– Ты же его знаешь – если ход разговора его не устроит, он просто повесит трубку. Эйд, он тебя послушает, пожалуйста…
Снова пауза.
– Хорошо, Сью, я приеду.
– О, Эйд, ты самый лучший на свете друг! – Сьюзен плакала – на этот раз от радости и умиления. Все-таки недаром говорят, что адвокаты – это те же актеры, только в строгих костюмах и с жестко определенным амплуа.
– Может быть, завтра или послезавтра.
– Я буду очень-очень ждать. Вместе мы ведь прорвемся, правда?
– Конечно, правда! Выше нос. Думай о хорошем. И спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Эйд… До встречи. Спасибо тебе.
Гудки в трубке.
Ладно, папу можно убедить подыграть – ему нравится Адриан, и он был бы не против, чтобы они со Сьюзен составили пару. Этим можно заняться прямо сейчас, все равно он еще не спит… Сьюзен припудрилась светлой пудрой, чтобы казаться бледнее – на папу это всегда действовало безотказно.
Вот только что дальше делать с Адрианом? Ладно, впереди целая ночь и половина дня как минимум. Достаточно времени для рождения тактического плана.
– Ну как там Сьюзен? – Это был первый вопрос тети Маргарет, когда Адриан спустился к завтраку.
– У нее конфликт с отцом. Она хочет, чтобы я помог его уладить.
Тетя Маргарет кивнула, будто бы сочувственно. Адриану и в голову не пришло, что на самом деле это был кивок одобрения – молодец, девочка. Быстро сориентировалась.
– Она же твоя подруга. Думаю, она вправе рассчитывать на такую помощь.
– А я и не спорю. Только иногда мне кажется, что она мною манипулирует, – вздохнул Адриан.
– Что ты имеешь в виду?
– Что она настоящая женщина – взывает к моей силе и благородству, когда ей это нужно.
– Я рада, что ты наконец заметил.
– Игру?
– Женщину, – улыбнулась тетя Маргарет.
Адриан замолчал, озадаченный. Вроде бы даже немного смутился.
– Она моя подруга и всегда ею останется. Я надеюсь, – сказал он, ковыряя ножом и вилкой яичницу с беконом.
Настал черед тети Маргарет вздыхать. Но больше она к этой теме не возвращалась. Нашлась другая, не менее интересная:
– Ты знаешь, сюда едет Джеймс.
Адриан прекратил свои сложные манипуляции с яичницей.
– Что-то случилось?
– Поступило предложение от «Реджинал фармасьютиклз» о слиянии. Он хочет обсудить со мной подробности. Все-таки формально компания принадлежит мне. Да и с этической точки зрения тоже.
– Подозреваю, что он не хочет, а должен.
– Ты не далек от истины, мальчик мой.
Адриан задумался. Тете Маргарет всегда приходилось душить в себе приступ беспокойства, когда она видела эти складки на его лбу.
– И когда он будет здесь? – осведомился Адриан.
– Сегодня к вечеру, я полагаю. Ты хочешь с ним встретиться?
– Не хочу, а должен, тетя, – усмехнулся Адриан.
– Эйд, он же твой брат…
– Я знаю. Тетя, помнишь те мифы, в которых один брат-близнец всегда положительный герой, а другой отрицательный? Я не говорю, что я такой хороший, а он такой плохой, но… мы просто слишком разные.
– Ты хороший, Эйд, – вздохнула тетя Маргарет. Эта тема всегда вызывала в ней грусть.
Джеймс, если вдуматься, отрицательным персонажем и вправду не был. Он не был ни подлецом, ни трусом. Но в семье к нему относились напряженно, точнее, наверное, отвечали «взаимностью» на его напряженно-враждебное отношение к миру. Конфликтный склад характера начал проявляться у него еще в детстве, и только бесконечно доброй и деликатной матери, Кэтрин, удавалось немного смягчать его поведение. После ее смерти заниматься таким вопросом, как дипломатическое урегулирование отношений Джеймса со всеми остальными, стало некому.
Если Адриан унаследовал черты матери, как во внешности, так и в характере, то Джеймс пошел в отца. Двое вспыльчивых упрямцев в одной семье – это, пожалуй, перебор, но природе не прикажешь.
Джеймс – яркий, похожий на южанина, крепкого телосложения, с черными как смоль волосами и щеточкой усов над пухлой верхней губой, был воплощением жесткости и дерзости. Вздумай он пойти в актеры, ему неизменно доставались бы роли отъявленных злодеев, коварных соблазнителей и героев-любовников – слишком однозначный типаж. О том, что они с Адрианом братья, говорил только разрез глаз и стальной стержень воли, присущий им обоим.
