– В каком смысле? – насторожился Мирослав, отступая на шаг от Шведова, потому что ему почудилось, будто его новый приятель слегка заговаривается. – Как это – села на пол? Когда?
– Непосредственно после того, как ее подельник устроил тут вот это кораблекрушение. – Шведов широким жестом обвел творившийся вокруг кошмар. – Флоранс в это время попивала на кухне чаек. Потом она пришла, села в угол и подставила свои красивые ручки, чтобы их связали, и сексуальный рот – чтобы его заклеили пластырем. Но не думаю, что она долго просидела: все было сделано незадолго до нашего появления, а это означает, что нас, вернее вас, выслеживали по пути из аэропорта. Так что Флоранс не больно-то утомилась сидеть тут в уголке.
– Да с чего вы взяли?! – вскричал Мирослав.
– Да с того, что у нее юбка сзади вся в грязи! – крикнул в ответ Шведов и похлопал себя по заднице. – Вот на этом самом месте! Значит, она обосновалась в уголке, когда в комнате уже была эта свалка! А также взгляните на подошвы ее босоножек! – Шведов слегка пнул носком башмака обутую в плетеную сандалию ногу Флоранс, и та брезгливо попятилась. – На них тоже осколки и грязь! Она ходила по комнате, когда тут уже был устроен весь этот шурум-бурум! Понятно? Неужели вы еще не поняли, что ее слова – вранье от начала до конца?!
Мирослав потрясенно повернулся к Флоранс, которая все это время опасливо поглядывала то на него, то на Шведова, и замер, не зная, с чего начать. Доводы Шведова звучали убедительно, однако при этом казались ему сущей фантастикой. Ну зачем этой девушке, такой красивой, такой ухоженной, так хорошо одетой, (вернее, хорошо полураздетой) выдумывать какую-то нелепую историю о похищении, предварительно повалявшись на осколках разбитого фарфора?! Конечно, несуразицы в ее объяснениях есть, но это, вероятно, от пережитого потрясения.
И в это мгновение Мирослав и сам пережил немалое потрясение, потому что Флоранс вдруг ринулась вперед, сильно оттолкнув его с пути, ловко увернулась от Шведова и, успев крикнуть на прощание:
– Рутан де мерд! Кю! Ва тан фэр футр! – исчезла за дверью, захлопнув ее.
Ошеломленный Мирослав замер, Шведов очухался быстрей. Он попытался открыть захлопнувшуюся дверь, но, пока справился с замком, грохот каблуков Флоранс по лестнице стих.
– Она сказала, что мы дерьмо, задницы, и она желает нам пойти далеко-далеко, – перевел Мирослав, предвосхитив вопрос Шведова.
– Вот это девка! – почти с восхищением протянул тот. – Соображучая какая! Вряд ли она понимает по-русски лучше, чем я по-французски, но по моим жестам мигом просекла, что я ее заподозрил. И удрала прежде, чем мы ее прижали к стенке! Значит, я все правильно насчет нее угадал!
– Лучше бы вы держали свои догадки при себе, – с тихой яростью проговорил Мирослав.
– Почему?! – с обидой возопил Шведов. – Это же типичная аферистка, а я ее разоблачил!
– Ну и что проку от ваших разоблачений? – выкрикнул Мирослав, не в силах больше сдерживаться. – Они не помогут мне отыскать Николь!
Шведов растерянно заморгал, похоже, только теперь осознав, что «аферистка» Флоранс и впрямь была единственной ниточкой, которая могла бы привести их к исчезнувшей Николь. И в это мгновение зазвонил телефон.
Вениамин Белинский. 2 августа 2002 года. Нижний Новгород
То есть на один вопрос он все-таки ответил: узнал хотя бы, как зовут убитого.
Вениамин лежал на раскладушке на втором этаже станции, в комнате отдыха, и тупо следил за игрой теней на стенке против окна. Во дворе росли огромные тополя, в их листьях запутался ветер, и что он выделывал с этими листьями, как озоровал с ними! У Вени от этого зрелища уже началось мельтешение в глазах, но он все смотрел, смотрел, смотрел... А ведь в кои-то веки выдался перерыв в трудовой деятельности. Казалось бы, спи, как спит в соседней комнате Валентина, которая не любила терять время зря. Нет – Вениамин лежит, таращится в стенку и думает, думает все о том же.
