— Выбирайте, мсье.
Я выбрал тонкий палаш с удобной защищенной рукоятью. Вернее даже, саблю, потому что узкий клинок с желобком был еле заметно изогнут.
Графу Угину дали такое же оружие.
"Официанты" что-то вежливо объясняли мне, я машинально кивал. Было уже все равно.
— Советую вам снять куртку, — сказал один из секундантов.
— Сойдет и так…
Нас отвели к площадке у стены. Прожекторы мягко высвечивали утоптанную землю. У края площадки я заметил полного мужчину в белом халате, двух юрких типов со съемочными камерами и седого усатого распорядителя с талией танцора и повадками старого кавалергарда.
Мне и графу дали последний раз расписаться в протоколе: примирения, мол, быть не может, готовы к сражению до окончательного результата.
Затем распорядитель-кавалергард решительным жестом отправил секундантов, репортеров и врача за пределы площадки, а графа и меня развел по углам, как боксеров на ринге.
— Прошу в позицию, господа!
Граф Угин изящно встал в боевую стойку. Я тоже быстро изготовился. Я все время почему-то вспоминал серый камень и бумажный кораблик на кладбище.
Граф Угин, глядя мне в глаза, иронически улыбался. Его секунданты (я увидел это мельком!) — тоже. Наверно, они усматривали во мне дилетанта, где-то нахватавшегося верхушек фехтовального мастерства и решившего теперь возместить недостаток опыта натиском и энергией. Этакий пышущий боевым энтузиазмом толстяк, готовое чучело для уколов и рубки.
"Пора", — подумал я. Быстро вздохнул, напряг и расслабил мышцы. Толчком нервов послал по жилам привычное электрическое щекотание. Свет прожекторов потускнел. Движения людей стали медленными. Воздух загустел. Я шевельнул клинком. В таком состоянии главное — рассчитать инерцию. При сильном взмахе клинок может уйти далеко в сторону, а рукоять вырваться из ладони…
Распорядитель очень плавно поднял руку (а на самом деле вскинул ее). Стал шевелить губами. Я понял, что он говорит:
— Готовы, господа? Начали!..
Граф Угин медленно, словно купальщик в воде, двинулся на меня, поднимая клинок. Я, стараясь не спешить, поднял саблю, отвел его оружие, пропустил противника мимо себя, развернулся. Граф — тоже. Я увидел его озадаченное лицо. Он напал снова, я немного поиграл с ним, аккуратно отводя удары и подчеркнуто демонстрируя атаки. Граф заметался.
Я наблюдал его метание в замедленном ритме, как в фильме со специальной спортивной съемкой, когда время растянуто на экране в десять раз. А он-то, бедняга, видел перед собой нечто вроде взбесившегося самолета (клинок — пропеллер)…
Наконец я "привел" графа Угина к стене, заставил его прижаться к ней спиною, сделал движение, словно обматываю своим клинком его саблю. "Обмотал", дернул. Сабля Угина взмыла над стеной. Я очень аккуратно вдвинул лезвие под бородку графа, острием коснулся горла. И "отключил" коррекцию.
Навалились шум, свет, голоса. Взмокший граф дышал часто, со всхлипами.
— Ну? — сказал я.
— Приношу… свои… извинения… — с кашлем выговорил граф.
У меня за спиной со звоном упала с высоты его сабля.
— Это не все, господин Угин! — я не убрал клинок. — Мне нужны кое-какие объяснения.
— Прекратите! — закричал крючконосый. — Вы не вправе! Господин арбитр!..
— Я вправе! — кое-что из фехтовальных правил я помнил. — Моя атака сделана в один темп с действием на оружие противника. Его сабля еще не упала, когда я приставил клинок. И я по всем законам могу довести поражающее движение до конца!
— Господин Викулов прав, — хладнокровно подтвердил кавалергард. — По правилам поединка жизнь графа в его руках. Прошу не вмешиваться, господа.
Господа и не вмешивались, понимая, что я успею раньше. И граф Угин это понимал. На его не совсем аристократическом носу выступили похожие на стеклянные шарики капли.
— Что вам… надо?
— Надо знать, граф, кто поручил вам разыграть эту дуэль. Кому я помешал?
— Я… не…
— У вас пять секунд. Раз…
— Но я…
— Два…
— Его зовут… Ром Заялов…
— Кто он такой?
