Закон требует, чтобы тело было брошено в яму. Помощники палача подняли казненного за ноги и спустили труп в яму. Могильщик соскользнул в могилу и выровнял тело, еще не успевшее окоченеть. Затем он взял голову из рук сыновей и положил ее между ног трупа. Молившийся аббат бросил горсть земли в могилу.
Это оказалось уже выше сил несчастных. Братья разразились рыданиями с душераздирающими возгласами:
– О, отец! Отец!
– Плачьте, друзья мои, плачьте, – произнес аббат, – но будьте мужественны. Смерть ничего не значит – спасите его честь.
Винсент и Шарль оставались до тех пор, пока могила была совершенно засыпана.
Когда все было закончено, они огляделись и увидели, что помощники палача и жандармы уже уехали. Аббат предложил им свой экипаж, чтобы вернуться в Париж, но они отказались.
– Прощайте, дети мои, – сказал тогда аббат, – и не забывайте, что я весь в вашем распоряжении – днем и ночью, когда бы вам ни понадобилось. До свиданья!
Священник в свою очередь сел в экипаж. Оставшись вдвоем, несчастные молодые люди взялись за руки.
– Шарль, начнем сейчас же, – проговорил Винсент. – Пойдем к Берри.
– Да.
Опустившись на колени перед могилой, они помолились, затем покинули кладбище и, взявшись за руки, отправились в Париж.
Глава 3. Три брата
Сыновья Корнеля Лебрена были красивые молодые люди. Старшему, Винсенту, было двадцать четыре года. Ростом немного выше среднего, он был строен и изящен, одевался без всякой изысканности, но это скрадывалось изяществом и грациозностью движений. Бледное лицо его было очень выразительно: высокий лоб, обрамленный темно-каштановыми волосами, прямой нос, красиво очерченный рот с губами ярко-красного цвета, оттененный рыжеватыми усами; темные глаза, сверкавшие из-под длинных ресниц, придавали взгляду особенную прелесть.
Младшему – Шарлю, было двадцать два года. Почти такого же роста, как брат, он был тоже хорошо сложен и чертами лица напоминал брата. Но глаза у него были голубые, волосы – настолько светлые, что ресницы казались почти белыми. Маленький рот оттенялся шелковистыми усами.
Сначала они шли молча, и только на бульваре Госпиталя Винсент сказал Шарлю:
– Мы сегодня же начнем исполнение воли нашего отца. Я еще не знаю, какие средства мы употребим – поговорим об этом, когда будем спокойнее, но мне кажется, что, прежде всего мы должны договориться вот о чем: воля нашего отца должна остаться в тайне. Кроме нас никто не должен знать данного приказания. Будем делать вид, что покорились совершившемуся.
– Совершенно с тобой согласен.
– Благодаря такому образу действий истинный виновник будет жить спокойно, и мы легче достигнем нашей цели, воспользовавшись его уверенностью в безнаказанности. Но это решение должно касаться всех, даже нашей сестры. Мы одни должны знать, что отец оставил завещание.
– Да, брат.
– Я говорю тебе об этом для того, чтобы ты не проговорился у Берри.
Это были единственные слова, которыми они обменялись за всю дорогу.
После получасовой ходьбы братья пришли на улицу Барбетт в Маре.
Там они подошли к дому, стоящему в середине улицы, и постучались.
Им отворил молодой человек. Увидев их, он отступил назад, пораженный, и срывающимся голосом спросил:
– Почему вы пришли так рано?
– Мы пришли оттуда.
– Оттуда?.. Откуда?
Винсент сделал над собой усилие и глухим голосом проговорил:
– Это было сегодня утром. Мы пришли с казни.
– Все кончено?
Братья молча опустили головы. Открывший им дверь молодой человек закрыл лицо руками, словно желая прогнать зрелище, которое при их словах представилось его глазам.
– О, Боже мой! Боже мой!
Несколько минут продолжалось молчание, нарушаемое только рыданиями детей Корнеля Лебрена и вздохами того, к кому они пришли. Наконец, овладев собой, Винсент поднял голову, вытер слезы и, взяв молодого человека за руку, сказал ему:
– Андре, наш отец умер, и в настоящую минуту я глава семейства. Справедливо или нет – общество удовлетворено. Оно отомстило, наказывая нас. Первая обязанность, которую я должен исполнить – это заменить того, кого у нас отняли, и для этого я пришел к тебе.
