Жалобно мяукнув, из-за киоска выскочила мокрая черная кошка, перебежала дорогу и исчезла в кустах. Я попыталась сосредоточиться на том, что кошка была мокрая, а не черная. Однако при виде темной аллеи в голову полезли жуткие мысли.
«Ты – Дыханье осени! – напомнила я себе, – во-первых, ты непобедима, во-вторых, невидима!»
Аутотренинг здорово помог мне, пока я шла по аллее, еле сдерживаясь, чтобы не помчаться быстро и трусливо вперед.
К счастью, мне встретился только дедуля, выгуливавший мопса. Но и он спросил у меня, который час, и это заставило меня усомниться в моей невидимости.
Я ответила дрожащим голосом, после чего мопс чихнул мне прямо на кеды, и я заторопилась дальше.
Вдоль гуманитарного я кралась осторожно, прижимаясь к стенам, ощущая прохладное спокойствие камня.
Как тихо кругом... Только листья шуршат под ногами.
Вот и мусорный бак. Надо было захватить перчатки, грязный он ужасно. Я подошла к двери и прислушалась. Тихо. Потом навалилась на бак, стараясь сдвинуть его с места. На удивление легко он отъехал от двери. Я скользнула в образовавшуюся щель между баком и дверью и снова прислушалась. А затем тихонько толкнула дверь. Она не поддалась. Я толкнула посильнее. Дверь не двинулась. Я толкнула снова, а потом еще раз, и только в пятый раз до меня дошло – заперто. Кто-то нашел мою шпильку, вытащил ее и запер дверь. Или шпилька сама выпала, а дверь защелкнулась.
Как бы то ни было – мой план провалился. Я чуть не взвыла! Что – все зря?! Зря соврала папе, отбивалась от типа с желтыми зубами, рисовала Дыханье осени, в конце концов?!
Что мне, возвращаться к Нике ни с чем?
Я вспомнила лицо Сени. «Будут бить, будем плакать». Нет, уж плакать я вам не позволю, ребята. Надо доделать дело до конца.
А что, если... Пойти к Рыжему и попросить его показать мне кафедру?
Я направилась ко входу во второй вестибюль. Для этого обошла здание, миновав вход в главный вестибюль (он был заперт, а ручка двери, как я и думала, перевязана цепью).
Однако чем ближе я подходила к фонарю у второго входа, тем быстрее таяла моя решимость.
С чего я взяла, что Рыжий покажет мне кафедру? Во-первых, не факт, что у него есть ключ. Ключ, конечно, есть у меня, но разве это не вызовет подозрения охранника? А если он вызовет полицию?
Вряд ли получится складно врать папе про метасемиотический анализ, когда он будет вызволять меня из отделения...
Вся в сомнениях, я забралась в кусты напротив второго входа и там затаилась. Глянула на часы. Обе стрелки показывали на Пукку, спящую в обнимку со своим котом Яни. Почти полночь.
Я раздвинула мокрые холодные кусты. Через стеклянную дверь был виден пост охраны, за ним – Рыжий.
– Ага, – пробормотала я.
Рыжий один. Скоро двинется в обход здания. Судя по тому, что было написано на стенде, возле обитой бархатом доски, обход ночная охрана совершает каждые два часа.
Значит, пока он бродит вокруг гуманитарного с фонариком, я смогу проникнуть внутрь. Конечно, существовала опасность столкнуться с дедом внутри. Но этот вариант – единственный.
Я сунула в рот леденец из коробочки, кинула рюкзак на землю и села сверху, не спуская взгляда со стеклянной двери. Дождик прекратился, но все равно было холодно. Я обхватила себя руками. Очень хотелось надеяться, что Рыжий не станет тянуть с обходом слишком долго. Иначе я закоченею и скоро составлю компанию тому дядечке с фотографии на бархатной доске. Я раскусила леденец на две половинки и вдруг замерла. За моей спиной послышался шум. Я обернулась, и мне показалось, что кусты зашевелились.
Я чуть не подавилась леденцом.
«Ты – Дыханье осени!» – напомнила я себе снова, но это уже было похоже не на внушение, а на крик внутри меня.
Ко всему прочему я вспомнила название этих кустов. «Девушкины слезки».
Кусты снова зашевелились.
– Кто там? – не выдержала я.
Как пискляво прозвучал мой голос! Мне не ответили. Ноги у меня просто ватные от страха сделались. Бешено стучало сердце. Ладони вспотели, по спине побежали мурашки. Я с трудом поднялась.