— Честное слово, я не знаю. Кажется, приезжий…
— Где живет?
— Честное слово… Мы встретились случайно… В "Рапирах"…
— Сколько он вам заплатил? Впрочем, наплевать. Как он выглядит?
— Я не помню…
— У вас еще две секунды.
— Высокий, синие глаза, длинное лицо. Медленная речь…
Я убрал от графского горла клинок. Старательно отсалютовал арбитру, воткнул саблю в землю и пошел с "Гостиного двора". На всякий случай тронул кистью руки куртку — то место, где прощупывался в кармане плоский "ПП". Никто меня не окликнул, никто не задерживал. Судя по всему, фирма "Барьер" соблюдала правила неукоснительно.
Я вернулся в отель.
Кто такой Ром Заялов, у меня почти не было сомнений. Потому что в глубине души я никогда не верил, что гибель Полоза при пожаре — это по правде.
В номере я через систему "Агат" вызвал справочное, узнал номер "Барьера", позвонил туда и попросил к экрану старшего агента Турунова.
Он, кажется, искренне обрадовался, увидев меня живым.
— Ефрем Георгиевич, вы были правы насчет "другой причины". И сейчас у меня к вам просьба. Не в службу, а в дружбу…
Он слегка улыбнулся:
— Но "в службу" мы выполняем просьбы гораздо квалифицированнее. А что касается оплаты…
— Дело не в оплате. Просто я не знаю, занимается ли "Барьер" такими делами официально. А больше мне обратиться не к кому… Надо кое-что узнать об одном человеке…
У Турунова в очках мелькнула озабоченность.
— Однако это и в самом деле не по адресу. Могу вам порекомендовать…
— Ефрем Георгиевич. Ваш дед не говорил, как звали его друга, подарившего игрушечный пистолет?
— М-м… одну минуту…
— Его звали Петька. Петька Викулов, по прозвищу Патефон…
— Постойте… Имя не помню, а прозвище… Патефон, да!
— Это… как бы выразиться поточнее… мой прямой предок. Не правда ли, такое совпадение к чему-то обязывает? Особенно если вспомнить разговор о всем нам присущей некоторой сентиментальности…
Турунов помолчал, покусывая губы и словно пряча улыбку.
— Хорошо… Петр Петрович. Кто вас интересует?
— Некий Ром Заялов, появившийся в Старотополе недавно.
— Я позвоню… скажем, через полчаса.
Он позвонил через десять минут:
— Ром Заялов — эмигрант из Византийска. Он последовательно сменил несколько имен, подлинность которых за столь короткое время не установить.
— Нет ли среди этих имен такого: Феликс Антуан Полоз?
— Гм… Но я прошу вас, Петр Петрович, официально не ссылаться на меня. Эту информацию я добыл для вас… по своим каналам.
— Благодарю вас, Ефрем Георгиевич. Обещаю не ссылаться… Берегите пистолетик. По-моему, он должен принести вам удачу…
Минут пять я лежал на диване, приводя в порядок мысли. Главная была та, что лететь домой надо немедленно. А сначала позвонить Юджину: "Будь настороже!"
Я вскочил, шагнул к "Агату" и услышал сигнал. Это Юджин, опередив меня, звонил сам.
Лицо его на экране было какое-то… чересчур спокойное.
— Пит, не волнуйся только. Теперь уже опасность позади…
— Что случилось?!
— Только без нервов. Петьку ранили. Вчера вечером, из арбалета, стальной стрелой. Он шел из школы, и вот у самого дома…
Слабея, проваливаясь в тартарары и понимая, что все это должно было случиться, я вытолкнул слово:
— Он… живой?
— Да не бойся! Теперь он почти в порядке. Хорошо, что он был в твоей куртке…
— Почему… хорошо?
— Ну, там же датчик вшит! Аварийный! Если что, сразу сигнал на базу. Мы подобрали его через десять минут. Яд со стрелы не сработал полностью, не успел… Сейчас Петька в госпитале космослужбы, скоро все будет нормально.
Понимая, что ничего не будет нормально, я еще спрашивал о чем-то, а Юджин что-то объяснял. Потом, чтобы встряхнуть меня, заорал, что я расхлябанная баба и ударяюсь в истерику, когда нет для этого причины.