Тот, кого звали Андре, весь погруженный в ужасные мысли о казни, едва ли слышал, что говорил ему Винсент.
Он качал головой, повторяя:
– Все кончено! Его казнили!
– Андре, – сказал Винсент, – не будем больше о нем говорить, а то нам не хватит мужества исполнить свой долг. Мы пришли поговорить с тобой о серьезных вещах.
– О серьезных вещах… – повторил молодой человек, поднимая голову.
Затем он пододвинул к камину два кресла, жестом приглашая братьев садиться, и, стоя перед ними, произнес:
– Теперь, друзья мои, я слушаю вас.
Винсент задумался на несколько минут, затем поднял голову и, пристально взглянув на Андре, сказал:
– Андре, прежде чем я продолжу, ты должен поклясться мне, что ответишь откровенно на мой вопрос. Поклянись!
– Клянусь тебе, что я скажу истину, – отозвался Андре, стараясь по лицу своего друга угадать, что он может у него спросить.
– Ты клянешься?
– Да, клянусь.
Винсент встал и, остановившись перед Андре, посмотрел ему прямо в глаза.
Шарль также поднял голову и глядел на Андре. Тогда старший брат заговорил.
– Андре, веришь ли ты в виновность нашего отца?
Молодой человек побледнел. Его губы задрожали. Было очевидно, что он затруднялся ответить. Он, казалось, колебался, и братья, наблюдавшие за ним, уже начали хмурить брови. Но он, секунду помедлив, сказал:
– Клянусь вам, я не считаю его виновным!
И он в свою очередь взглянул на братьев, пытаясь понять, какое впечатление произвел его ответ. Братья с благодарностью улыбнулись.
– В таком случае, я могу говорить с тобой откровенно, – сделал вывод Винсент, садясь на прежнее место.
– Разве вы сомневались во мне?
– Со времени ареста нашего отца ты не был у нас ни разу.
– Я извинился в письме.
– Это правда, но…
– Но, – перебил Андре, – вы подумали, что то, что я писал, было неискренним.
Братья наклонили головы в знак согласия.
– Вы подумали, что я оставляю вас в минуту несчастья, но вот истина: обвинение, выдвинутое против вашего отца, должно было расстроить предполагавшийся союз между вашей сестрой и мной. Со времени ареста Корнеля Лебрена вы отправили Маргариту к родственникам, чтобы спокойно посвятить себя следствию, которое должно было доказать невиновность вашего отца. Мои посещения для вас были бесполезны, я стеснил бы вас, а я не хотел этого. Мне казалось более приличным написать вам, что ввиду поразившего вас несчастья я прекращаю мои визиты, но готов служить вам каким бы то ни было способом.
– И это были истинные твои мысли?
– Да, я так думал и думаю.
– У тебя не было желания избежать общения с семьей убийцы?
– Я не верю в то, что Корнель Лебрен был убийцей, – твердым голосом ответил Андре. – Я был другом господина Лебрена – я продолжаю оставаться другом его сыновей.
– Мы явились просить у тебя большего, Андре.
– Говорите.
– Андре, ты любишь нашу сестру Маргариту?
– Я люблю ее по-прежнему.
– Наша сестра любила тебя. Мы явились спросить у тебя: сохранил ли ты к дочери казненного ту любовь, которую питал к ней раньше? Мы хотим узнать, достаточно ли ты ее любишь, чтобы жениться на ней? Если ты скажешь «нет», мы не будем испытывать к тебе ни вражды, ни ненависти. Надо быть сильным человеком, чтобы оградить дочь от падающей на нее тени обвинения, из-за которого пострадал ее отец.
Вопрос прозвучал категорически, нельзя было отделаться пустыми словами, и молодой человек понял это. Он опустил голову и страшно побледнел.
– Жениться на Маргарите… – повторил он вполголоса и смолк.
Братья ждали несколько минут, наблюдая за ним, но видя, что он не отвечает, переглянулись, покачав головами, и встали.
– Прощай, Андре, – сказал старший, – мы поняли тебя и не имеем права осуждать.