Надо бежать к охранникам...
Кто-то набросился на меня сзади и закрыл мне рукой рот. Хотела бы я потерять сознание, да что-то оно никак не терялось! Видно, для того чтобы я потеряла сознание, надо было, чтобы в меня врезался велосипед. А меня «всего лишь» волокли в темные кусты, зажимая мне рот...
– Тихо, я тебе помогу...
О боже, только не это!
Голос принадлежал Прозрачному.
– Сейчас я уберу руку ото рта, но ты не кричи. Поняла?
Я кивнула. Он осторожно усадил меня снова на рюкзак. Потом раздвинул кусты и посмотрел на вход во второй вестибюль. Я старалась успокоить дыхание. Но все равно ощущала и боль в груди от ударов сердца, и дрожь в руках и ногах. Ведь совершенно непонятно, что на уме у этого психа!
Он по-прежнему не сводил глаз с двери в гуманитарный, и я имела возможность рассмотреть его. На нем были мягкая черная куртка, темные джинсы, странные тапочки, похожие на чешки, в каких девочки ходят на гимнастику. Тонкий профиль, почти прозрачный кончик носа.
Он откинул капюшон куртки, и я ахнула. Прозрачный стал лысым! Он внимательно посмотрел на меня, потом понял причину моего удивления и слегка улыбнулся. Провел рукой по бритому черепу и снова накинул капюшон.
– Зачем ты... это...
– Что? Постригся? Чистил карму.
– Чего-о?
– Понимаешь, волосы накапливают информацию. В какой-то момент ее становится слишком много. Карма перегружена. Надо ее чистить. Я просто убираю все лишнее с головы и из головы.
– И как же ты убираешь все из головы?
– Медитацией. Очень действенный способ. Попробуй.
– Обязательно. Ну, все? Я могу идти?
– Нет. Мы пойдем вместе.
– Куда?!
– Туда, куда тебе нужно. Я тебе помогу.
– Откуда ты знаешь, что я собираюсь делать? Взломал мою почту, что ли?
– Нет. Взломал твои мысли.
– Ты о чем?
При свете фонаря его глаза казались темными озерами.
– Я умею читать мысли, – пожал он плечами.
– Врешь. Вот о чем я сейчас подумала?
Он улыбнулся.
– Все не так банально. Я просто улавливаю... Ну, хорошо, не мысли... А токи, которые от тебя исходят. Этому несложно научиться. Просто надо попрактиковаться в медитации.
– Как я могу тебе верить, – пробормотала я, глядя вниз, на мокрую траву, на испачканные кеды.
– Просто поверь, – попросил Прозрачный.
– Как тебя зовут вообще? Не Зет же?
– Почему же. Зет.
– Зет, я хочу понять. Ты поможешь мне проникнуть в первый гуманитарный и попасть на кафедру, с которой недавно украли рукопись?
– Ага.
– А в кустах зачем прятался? Рот мне зачем зажимал?
– Но если бы ты увидела меня в кустах за собой, разве не побежала бы с воплями к охране?
Я хмыкнула.
– А почему ты утром ко мне не подошел? Я с утра, между прочим, готовлюсь к штурму гуманитарного.
Он не ответил. И я почувствовала себя идиоткой. И ежу понятно: подойди он ко мне днем, я шарахнулась бы от него, как всегда. Однако мог бы и ответить? Я слегка разозлилась. Кого он из себя корчит? Супергероя американских комиксов?
– Я все-таки думаю, помощь мне не нужна, – проговорила я, – справлюсь сама. Не хочу никого втягивать в это.
– У тебя есть план?
– Конечно.
– Изложи его.
– Дождусь, пока Рыжий выйдет обходить здание. И проникну внутрь.
– А тебе не приходило в голову, что он запрет за собой дверь? Он ведь не такой дурак, каким кажется.
Зато я снова почувствовала себя идиоткой! Почему я сама не сообразила, что Рыжий запрет за собой дверь? Зет развернулся, положил мне руку на плечо и, прежде чем я успела снова на него разозлиться, сказал:
– Не волнуйся. Мы все сделаем по твоему плану. Просто немного его усовершенствуем. Слушай внимательно.
Он положил мне руку на лоб и принялся рассказывать. А я сидела и слушала, совсем как Тихиро, когда в городе призраков настала ночь, ее папу и маму превратили в свиней, ноги и руки у нее сделались прозрачными, и все, что ей оставалось делать, – это слушать колдуна Хаку, который обещал ей помочь [22].