Вот же подсел он на этой загадке! Какое ему дело до убитого человека по имени Сорогин, автора омерзительных рассказов? Книжка лежит сейчас у Вениамина под подушкой, и ему кажется, что оттуда доносится запах тления. В книжке было двенадцать рассказов – Вениамин ознакомился только с пятью. Вот именно что ознакомился. Нормально читать это было невозможно, немыслимо. Он пролистывал страницы, выхватывая взглядом те или иные строки, и всякий раз желудок конвульсивно сжимался от отвращения, а ладони становились холодными. Один рассказ назывался «Ада», в нем шла речь о компании подростков, которые убили, зажарили и съели свою подругу. Другой назывался «Сезон охоты» и повествовал о том, как двое друзей заманили в ловушку случайного прохожего, чтобы насладиться шашлыком из его печени. Третий – «В столовке» – был и в самом деле о школьной столовой, где варили супчик из детских костей. Четвертый – «Смертельная страсть» – о влюбленном, у которого умерла невеста накануне брачной ночи, так он пошел на кладбище, вырыл из могилы труп и долго, страстно сношался с мертвым телом. Пятый рассказ – «Преклонение» – повествовал о некоем человеке, который настолько любил и обожал своего учителя, что кушал его экскременты. С наслаждением и почтением...
– Бр-р-р! – громко сказал Веня и сел, помахав перед носом руками, как если бы мысли его вдруг обрели отчетливый запах. Что характерно, вывихнутая психология рассказов Сорогина произвела явное впечатление на его психику. Ему казалось аморальным не убийство человека – он считал аморальными поиски убийцы. Общество должно быть благодарно тому, кто избавил его от этой раковой опухоли по имени Владимир Сорогин! И Вениамину казалось страшно несправедливым, что кто-то будет наказан за воистину благое деяние. Особенно обидно, если и в самом деле пострадает Холмский – потому что парень Белинскому очень понравился. Вдобавок он до такой степени не был похож на убийцу...
– Ну ладно, – проворчал Вениамин. – Не похож – и прекрасно. И чудесно! Мне-то какое дело?! Я-то чего суечусь? Что со мной-то происходит?!
Он и в самом деле суетился, он не мог найти покоя. Он почему-то чувствовал себя замешанным в это дело и обязанным его разрешить.
В общем-то в глубине души Вениамин знал ответ на этот вопрос. Ответ заключался в зависти. Да, да, это очень дурное, позорное чувство, однако Веня мучился от него уже несколько лет. Все началось года три назад, когда пропала невеста Коли Сибирцева и он позвал друга Веньку на помощь. Они тогда под видом врачей «Скорой» (в смысле, воспользовавшись служебным положением!) вломились в дом к местному авторитету Родику Печерскому и, заморочив голову охраннику, отыскали молодую женщину. Теперь, как уже было упомянуто выше, Николай Сибирцев состоял в счастливом браке и не переставал благодарить Вениамина за своевременную помощь. Потом приключилась эта история с Андреем Струмилиным, который сначала запутался в двух сестричках-близняшках, одна из которых была грешным ангелом, а другая – непорочной дьволицей. Благодаря Андрею была спасена уникальная картина Серебряковой, которую пытались вывезти из какого-то провинциального музея, а он вернулся из этого городишки с простреленным плечом – и женатым на ангеле. Потом доктор Алехан Меншиков связался с каким-то подозрительным типом, подцепившим редчайшую болезнь Аддисона в такой форме, что лицо его напоминало бронзовую маску. Оказывается, его из мести отравляла мышьяком девушка, которую он считал приемной дочерью. Меншиков не только выяснил причину мести («бронзовая маска» некогда убил отца девушки), не только разоблачил преступницу, но в конце концов женился на ней![13]
Разумеется, Вениамин завидовал не тому, что все его три друга нашли себе спутниц жизни таким романтическим способом. Он считал свой брак вполне удачным, и даже если верность Инне особенно не хранил, то расставаться с женой ни под каким видом не собирался. Но он умирал от зависти потому, что с ребятами происходили какие-то невероятные истории, которые благополучно закончились только благодаря их мыслительным усилиям. А ведь Венька был старше, опытнее их, он раньше пришел в «Скорую», он обучал их, можно сказать, азам ремесла, он не раз покровительственно качал головой в их адрес, приговаривая: «Наберут детей во флот...» А теперь эти салажата обошли его, старого медицинского волка!