– Бедная Маргарита! – проговорил Шарль.
Они хотели выйти из комнаты, но Андре бросился к двери и, преградив им дорогу, вскрикнул:
– Я не сказал, что отказываюсь. Я даже не знаю, о чем думал. Просто мне пришли в голову требования светского общества, с которым человек вынужден иметь дело. Я, как и вы, убежден в невиновности вашего отца, но для всех других она будет дочерью казненного. Но я не отказывался, я только обдумывал положение, которое готов принять. Дети не отвечают за своих отцов. Дочери, выходя замуж, принимают новое имя, и даже если бы отец был виновен, и Маргарита носила его имя, то и тогда она все-таки ни в чем не виновата, а моя любовь достаточно велика, чтобы защитить ее от тех, кто стал бы искать в ней кого-либо другого кроме мадам Берри. Шарль! Винсент! Мои дорогие братья, я прошу у вас руки Маргариты Лебрен, вашей сестры.
Несчастные молодые люди с мокрыми от слез глазами нежно пожали руку Андре. Затем все трое уселись вокруг камина, и Андре продолжал:
– Помолвка была уже объявлена, все было готово, поэтому понадобится намного времени, чтобы все завершить. И я полагаю, что вы желаете ускорить заключение этого брака.
– О, да. Мы мужчины и должны все перенести, но Маргарита остается без семьи, так как молодая девушка не может жить с двумя молодыми мужчинами.
– Я совершенно с вами согласен.
– Случившееся несчастье должно тяжело на нее подействовать! Она любит тебя, и ты один дашь ей силу, необходимую для того, чтобы противиться горю. Ты ее любишь, и мы снова убедились, что ты честный человек, вполне достойный любви, которую ты ей внушил. Мы знаем, что она будет счастлива. Завтра же мы займемся всем необходимым, и через две недели вы будете женаты.
– Да, мы обвенчаемся как можно проще, и не будем приглашать никого, кроме свидетелей.
– О нет, – перебил Винсент, – свадьба будет тихая, но такая, какая должна была быть. Мой отец требовал этого. Она будет венчаться в белом.
– Что ты говоришь? – произнес с удивлением Андре.
– Мы не будем носить траура по нашему отцу. Он мученик, и его смерть должна быть нашей славой.
– Как только Маргарита выйдет замуж, вы, по всей вероятности, станете искать настоящего виновного?
– Нет, эти поиски нам запрещены, – отвечал Винсент, следуя заранее обговоренному плану.
– Вы правы, друзья мои, постарайтесь забыть это.
– Да, мы забудем, – отозвались братья со странными улыбками.
– Разве Маргарита уже вернулась от тетки?
– Нет, мы вызовем ее завтра, и с завтрашнего дня ты будешь каждый день приходить к нам обедать.
– Отлично!
– У меня к тебе большая просьба. Пожалуйста, не говори ни слова при Маргарите о нашем отце.
– Бедняжка! Разве она ничего не знает?
– Нет, она все знает, но для нее и для нас гораздо лучше не говорить об этом.
– Да, вы правы. Она стала бы плакать, а слезы убивают некоторых людей.
Затем братья встали.
– До свиданья! До завтра, брат Андре!
– До свиданья, – отвечал последний.
Трое молодых людей обнялись, и братья ушли.
Заперев за ними дверь, Андре вернулся к камину, сел в большое кресло и несколько минут просидел, закрыв лицо руками, думая о том, на что решился.
– Странный союз! – проговорил он, наконец, по всей вероятности разогнав последние сомнения, которые мучили его при мысли о женитьбе на дочери казненного.
Глава 4. Завещание
Две недели спустя после событий, описанных нами, около одиннадцати часов вечера в освещенных окнах первого этажа ресторана Дор можно было увидеть человек двенадцать, сидящих вокруг большого стола. Они отмечали обедом брак Маргариты Лебрен и Андре Берри. Когда приглашенные на свадьбу приехали в ресторан, лакеи говорили:
– Право, можно подумать, что это не свадьба, а похороны.
Но благодаря хорошим винам обед мало-помалу оживлялся, и за десертом все были уже веселы.
Один из родственников жениха, торговец мебелью из предместья Сент-Антуан, отвел в сторону старшего из братьев новобрачной, Винсента.