Тетя Маргарет иногда винила себя, что недодала Джеймсу семейного тепла и ласки, но разве она виновата в том, что он их никогда не хотел?
5
Внизу кто-то стучал в дверь. Анна натянула на голову одеяло и пожелала этому кому-то приятного времяпрепровождения.
Видимо, времяпрепровождение ему и вправду понравилось, потому что стук продолжался минут пять. Ну, кого принесла нелегкая? Весь город знает, что в понедельник у нее выходной! Она села на кровати и взъерошила волосы, которые в этом явно не нуждались, но думать стало полегче.
Где-то в глубине души шевельнулся страх – а вдруг полиция все-таки прознала про случай с Эйдом?
Нет. Быть не может. Зато это может быть сам Эйд…
В оконное стекло звякнула монетка.
Стал бы граф Рочестерский таким образом вызывать ее на беседу?
Анна накинула пеньюар и выглянула.
Стал бы.
Это свидетельствовало о том, что у него к ней дело несомненной важности. Анна полагала, что у деликатного Адриана должен быть сверхсрочный повод, чтобы он позволил себе побеспокоить ее утром единственного выходного дня. Она махнула ему рукой – мол, сейчас открою.
Сейчас, правда, несколько затянулось: ну нельзя же появиться перед ним, как есть, – в пеньюаре, растрепанной, неумытой и бледной!
Когда она распахнула перед ним дверь, то выглядела уже несравнимо лучше – ни грамма косметики, зато терракотовый джемпер подчеркивает природные краски лица, волосы зачесаны назад, улыбка играет на губах. Возможно, он даже не заметит, что она не выспалась.
– Привет, Эйд!
– Привет. Прости, что так рано… – Он выглядел немного измученным. Беззаботная веселость, которая расцвела в нем в последние дни, вмиг испарилась. Что-то не так. Очень сильно не так.
– Да ничего страшного, – вежливо солгала Анна. Интересно, почему ложь повсеместно осуждается, а вранье из вежливости только приветствуется? Попробуй иной раз сказать человеку правду… – Заходи.
– Спасибо. Я не хотел тебя будить, но подумал, что, если я просто исчезну на пару дней, это будет гораздо хуже.
– А ты собираешься исчезнуть? – удивилась Анна. Голос ее прозвучал расстроенно, так очевидно расстроенно, что она даже смутилась.
– Да, возникли неотложные дела в Лондоне.
– А-а. Кофе будешь?
– Лучше чай. Черный. И очень крепкий.
– Вот это да. Ладно, сейчас заварю. Садись.
Он занял свое обычное место – поближе к ней.
– Хочешь рассказать, что случилось? – тактично спросила Анна, включая газ под своим антикварным чайником.
– Пожалуй, нет. Мелкие неприятности, если честно, но они требуют моего вмешательства. – Адриан коротко вздохнул.
– Мелкие проблемы – это тоже проблемы. И их тоже нужно решать. Хорошо, если ты при том не переоцениваешь их масштаб, – заметила Анна.
– Есть еще нюансы. Например, иногда на тебя вешают проблемы, которые ты не хочешь, а по правде говоря, и вовсе не обязан решать.
– Хм. Это цена, которую нужно платить за некоторые отношения. Любовные, семейные, дружеские…
– Когда ты в конце-то концов дашь мне свою книгу? Я хочу постичь ту вселенскую мудрость, которую ты наверняка в нее заложила.
Анна хмыкнула.
– Ничего я никуда не закладывала. А ты не уходи от темы. Мы говорили о твоих проблемах, а не о моих.
– Да в общем-то и не о моих. – Адриан помолчал, посмотрел, как Анна ополаскивает горячей водой белый заварочный чайник. – У Сьюзен неприятности с отцом, она хочет, чтобы я помог ей уладить конфликт.
– А, понятно.
Сьюзен. Разумеется, Анна про нее слышала, не очень много, но смысл понятен. Возможно, ей понятен больше, чем самому Адриану. Молоденькая девочка, красивая, умная, ему – ровня, наверняка десять тысяч раз обдумала перспективы развития их отношений. Наверняка ей не нравится то, что они до сих пор друзья. В семнадцать это еще можно пережить и утешать себя тем, что любовниц у него может быть сколько угодно, а вот лучшая подруга – только одна, и это в некотором смысле даже ставит ее на пьедестал. Но в двадцать ситуация начинает раздражать, а в двадцать три… В общем, отношения либо изменятся, либо прекратятся совсем. Причем в обозримом будущем. Анна вздохнула. Она была убеждена, что «маленькая Сьюзен» влюблена в своего «большого Эйда» без памяти. То, что в Адриана можно не влюбиться, просто не приходило Анне в голову.