Ему не требовалось признание, медаль «За охрану общественного порядка», музыка-туш и бурные, продолжительные аплодисменты. Ему нужно было доказать себе, именно себе, что он, Вениамин Белинский, сможет, что не слабо ему сделать то, что с такой легкостью сделали друзья!
Нет, а почему он даже перед самим собой ищет каких-то оправданий столь естественному желанию, как стремление распутать преступление? Ведь даже если ничего не получится, никто об этом не узнает! Так делай то, что тебе так хочется сделать! Нереализованные желания, как говорят, угнетают психику.
Вениамин выбросил из-под подушки омерзительно воняющую книжку, устроился поудобнее – и приступил к реализации своего желания. Чтоб не угнетало.
С каких слов начинается всякое расследование, если верить детективным романам? Со слов: «Значит, так...»
Значит, так... Убит человек по имени Владимир Сорогин, скандальный писатель. Предполагаемый убийца – некий Д.К. Холмский, бесследно исчезнувший агитатор из штаба кандидата Ломова. Можно поручиться, что милиция отрабатывает именно этот след. Но задача Вениамина – внутренняя задача! – не просто распутать это преступление, а доказать, что Холмский тут ни при чем.
«А если при чем? – спросил чей-то каверзный голос – как показалось Вене, это был голос его собственного здравого смысла. – А если именно Холмский прикончил Сорогина? Получается, ты будешь доказывать, будто черное – это белое?»
Ну и в пень! Ну и буду доказывать!
Значит, так... Надо как можно больше узнать об этом самом Сорогине. Адрес, семейное положение и все такое. То же самое надо разузнать о Холмском. Это для начала. Потом поискать между ними точки соприкосновения. Если их нет – тем лучше. Вполне может быть, что папка Холмского попала в квартиру Сорогина совершенно случайно. К примеру, Холмский забыл ее в маршрутке, в троллейбусе, да мало ли где?
Короче, сначала надо выяснить домашние адреса.
– Шестая, на вызов! – загремело из динамика, укрепленного прямо над Вениной головой. По молодости лет он, бывало, вздрагивал, внезапно услышав над собою трубный глас, а теперь воспринимает это абсолютно спокойно. Жаль, конечно, отрываться от только что начатого расследования, ну да ничего. Ведь Вениамин не собирался в поисках искомых данных ехать в адресное бюро. Это пришлось бы пилить на Рождественку, бывшую Маяковку, идти в сберкассу и платить какие-то там восемь или десять рублей за справку, потом возвращаться в бюро (наличными там не берут, не могут поступиться принципами!), ждать, пока фигурантов найдут... Причем с него будут требовать год рождения, имя и отчество Холмского, а про того известно только, что он Д. К. У Сорогина Веня знает имя, а все же год рождения и отчество его тоже неизвестны. Нет, все это – лишние хлопоты. Он пойдет другим путем, а именно: позвонит по телефону.
Веня выглянул в окно. Машина еще не вышла из гаража, то есть несколько минут у него еще есть.
Он достал телефон, набрал свой домашний номер и, когда Алевтина Васильевна взяла трубку, сурово вопросил:
– Сержант Шапошникова? Вы готовы к исполнению боевого задания?
Надобно сказать, что теща Вениамина проработала до пенсии в визовом отделе УВД. Сначала там служила в военном чине, потом ушла в отставку и оставалась на должности вольнонаемной. А поскольку она была женщина общительная, знакомых у нее в органах и около них осталось невероятная уйма. Скажем, одна из закадычных подружек Алевтины Васильевны возглавляла именно городское адресное бюро. И Веня не сомневался, что она с радостью окажет подружке такую невеликую услугу, как нахождение адресов двух граждан.
В том, что теща не откажется помочь, Веня не сомневался тоже.
Правда, при упоминании Холмского Алевтина Васильевна мгновенно насторожилась:
– Это не тот ли парнишка, что у нас агитировал? Зачем он тебе понадобился?
– Затем, что он не только у нас агитировал, – пояснил Веня, заранее готовый к этому вопросу. – Я был на вызове в одном доме, так этот Холмский там все свои документы позабыл. Хозяева хотят вернуть, а куда – не знают. В штабе не отвечает телефон... Помоги, теща, ладно?