– Мсье, – сказал он ему, – буду откровенен. Если мой племянник женился на вашей сестре, то, конечно, не по моей вине. Вы знаете, что мы, люди коммерческие, имеем предрассудки; во всяком случае, она – дочь человека, который был осужден… Осужден и казнен.
Винсент слушал с улыбкой на губах. Он был бледен и не шевелился.
– Вы скажете мне на это, что если отец был убийца, то из этого еще не следует, что сыновья и дочь люди не честные. Конечно, не могу сказать, что я сам воплощенная честность, и сын у меня негодяй, но это ничего не значит. Я говорил моему племяннику: «Ты напрасно женишься на дочери убийцы». Я человек откровенный и говорю то, что думаю.
Винсент был бледнее мрамора, на губах его выступила пена. Тем не менее, он отвечал:
– Да, вы откровенны.
– Да, таков уж я родился. К счастью, ваша сестра изменит имя. Но знаете, когда я сюда приехал, я говорил себе: «У них будет мрачный вид в трауре!» И что же? Невеста одета в белое, вы одеты, как все. Это удивило меня. Я сказал себе: «Почему они одеты таким образом?» А потом я понял и благодарю вас за это. Вы сказали себе: «Мой отец большой преступник, он обесчестил нас, но мы постараемся забыть об этом и в доказательство того, что мы о нем не жалеем, что мы не зависим от него, мы не будем носить по нему траур». Это очень хорошо, молодой человек! Я человек откровенный и говорю вам в двух словах – это очень хорошо!
– Благодарю вас, мсье, – откликнулся Винсент.
Старший сын Корнеля Лебрена стоял, опершись о стену и заложив руку за борт жилета. В продолжение всей тирады торговца мебелью он стоял совершенно спокойно и даже улыбался. Когда же родственник новобрачного отошел, Винсент глубоко вздохнул и вынул руку из-за жилета – ногти его были в крови: с такой силой он впился ими в грудь, чтобы сдержаться.
Около полуночи, когда гости стали разъезжаться, торговец мебелью сказал своему племяннику:
– Друг мой, дело сделано, его не переделаешь, но я надеюсь, что ты не будешь видеться с ее семьей, и разлучишь свою жену со всеми этими людьми.
– Да, дядюшка, насколько возможно.
Когда Шарль и Винсент подошли к сестре, чтобы проводить ее до экипажа, она обратилась к ним:
– Винсент, ты обещал мне, что в тот день, когда я выйду замуж, ты скажешь мне, почему мы не должны плакать, почему я как можно скорее должна выйти замуж; теперь я требую, чтобы ты сдержал свое обещание»
– Маргарита, повторяю тебе еще раз: все это тайна, которую знают и должны знать только дети казненного.
– Я помню это, Винсент.
В эту минуту к ним подошел Андре. Маргарита встала и, поцеловав брата, взяла мужа за руку.
Винсент пожал руку Андре, говоря;
– Мы отдаем тебе нашу сестру и знаем, что даем тебе верную и преданную подругу. Она хорошая партия, к тому же, женясь на ней, ты делаешь доброе дело. Надеюсь, что вы будете счастливы.
Между тем гости громко кричали за столом, приглашая новобрачных выпить на прощанье.
Обнявшись еще раз, сестра и братья расстались.
Сыновья Лебрена вышли на шоссе, потом свернули на бульвар, идущий вдоль кладбища, и повернули направо на улицу Ла-Рокетт.
Проходя по площади, они оба сняли шляпы, затем, повернув на вторую улицу направо, постучались в дверь одного из домов. Им отворила старуха, и прежде, чем они успели заговорить, она спросила:
– Вы господа Лебрен?
– Да.
– Входите, господин аббат ждет вас.
Сопровождаемые старухой, молодые люди прошли на первый этаж. Старуха открыла одну из дверей и сказала:
– Господин аббат, господа Лебрен пришли.
– Хорошо, – отвечал голос, – пусть войдут.
Раскланявшись с аббатом, братья по его приглашению сели возле камина. Тогда аббат заговорил.
– Дети мои, – сказал он, – вы исполнили первое желание вашего отца, теперь руки у вас развязаны, и вы можете посвятить себя исполнению его следующего желания.
– Мы готовы сделать это!