Стоп-стоп-стоп. Анна от молниеносно мелькнувшего осознания так растерялась, что рассыпала чай. Такого с ней не случалось уже несколько лет. Чем бы ни были заняты мысли, руки делали свое дело превосходно.
Нет. Что за чушь. Не может быть.
Тогда к чему все эти размышления на тему невозможности дружбы между мужчиной и женщиной?!
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Адриан.
Анна поймала себя на том, что стоит с банкой чая в одной руке, ложкой в другой и невидящим взглядом смотрит на просыпавшиеся чаинки.
– Да. В полном, – преувеличенно бодро ответила она. – Знаешь, нет такого закона природы, который запрещал бы просыпавшимся чаинкам образовывать на столе силуэт Эйфелевой башни. Вот я и проверяю. Почему-то никогда не складываются.
Адриан повел бровью – видимо, решил, что напрасно не дал ей выспаться.
– Так что там со Сьюзен? – Анна за подчеркнутым энтузиазмом пыталась скрыть охватившее ее смятение.
– Да по сути ничего страшного. Она хочет лететь на стажировку в Нью-Йорк, ее папа хочет, чтобы она летела в Сидней.
По мне, так никакой разницы, подумала Анна, но ничего подобного не сказала.
– Что ж, рано или поздно приходится либо отстоять свободу своего выбора, либо до конца жизни оставаться послушной дочкой. Или сыночком.
Ну зачем мы сейчас о ней говорим?
– Да. Понимаешь, я чувствую, что должен ей помочь, но на самом деле… Разбиралась бы она сама…
– Эй, осторожнее. Слышу в твоих словах слабость. Рыцарского духа. Две недели назад ты помчался бы к ней с радостно бьющимся сердцем. Все рыцари страшно радуются, когда выпадает случай спасти принцессу. Неужели это я так плохо на тебя повлияла?
– Ага, – ухмыльнулся Адриан. – Теперь я делаю все то же, что и положено рыцарю, но при этом задумываюсь – а мне самому этого хочется?
– И что, не хочется?
– Не хочется. Уезжать не хочется.
– Это же всего пара дней.
– За пару дней многое может произойти. – Он странно на нее посмотрел, и Анна ощутила, как от этого взгляда грудь обдало жаром.
Она отвернулась к огню.
– Знаешь, я не разделяю того мнения, что для всего на свете существует только один подходящий момент. То, что не произойдет в эти два дня, запросто может случиться в другое время, – осторожно проговорила она.
– Наверное. Судьба?
– Судьба все сделает так, как нужно, – убежденно ответила Анна.
– Хорошо бы. Я не понимаю только одного.
– Чего?
– Ты берешь выходной в понедельник, потому что по понедельникам не можешь быстро заваривать чай? – спросил Адриан, озорно, по-мальчишески, прищурив один глаз.
– Нет, потому что по понедельникам я особенно кровожадна и могу случайно кого-нибудь… съесть!
Или сбить на машине. На свою беду.
День не задался. По радио передавали невнятные новости, почему-то больше всего в них говорилось о странах третьего мира. Новости перемежались с какими-то бессмысленными и безвкусными песенками и назойливой рекламой, рассчитанной на кретинов. Джеймс был зол. Впрочем, это было его обычное состояние, в которое он впадал не реже четырех раз за день.
Он резким движением отключил магнитолу. К великому своему счастью, он мог себе позволить не церемониться с техникой.
На лобовом стекле висела мелкая водяная пыль, которую дворники успешно развозили и превращали в тонкую водяную пленку. Октябрь. Чего еще от него ждать?
Джеймс вытащил коробку сигар и закурил. Курил он принципиально только сигары, но вовсе не потому, что они великолепно подходили к его имиджу, а потому, что ему больше нравилось ощущать дым во рту – это вкусно, чем в легких – это странно. Из зеркала заднего вида на него сверкнули углями черные опасные глаза. Джеймс усмехнулся. Хорошо, когда наружность не порождает напрасных ожиданий.