Глава 16,
в которой я, то есть мы, штурмуем гуманитарный корпус
Из кармана на рукаве куртки Зет извлек коврик, расстелил его и только собрался сесть, как тут же вскочил.
– Мокро? – спросила я.
– Рыжий к выходу идет!
Я тоже вскочила, подождала, пока Зет спрячет коврик, и дернула его за рукав. У меня появилась забавная мысль.
– Слушай! А можешь ты кричать: «Пожар! Горим!» Вот он перепугается!
– Я собираюсь его отвлечь. Зачем его пугать?
– Хочу отомстить кое за что. Он столько раз смеялся надо мной, когда я подавала документы.
Зет снял мою руку с плеча и сжал ее обеими руками, чуть согнувшись, словно играя со мной в «колечко».
– Месть опустошает, – сказал он, – забирает энергию. А нам потребуется много энергии.
Он кивнул, поправил на голове капюшон, практически закрыв им лицо, и бесшумно выбрался из кустов.
«Позер», – подумала я, наблюдая, как он крадется в своих чешках по газону, навстречу рыжему охраннику, который вышел на крыльцо и теперь хлопал себя по карманам, очевидно, в поиске сигарет. Вот Рыжий приоткрыл дверь и крикнул: «Дед!» Ответа не было. Рыжий покачал головой и вернулся к своему столу. Взял из ящика пачку. Зет замер неподалеку от крыльца.
Мое дыхание участилось. «Хороший знак, хороший знак, что дед ему не ответил, – повторяла я себе, – это значит, что он не услышит, а точнее, не увидит, как я....»
Додумать я не успела. Рыжий вышел на крыльцо, зажег сигарету, сунул ее в рот и тут... заметил Зета.
– Эй! – крикнул он, – ты кто там? Иди сюда.
Зет развернулся и направился по аллее вдоль футбольного поля к главному зданию.
– Эй, стой! – крикнул Рыжий и бросился за ним.
Я выскочила из кустов и кинулась к крыльцу. «Только бы дед не услышал, только бы дед...» Я посмотрела на часы. Зет сказал: «Ровно пять с половиной минут». Он добежит до главного здания, свернет на параллельную аллею и через четыре минуты будет в гуманитарном. Через пять с половиной тут будет Рыжий.
Я приоткрыла дверь в гуманитарный и прислушалась. Никаких звуков. Тогда я вбежала внутрь, проскочила мимо пустого поста охраны и спряталась за киоском, продающим пиццу.
– Рыжий! – крикнул дед, – звал?
Я обмерла. Только бы не вышел! Ведь мне надо наискосок пересечь вестибюль и попасть на лестницу на противоположной от входа стороне! Я снова посмотрела на часы. Прошло пятнадцать секунд.
Я осторожно выглянула из-за киоска. Дед не появлялся. Я зажмурилась на секунду, потом открыла глаза и бросилась к лестнице.
– Рыж!
Голос деда звучал совсем близко! Он вышел в вестибюль! Как же Зет проберется, ведь дед будет у него на пути. Проклятый Рыжий, вызвал деда! Не мог обойтись без своих сигарет! Ему не говорили, что курение – вредно?!
Я запрыгнула на лестницу и понеслась наверх. Мысли мои скакали, как какие-то сумасшедшие зайцы.
Надо что-то придумать. Надо как-то выручить Зета. Дать ему возможность проникнуть в гуманитарный и не попасться деду.
Я миновала первый этаж, за ним – второй, даже сейчас, глубокой ночью, хранивший запахи столовки. Потом третий, и у меня наконец сперло дыхание. На четвертом этаже закололо в боку.
Я с отвращением вспомнила любимое упражнение нашего физрука. «Паровозик». Обегаешь круг с эстафетной палочкой, передаешь ее другому, но не садишься на скамейку рядом с остальными, а бежишь с тем, у кого палочка, взявшись с ним за руку. И так – сто кругов. Ну, не сто, а пять или шесть. По количеству тех, кто в команде. Я на третьем круге уже валилась с ног, но боялась ослушаться физрука и носилась до тех пор, пока не начиналась жуткая боль в боку и в груди.
А потом падала без сил.
Сейчас упасть не удастся. Надо быть предельно сконцентрированной. Пока я забиралась все выше и выше, я мысленно кляла всех на свете. И папу, который пытается определить меня в этот вуз. И Анну Семеновну, которая не разрешила обследовать кафедру. И Зета, придумавшего такой сложный план!