— Не хнычь, а приезжай скорее. Тут и будем думать, что дальше…
ГОСПИТАЛЬ
1
Было далеко не так "нормально", как уверял меня Юджин.
Было гораздо хуже.
Первый раз я увидел Петьку в госпитале в таком состоянии, что лучше бы и не видеть. Он лежал под прозрачным колпаком, будто в саркофаге. Весь в каких-то присосках, датчиках, проводах. Бледный, неподвижный. Будто и не живой. У меня аж в глазах поплыло.
Но знаменитый профессор Кудрявцев, который лично и неустанно возился с Петькой, дал мне самое честное слово, что угрозы для жизни уже нет. Подтвердил это и Митя Горский, который сейчас был при профессоре кем-то вроде ассистента и адъютанта. Ради Петьки.
Юджин, конечно, смотрел виновато, говорил покаянным тоном. Был помят и небрит больше обыкновенного.
— Ну дай ты мне по морде, что ли! Конечно, мерзавец я, не уследил…
Но разве была у него возможность ходить за непоседливым мальчишкой по пятам? И кто мог подумать, что у самого дома случится такое? Нашелся же какой-то гад…
Юджин показал мне стрелу. Вернее, стрелку — длиной в ладонь. Стальная, тонкая, как спица, с зазубренным наконечником и перышками из пластмассы. Стрелявший почти промахнулся: наконечник только зацепил плечо — порвал куртку, рассек кожу. Но был в наконечнике сильный яд…
Если бы не зашитый в куртке аварийный датчик, не видать бы мне больше Петьку…
А я про этот датчик и не вспомнил, когда подарил куртку Петьке… Вот удача-то, что подарил! Крошечный прибор сработал мгновенно, базу сотрясло сигналом тревоги, на плане города кровяной каплей набухла координатная точка. Санитарная машина и Юджин с Митей примчались на Шкиперскую улицу одновременно.
Все это я узнал, когда мы сидели в кают-компании базы и Юджин с Митей отпаивали меня какой-то пахучей жидкостью. Гадость была невероятная, но действовала безотказно. Скоро я чувствовал себя измотанным, но достаточно спокойным.
Митя еще раз сказал, что все обойдется.
— Но почему он до сих пор без сознания?
— Да просто спит! В него же то и дело всякие снадобья вгоняют… Вот сделаем еще одно переливание крови и будем приводить парня в чувство. Жаль только, что кровь искусственная. От живого донора — это было бы лучше.
— Так возьмите у меня! Я не похудею!
— А в самом деле! — Митя хлопнул себя по лбу. — Как я раньше-то… Давай, только анализ сделаю, годится ли твоя группа…
— Митя, ты откуда упал? Что значит — годится ли? Его кровь — моя кровь! Уж более одинаковой не может быть ни у кого!
Митя опять огрел себя по лбу. Засмеялся:
— В самом деле! Все забываю… Но, знаешь, закон есть закон, я обязан проверить все равно. Железное правило… Не бойся, это не больно.
— Дурень, — вздохнул я.
Митя принес белый чемоданчик, безобидно кольнул мне палец, удалился куда-то, а через четверть часа явился взъерошенный и озабоченный.
— Ну, Пит! Под монастырь меня хотел, да?
— Что с тобой?
— У тебя третья группа, у него вторая! И резусы разные!
Я вскочил:
— Не может такого быть!
— Значит, может, — отозвался Горский официально. — Прибор никогда не врет.
Я сел и обалдело замолчал.
Разная кровь. По-че-му? И… плохо это или хорошо? Значит, Петька не дубль, не слепок, не близнец?
— Ничего не могу понять…
— Ты только это не можешь понять? — спросил Юджин язвительно. — Иди-ка поспи…
И я лег на диван и уснул. Но успел подумать: "Кто же ты, Петька?"
2
Петьку привели в чувство на следующий день. Без утайки рассказали ему, что случилось. Петька не испугался. Слабо улыбнулся:
— Вот приключение…
Меня даже злость взяла: "Приключение! Дурья башка. Все бы тебе играть…"
Кстати, стрелявшего быстро нашли. Оказалось — подонок, наркоман, пошел на это дело за несколько порций порошка.
Признался, что подговорил его тип, похожий на Полоза.