Он ехал в Эшинтгон, и это ему не нравилось. Он вообще не понимал, для чего тетя Маргарет сорвалась в середине осени и отправилась на свою «провинциальную виллу», да еще и прихватила с собой любимчика Эйда. Эйд, конечно, редкостный флегматик в том, что касается деловой жизни, но голова у него работает хорошо, а Джеймсу это сейчас очень бы пригодилось. Собственная его голова уже буквально раскалывалась от обилия обрабатываемой и генерируемой информации. Дела в последнее время шли не очень хорошо, слияние с более крупной компанией уже маячило на горизонте, но нужно было правильно выбрать партнера и просчитать все выгоды, которые можно извлечь. А также позаботиться о том, чтобы в новом совете директоров занять не последнее место. В такие моменты умному, но вспыльчивому, склонному рубить сплеча Джеймсу остро не хватало рассудительности младшего брата и его «шахматистского» мышления. Разумеется, он в этом никогда не признавался. После смерти родителей их пути сильно разошлись. Джеймс помнил смутную нежность, которую когда-то испытывал к маленькому братику, но последующие годы мало что от нее оставили. Спасибо, хоть есть что вспомнить.
Джеймс не любил маленьких городов. Джеймс не любил больших городов. Он любил свою квартиру с четырьмя спальнями, картинами немецких экспрессионистов и балконом на Гайд-парк. Поездка в Эшингтон была ему не в удовольствие. Ему предстояли долгие разговоры с тетей Маргарет о делах, а значит, в ближайшем будущем ничего приятного его не ожидало. Как развлечься в славном и древнем городе Эшингтоне, Джеймс решительно не знал. Может, Адриан что-то придумал? Нужно будет спросить. Хотя зачем ему развлечения, когда у него есть доступ к тетиной библиотеке! Джеймс лихо свернул – едва не пропустил нужный поворот, а ездить он любил на большой скорости: чем ощутимее опасность, тем легче почувствовать себя живым.
Тетя Маргарет встретила его бледная и с поджатыми губами. Джеймс знал, что это мигрень. Значит, тетя будет подолгу думать, прежде чем сказать что-нибудь, и едва заметно морщиться, когда будет говорить он. Неприятно, даже если знаешь, что ты тут в общем-то ни при чем. Тем более Джеймса всегда грызло подозрение, что тетя Маргарет использует такие дни для того, чтобы лишний раз выразить свое истинное отношение к нему. Может быть, это рано развившаяся паранойя.
– Здравствуй, дорогая тетя Маргарет. – Ему показалось или она поморщилась от его сыновнего поцелуя?
– Здравствуй, Джеймс. Рада видеть тебя. Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, хорошо. – Эти этикетные глупости всегда раздражали его сверх всякой меры, но даже ему не хватало дерзости опустить их в общении с тетей Маргарет.
– Хочешь отдохнуть с дороги, я полагаю?
– Да, было бы неплохо.
– Эмили подаст чай в пять часов.
Ох, вечно эти церемонные условности!
– Хорошо, я спущусь к чаю. А почему мой любимый брат не вышел меня поприветствовать? Это невежливо, а значит, на него не похоже.
– Он уехал в Лондон. У него возникли какие-то проблемы, которые нужно было немедленно решить.
– Понятно. Но я не удивлюсь, если он просто не захотел лишний раз со мной встретиться.
Джеймс скачками поднялся на второй этаж. Отдых ему требовался не так уж сильно.
Тетя Маргарет тоже это заметила, но ничего не сказала.
За чаем Джеймс напомнил ей того угрюмого подростка, каким когда-то был. Он рассматривал содержимое своей чашки с таким видом, будто ему туда налили раствор крысиной отравы, с видом величайшей сосредоточенности разбавлял этот сомнительный «чай» сливками, клал один за другим кусочки сахара и в конце концов объявил, что это невозможно пить, и потребовал, чтобы ему принесли кофе.
Тетя Маргарет фыркнула. С некоторых пор ее отношение к кофе было окрашено в неприятные тона.
Джеймс, естественно, принял ее фырканье на свой счет.
– Тетя?
– Да, Джеймс?
– Тебе кажется, может быть, что я как-то не так себя веду? – осведомился он. – Так не лучше ли сказать об этом прямо?
– Джеймс, ты взрослый мужчина, разве я могу критиковать твое поведение? То время, когда ты нуждался в воспитании, прошло, – вздохнула тетя Маргарет.
– И ты хочешь сказать, что тебя в моем поведении ничего не смутило?