Однако, когда я достигла десятого этажа и, глянув на часы, обнаружила, что еще полминуты до конца срока, меня охватила такая радость, что будь рядом физрук, я бы его расцеловала в обе щеки!
Я могу! Я смогла! И тут же, вместе с радостью, мне пришел в голову план, как спасти Зета. Я бросилась по коридору, вдоль пустых темных аудиторий в другую часть здания, под которой был большой вестибюль. И вызвала там лифт.
«Очень надеюсь, что дед не вышел на улицу», – пробормотала я, возвращаясь обратно и вызывая лифт над малым вестибюлем, следуя инструктажу Зета. Ровно пять с половиной минут. Я гений.
Через несколько минут послышались шаги деда.
– Эй! – крикнул он, – кто здесь?
Я молчала и очень надеялась, что сердце не выскочит у меня из груди. Скоро послышался еще один звук раздвигающихся дверей.
– Дед? Ты лифт вызвал?
– Сдурел?! Кто-то вызвал на десятый со стороны большого.
– И с этой стороны кто-то вызвал. Слушай, дед, я тут только что одного головореза преследовал.
– Головореза?
– Ну, такого... в капюшоне.
– Где преследовал?
– Да по парку. Он все от меня бегал, вроде к нашему гуманитарному повернул, а потом... испарился.
– Может, он и вызвал?
– Не... он бы не успел. Как он за минуту поднимется по лестнице?
– Ну, не знаю... Давай-ка аудитории осмотрим. И лестницы потом.
– И кафедру, – добавил Рыжий.
«А-аа!» – чуть не закричала я, и пришлось самой себе зажать рот.
Вот они, переговариваясь, шли по коридору, освещая путь фонариками. Иногда слышно было, как они дергают ручки запертых аудиторий. Наконец дошли до кафедры. Подергали ручку.
– Дед, ключ у тебя с собой?
– Да откуда, Рыж. У старшого остался. Лилия эта сумасшедшая. Ключи теперь только старшому доверяет. Может, она золото там прячет, а?
Дед хрипло засмеялся и закашлялся.
– Ладно, Рыж, хорош. С лифтами бывает такое. Клинит их иногда. Сами включаются.
– А, точно. У моей тетки микроволновка сама как-то включаться начала. Прикинь? Тетка спать легла, а микроволновка – давай крутиться. Что-то там с контактами не так было. Близко к плите, что ли, стояла.
– Надо электрика завтра вызвать. Но лестницу обследуем.
Я вздохнула. Разжала ладонь и посмотрела на ключ от кафедры, которым только что открыла дверь и заперла ее за собой. Ох, Сенечка, ты даже не представляешь, как ты меня выручил!
Все стихло. Я напряженно смотрела на дверь. Вот наконец раздался стук. Раз-два-три. Раз-два-три.
Я отперла дверь.
– Зет...
Я практически упала в его объятия.
– Молодчина, – прошептал он, усаживая меня на пол и опускаясь сам, – я в тебе не ошибся!
Его слова меня насторожили. Что он имел в виду?
Глава 17,
в которой я вижу кое-кого невидимого
Я достала из рюкзака фонарик и коробочку с леденцами. Сунула конфету в рот, но дрожь в коленях не проходила.
– Сейчас бы шоколадку, – проворчала я, – помнишь, как в «Гарри Поттере» Снегг дал Гарри шоколад и тот сразу успокоился?
– Я читаю другую литературу, – без тени улыбки сказал Зет, – но думаю, могу предложить тебе кое-что получше шоколада.
– Что может быть лучше шоколада?
Он похлопал себя по груди, и только сейчас, приглядевшись, я поняла, что на его куртке полным-полно карманов! На груди только штук десять. И на рукаве один. Вроде маленький карман, а там помещается целый коврик.
– Что это за куртка, сам шил?
– Шить не умею, – с сожалением сказал он, – а куртка японская. Сосед по общаге сшил.
– Не общага у вас, а поле чудес, – пробормотала я.
– О, я тебе еще покажу такое!
Эти слова меня снова насторожили. Когда это он собирается показывать мне общагу?
Зет вытащил из одного кармана какой-то темный сморщенный комок.
– Это чернослив?
– Финик.
– Финик лучше шоколада? Ты с ума сошел?
– Нет. В шоколаде вредный сахар. Он дает энергию, но только на время. А в финике природный сахар.