Что на следующий же день сплетни прекратились, но им на смену пришла новая (напасть?). Что широкая дорога, по которой двигался наш отряд, начала сужаться, пока не стала обычной тропою, по которой могла пройти одна лошадь с всадником, по подвода пройти не могла. И что после совещания мы решили вначале рубить кусты и деревья по краям тропы, чтобы запряжённые лошадьми подводы всё же могли идти вперёд, но на это уходило слишком много времени, и даже когда лес рубили солдаты вместе с индейцами, мы не могли продвинуться более чем на пол-лиги до захода солнца.
Что поэтому на следующий день решили оставить подводы с охраной и одним проводником на месте, расчистив вокруг них необходимое пространство для обороны в случае неожиданного нападения, и взяв двадцать пять человек и двух индейцев, отправиться далее, чтобы разведать местность, и узнать, скоро ли закончатся заросли. И что местом для их стоянки мы выбрали (прогалину?) , на которой стояли несколько каменных идолов, потому что на ней деревья росли редко, и работы с рубкой деревьев было меньше. И что на этой поляне под командой сеньора Херонимо Нуньеса де Бальбоа с подводами остались десять арбалетчиков, и трое воинов с аркебузами, и двое конных, а также индеец Гаспар Чу, прочие же ушли со мной и сеньором Васко де Агиларом.
Что мы условились вернуться через три дня или ранее, а всего же они должны были ждать нас не менее недели, после чего идти обратно к Мани. И что брат Хоакин, дав своё благословление остающимся, решил отправиться вместе с нами. И что обустроив лагерь и попрощавшись с нашими товарищами, мы вышли в путь утром следующего дня.
И что с тех пор я больше никогда не видел благородного и отважного сеньора Херонимо Нуньеса де Бальбоа, и никого из оставшихся с ними солдат, живыми или мёртвыми»
Я снова взглянул на часы: времени было уже начало пятого. Хотя обычно приблизительно в это время я встаю и иду на кухню, чтобы приготовить себе ужин, обычного голода я не ощущал; единственное, чего мне хотелось – узнать, что же было дальше. Уже намного позже я постиг замысел человека, писавшего эти страницы: рассказываемая им история преднамеренно напоминала болото. Стоило вступить в неё – при чём, как оказалось, было совсем необязательно читать его книгу сначала, – и прерваться казалось невозможным, покуда оставались ещё непрочитанные страницы. Автор словно расставлял среди строк силки, заманивая неосторожного читателя обещаниями грядущих тайн, намекая на исключительность случившегося с ним и вместе с тем не позволяя ни на секунду усомниться в действительности описываемых событий.
Всё больше подмывало бросить переводить этот рассказ по абзацам и сразу прочитать его до конца. Обычно я так и поступаю, чтобы сперва охватить общий смысл текста. Но здесь был слишком сложный язык, и я боялся, что если начну перескакивать через незнакомые слова, которых было больше половины, от меня может ускользнуть некая драгоценная деталь, дающая ключ к пониманию будущих загадок.
И чем дальше я читал, тем больше мне казалось, что мне довелось столкнуться с крайне необычным документом. Отчего-то я был совершенно уверен, что не перевожу, скажем, известный приключенческий роман восемнадцатого или даже девятнадцатого века, подложенный мне знакомым шутником. В этих листах, в этих буквах, в этих предложениях всё было подлинным: и неровно обрезанная по краям бумага, и заметные под лупой различия между печатными знаками, и скупой, точный, офицерский язык повествования.
Пока я размышлял, стоит ли идти на кухню, чтобы ставить на огонь воду для макарон, глаза, будто притянутые магнитом, сами собой вернулись на то место, где я закончил перевод. Вопрос был решён.
«Что мы достигли того места, где сельва заканчивалась, ещё до наступления темноты. И что когда мы вышли из леса, то увидели, что стоим на высоком берегу неизвестной реки, не очень широкой, но стремительной, с непрозрачной водой зелёного цвета; и что на пологом берегу местность идёт открытая, и земля там поросла только невысокой травой, а в отдалении виднеются горы с отвесными скалистыми краями.
Что посоветовавшись с сеньором Васко де Агиларом, хотели идти назад вечером того же дня, встав на привал, где нас застанет ночь. И что во время нашей с ним беседы с северо-востока, откуда мы пришли, послышался далёкий грохот; и что приняв его за выстрел из аркебузы, мы подумали, что это сигнал тревоги, подаваемый нашими товарищами, оставшимися с подводами. Но что когда один из проводников взобрался на дерево, чтобы посмотреть, не видно ли чего, то сообщил, что с той стороны, откуда был слышен звук, на нас идёт гроза.