– А кто такой Сорогин, тоже агитатор? – не унималась Алевтина Васильевна.
– Да нет, это... это я для Сибирцева справку навожу, – соврал Веня, зная, во-первых, что теща чрезвычайно благоволит к Николаю и будет счастлива исполнить его просьбу, а во-вторых, Колька сейчас все равно парится где-то на Сицилии и не знает, что приятель нагло воспользовался его именем и авторитетом.
– Через полчаса перезвоню, – пообещала теща, и Вениамин, схватив со спинки стула халат, выбежал из комнаты отдыха, потому что под окошком уже зафырчал мотор.
Не через полчаса, а минут через пятнадцать он получил первую информацию для своего расследования. Ни человека с данными «Владимир Сорогин», ни человека с данными «Д. К. Холмский» в адресном бюро Нижнего Новгорода не значилось.
Вениамин с неудовольствием признал, что работа сыщика может оказаться ему не по зубам. Приходилось смириться с этим – хотя бы временно – и делать то, что он делать умел. Например, оказывать первую помощь при попытке суицида в Печерах, куда он был сейчас вызван.
Бенуа д'Юбер. 1 августа 2002 года. Париж
Ему ничего не надо было объяснять. Лишь только увидел вылетевшую из подъезда Флоранс – глаза вытаращены, рот стиснут в ниточку, – сразу понял, что дело провалилось. Уж больно свирепое было у нее выражение лица!
– Аут! – выдохнул он, и Тьерри, сидевший за рулем, ошеломленно пробормотал:
– Похоже, что так...
– Эй! – высунулся из машины Бенуа. – Сюда! Давай сюда!
Девушка со всех ног кинулась к нему, влетела на заднее сиденье, и Тьерри дал газ еще прежде, чем она захлопнула дверцу.
Флоранс оглянулась, Бенуа – тоже. Но никто не гнался за девушкой, синяя кованая дверь оставалась неподвижна.
– Ну что там? Что ты напортачила? – спросил Бенуа – и еле успел отпрянуть, с такой яростью повернулась к нему Флоранс. Чудилось, еще мгновение – и она просто выцарапает ему глаза:
– Я?! При чем тут я?! Этот тип пришел не один, а с приятелем, и вот его приятель-то все и напортил! Он умудрился просечь ситуацию, ни слова не зная по-французски!
– Как же ты поняла, что он ее просек? – нахмурился Бенуа. – Может быть, ты зря запаниковала?
– Зря?! Если бы я не запаниковала, эти русские хитрецы меня уже через минуту скрутили бы, а потом вызвали бы полицию. Сам понимаешь, комиссариат – последнее место, куда я пойду по своей воле.
– Да что произошло-то, можешь ты описать?
Флоранс угрюмо отмахнулась:
– Ты прекрасно знаешь, что я не трусиха. И если я в таком темпе сделала ноги, значит, к тому была масса причин.
– Кстати, о ногах, – полуобернулся Тьерри. – Неужели они не засмотрелись на твои ножки? И на все прочее?
– Ну тот, По-ни-соф-ски, – с трудом выговорила она трудную фамилию, – вообще ничего не соображал, он бы даже не заметил, если бы я разделась перед ним и легла, раздвинув ноги. Я его здорово шарахнула известием о похищении этой девчонки, из него можно было бы теперь веревки вить, если бы не тот, другой! Откуда он только взялся, не понимаю! Робот какой-то, а не человек. Он меня насквозь просвечивал, мигом просек, что я вру. Мы плохо позаботились о деталях, вот что!
– Например, о каких?
– Ну, например, этот робот сразу разглядел, что в углу, куда ты меня посадил, уже был мусор, то есть я села, когда квартира уже была разорена. А это не совпадало с тем, что я им говорила. – Флоранс безнадежно махнула рукой. – Я сразу поняла, что дело неладно, когда он начал себя по заднице хлопать и тыкать пальцем в мою юбку.
– Ну а что еще ты поняла? – скептически поглядел в зеркальце Тьерри. – Подумаешь, на задницу показывал! Может, он тебя трахнуть хотел извращенным способом.
– Трахнуть! У тебя одно на уме. Нет, не о траханье речь шла. Конечно, я не могу ручаться за каждое слово, они ведь по-русски говорили, но смысл был понятен.