснулся я от солнца и от гвалта попугаев. Они скандалили, как воробьиная стая. Карины не было. На краю стола — сразу заметно — лежал магнитный "секретарь". Я нажал клавишу. Голос Карины пожелал мне доброго утра, объяснил, где завтрак, и сообщил, что "я убегаю в свою лавку, сегодня должен прийти лайнер, туристы с детишками, увидимся вечером".
Завтрак я нашел. Вкусно. Нашлась и бритва (ай да Карина!). Из кармана куртки я вытащил капсулу радиотелефона, разбудил Юджина, сообщил, что сегодня у него не появлюсь, буду "вживаться" в город.
— Вживайся, — разрешил Юджин.
Лишь после этого я стал натягивать брюки…
И кто это придумал, что я толстый? Ну кругловатый, да. Но не так уж. И вполне еще достойный мужчина во всех отношениях. Даже спина не ноет ничуть…
Что-то твердое мешало мне в заднем кармане… Ба, да это же пистолет! Юджин, балда, сунул, не объяснил даже, как обращаться. Система совсем незнакомая, излучатель… Впрочем, ничего сложного: предохранитель, переключатель интенсивности. Красная риска с крошечным черепом и костями (р-романтика) означает действие на смертельное поражение. Фу ты, бред какой, кому это надо? И разве такие штуки носят без специального разрешения?.. Хотя я же чин Службы безопасности. Вот и значок на левой стороне лацкана: маленькая ладонь из желтого металла, а на ней буквы "ОГ". Видимо, Объединенная Гвардия. Ну и ну…