Что оба индейца и те из солдат, которые служили на Юкатане уже не первый год, были очень удивлены этим, потому что до сезона дождей оставалось ещё несколько недель, и непогода была редка. И что по прошествии некоторого времени с северо-востока снова послышался грохот, но теперь он напоминал гром более отчётливо, потому что источник его был ближе. И что менее чем через полчаса чёрные тучи заволокли небо и над тем местом, где мы стояли, и начался ливень, а за ним и гроза.
Что из-за грозы в тот день мы не смогли выйти в обратный путь, а решили остаться на ночлег там, где стояли. И что разбили там лагерь, выйдя из-под деревьев. И что гроза бушевала всю ночь, и молнии сверкали прямо над нашими головами; и что в одного солдата, укрывшегося вопреки приказу под деревом, попала молния, и он умер. И что это навело немалый страх и на индейцев, и на остальных солдат.
Что на следующий день погода была снова ясной, и солнце пекло жарко. И что погибшего солдата похоронили по христианскому обычаю, а брат Хоакин отпел его и помолился за прощение его грехов. И что пока возвращались к месту, где оставили подводы с охраной, солдаты опять говорили про индейских божков, и про попавшую в их товарища молнию; и чтобы помешать им поддерживать эти сплетни, я всё время держал обоих проводников при себе, однако солдаты всё равно продолжали говорить об этом.
Что дорогу к лагерю мы нашли без труда, хотя земля и разбухла из-за дождя; но что когда вышли на ту поляну, где оставили подводы и охрану, там не было ни души; и что приказав всем солдатам ждать нас на месте, я с сеньором Васко де Агиларом и двумя индейцами обследовал и поляну, и дорогу, уходящую от неё в обратном направлении. И что не обнаружил ни следов борьбы, ни брошенных вещей, ни оставленных знаков, ни отпечатков от колёс телег и конских подков; и что поскакал дальше по дороге, надеясь найти хоть кого-то из отряда, или какие-то следы, но проскакав полчаса, никого не нашёл и вернулся.
Что за время моей поездки проводники нашли то, чего мы не увидели в начале: одна из каменных статуй божков, стоявшая уже среди деревьев и под их листвой, оказалась вся густо покрыта засохшей кровью, которую не смыло дождём, потому что идол был прикрыт листьями деревьев. И что подумал на индейца Гаспара Чу, заподозрив его в предательстве, и хотел приказать схватить двух остальных, но прежде чем успел это сделать, меня подозвал сеньор Васко де Агилар, стоявший на небольшой поляне чуть поодаль от главной. И что на этой поляне стоял большой квадратный камень с углублением посередине и желобками, отходящими от него к краям; и что на этом камне лежал наш проводник Гаспар Чу, и одежда с него была снята, и его грудная клетка рассечена и раскрыта, и сердце его было изъято и пропало.
Что, договорившись ничего не рассказывать солдатам, запретили делать то же проводникам под страхом виселицы, и поспешно покинув это место, и не оглядываясь на него, двинулись снова на юго-запад»
За окном шумел дождь, но, в отличие от сухого сезона на Юкатане, для октябрьской Москвы в этом ничего необычного не было. Я с надеждой перевернул последний лист, ища там начало следующей главы. Тщетно: там было только нарисовано, кажется, от руки, и довольно неумело, одной линией, странное существо. Это был уродливый человечек с длинным носом, сидящий, вытянув ноги и уперевшись в них одной рукой. Другая была выставлена вперёд и повёрнута ладонью вверх; с шеи свисало ожерелье с привязанным к нему талисманом. Под картинкой стояла подпись «Chac». Этого слова я не нашёл ни в одном словаре, ни той же ночью, ни на следующий день, когда подчищал и редактировал текст в библиотеке, перед тем как сдавать его в бюро.
Когда всё было готово, я обозначил рисунок в переводе его схематичной пародией, снабжённой оправдательной надписью «Рис.1», так и оставив название непереведённым. Аккуратно уложив листы в папку, ещё раз бросил взгляд на последний из них, прежде чем закрыть её. Уродец на картинке торжествующе улыбался. Я поскорее защёлкнул латунный замок и начал одеваться.
На моём столе лежали две одинаковые стопки бумаги: два экземпляра переписанного начисто и набранного перевода второй главы книги, названия которой я пока не знал, но собирался выяснить в ближайшее время. Один из них я положил в пакет вместе с кожаной папкой. В моём контракте нигде не было сказано, что я не имею права оставить себе копию.