О Полозе по линии Международной полицейской службы ушли в Старотополь всякие телеграммы и предписания. Об этом Петьке тоже сообщили: не бойся, мол, теперь этого гада точно найдут.
А Петька и не боялся. Его интересовало другое:
— А где Кыс?
В прежние времена такое было бы невозможно (помнил я о неумолимых медиках), но сейчас Кыса полили каким-то антисептиком и пустили к Петьке в отдельную палату. Надо было видеть эту трогательную встречу!
Впрочем, и меня Петька удостоил своим вниманием. Не меньше, чем Кыса. Я часами сидел на его кровати, и мы разговаривали.
Я, ничего не скрывая, поведал о дуэли. Эта история Петьку восхитила.
— А ты научишь меня темпоральной коррекции?
— Этому учатся не один год. Ты сперва хотя бы поднимись с постели.
— Я бы давно поднялся, да не велят. Говорят, еще одно переливание надо… А правда, у нас группы крови разные?
— Увы…
— Почему — увы? Наоборот — ура! Значит, я полностью настоящий!
— А до сих пор ты сомневался, балда?
Он подышал тихонько и признался:
— Маленько…
— Бестолковое ты создание…
— Ну и пусть… — Он завозился, придвинулся ко мне, ухватил за локоть. — Это ничего, что группы разные. Так даже у отца с сыном бывает, мне Митя говорил. Теперь я тебя еще больше люблю…
Я замигал и стал смотреть в окно. Как это Ефрем Георгиевич тогда высказался насчет сентиментальности-то?
Я рассказал Петьке, что памятник восстановили. В прежнем виде. И что бумажный кораблик я там оставил.
Он прошептал:
— Потом еще съездим, ладно? Только в дуэли больше не ввязывайся. Хоть и коррекция, а лучше не надо…
— Постараюсь.
Приходила Карина. Приносила всякие фрукты и яства. Петька старательно благодарил, обещал все это съесть, но потом почти не притрагивался.
— Лопай, — говорил я. — Вон какой тощий.
— Ага, "лопай"! И потом стану такой, как ты!
— Не станешь, не бойся.
— Не бойся! Ты вот не боялся и стал. А мы ведь все-таки похожие, хотя и разные группы крови.
— Я стал таким, потому что не следил за собой…
— А почему не следил?
— Я же объяснял тебе! Была масса работы. Не до режима было и не до диеты!
— У меня тоже будет масса работы. Такой же. Потому что я буду тоже… туннельщиком…
— Ты это точно решил?
— Куда точнее… К тому времени, как вырасту, Конус дойдет до звезды, и я там буду все исследовать. А потом — дальше.
— Ладно, давай. Значит, продолжишь мою работу. По наследству.
— Пит…
— Что, Петушок?
— Пит, а ты… почему не стал продолжать?
— Петька, я же тебе сто раз растолковывал! Свое дело я сделал! У каждого была своя задача. Моя — решена. Дальше — дело других.
— И тебе ни капельки не хочется… снова туда? Узнать, что там будет?
— Если доживу, и так узнаю… А быть активным участником — меня на это уже не хватит. Чего хорошего, если я помру на "Игле", не дождавшись конца?
— Я вот тебе помру!
— Тогда не копай мне душу немытым пальцем… Думаешь, все так просто? Не очень-то легко было уходить с корабля…
Это и правда было нелегко. И мысль, что финала я могу не увидеть, конечно, не радовала. Но на Землю тоже хотелось отчаянно… И, кроме того, все было расписано. Программа.
— На "Игле" жесткий режим жизнеобеспечения. Сейчас он рассчитан только на двоих…
— Ты будто оправдываешься. А я ведь просто так спросил.
— Чего это мне оправдываться? Петух ты общипанный…
Скоро Петьке разрешили вставать. Но ненадолго. Чаще он лежал. Читал что-нибудь или смотрел стереомультики — экран был у него в ногах, над спинкой кровати.
Ноги у Петьки всегда были укрыты поверх одеяла нашей знаменитой курткой. На куртке часто лежал Кыс. Иногда он принюхивался и лапой трогал место, где был вшит датчик.
Петька однажды спросил:
— Такие датчики есть у всех туннельщиков?
— Не только у них. У каждого, кто на опасной работе.