Чай, который принесла Маша, уже остыл. Генрих даже не взглянул на серебряный поднос, где на красивой белой тарелочке лежала кучка румяных пирожков. Пирожки для пришельцев из будущего оказались самым сложным испытанием – всем сразу захотелось есть, и они забыли, зачем они туда попали и кто они такие. Рару пришлось применить успокаивающую тактику и внушить каждому по отдельности, что это просто фальшивый сигнал из другого мира, к которому они сейчас не принадлежали. Собрав волю в кулак, каждый пообещал больше на эту удочку не попадаться.
– И что же это за знаки? – спросил Александр Иванович.
– Их оставил Творец, точнее, Мировой Разум, там записана история и будущее Земли… Ох, что я говорю, ты так подумаешь, что я с ума сошёл.
– Н-да, ты, батенька, переработался там у себя на заводе, – пошутил Александр Иванович.
– Вот, – Дангауэр развернул футляр, открыл крышку, и по комнате разлилось ярчайшее сияние, – вот, видишь! – он поспешно закрыл футляр. – Его нельзя открывать без дела. Он редко так сияет.
Фон Гоген насторожился:
– Без какого дела?
– Это царская игрушка, Саша. Ею могут пользоваться только люди царской крови. В их крови есть что-то, что входит в контакт с божественным. Вспомни фараонов. Просто сейчас многие знания утеряны. Но это не зависит от того, знают они это или нет. Мы с тобой знаем. Здесь сила для нашего царя. Он сможет победить все войны или сделать так, чтобы их не было, он сможет вылечить царевича, он сможет получить новые технологии для своей империи, он сможет быть неуязвимым. Это будущее России, а может, и всего человечества.
– Только без этого пошлого пафоса, прошу тебя, Генрих! – воскликнул Фон Гоген. – Но как я всё это объясню Кшесинской, а она его величеству? Матильда очень недоверчива, и потом, лишний раз она не станет беспокоить царя, у неё, наверное, и своих просьб достаточно.
– Я знаю только, что ему надо будет в полном одиночестве в ясный день, ровно в полдень, поймать солнечный луч так, чтобы он падал на центр диска. Прочитать «Отче наш» на старославянском языке и ждать. Дальше он может войти в контакт, дальше он сам знает, что ему делать. Я боюсь революции, Саша, я не верю Европе, у России впереди очень тяжёлые времена.
– А если она возьмёт диск и не передаст? Побоится? – почему-то спросил фон Гоген.
– Заберёшь обратно. Будем искать другого человека. Хотя, об этом никто не должен знать. Вдруг она начнёт кому-то рассказывать об этом? Надо её предупредить.
– Хорошо. Я прямо сейчас к ней схожу, у меня как раз есть, о чём с ней поговорить и кроме этого диска, – фон Гоген решительно встал.
В этот момент в кирди Рару попросил внимания:
– Сейчас наступает очень ответственный момент. Сейчас фон Гоген заберёт диск и отправится к Матильде Кшесинской. Сейчас наступит тот самый исторический момент, ради которого я вас нашёл. У фон Гогена действительно была договорённость с балериной на этот вечер обсудить небольшую перепланировку второго этажа её особняка. Но! По дороге к ней его ограбили. На него напали двое и отобрали портфель. С этого момента диск пропал из нашего поля зрения. Причём это были не просто грабители, это были какие-то очень серьёзные силы, так как мы их не расшифровали до сих пор. Делаем следующее. Икара подключается к фон Гогену, потому что только одна и та же душа может войти в сильный контакт со своей прошлой физической оболочкой, и делает так, чтобы он, выйдя из дома, сразу достал из своего портфеля футляр и выбросил его в кусты, а потом пошёл дальше. Надо сделать так, чтобы фон Гоген захотел избавиться от этого футляра. Ты поняла, Икара?
Икара кивнула. На каком-то непонятном, глубинном уровне ей стало всё ясно.
– Всё это время я буду в кирди? – спросила она.
– Пожалуй, да. Мы будем рядом с ним. Сосредоточься, – скомандовал Рару, – прыгай!
Это означало, что она могла на какое-то время войти в сознание фон Гогена. Икара замерла, её глаза стали стеклянными. Мальчики притихли и тоже не шевелились.
Александр Иванович появился на улице. Своему приятелю Дангауэру он предложил остаться на ночь, благо, квартира у него была огромная, и свободных комнат там было целых три. А сам отправился к Матильде. Положил вопросный футляр в чёрный рабочий портфель, с которым никогда не расставался и который привёз из Лондона в прошлом году, оделся и вышел из дому. Идти было всего ничего: около пятисот метров. Погода стояла прекрасная, дождя не было, ветра тоже. Вдруг ему захотелось выбросить этот глупый предмет и никуда его не нести. «Зачем морочить голову этой прелестной женщине, – подумал Александр Иванович, – поднимет ещё на смех. Начнут говорить, что старый Гоген слегка тронулся умом, и может так получиться, что я потеряю клиентов, не будет заказов, ну и так далее. Вокруг царского двора и так много всякого сверхъестественного». Он остановился, открыл портфель, достал свёрток, и в это мгновение поднялся страшный ветер. Ветер был такой сильный и порывистый, что сбил его с ног. Он выронил портфель, и тот оказался на противоположной стороне улицы. Александр Иванович еле поднялся, подошёл на тяжёлых, почему-то заплетающихся ногах к открытому портфелю, поднял его и понял, что футляра со старинным диском там нет. Ветер так же быстро успокоился, как и начался. Удивлённый архитектор посмотрел на небо. Что за чудеса! Ему показалось, что перед глазами мелькнуло фиолетовое облачко.
– Чудны дела Твои, Господи! – вздохнул он, потом отряхнул брюки и направился к дому Матильды Кшесинской.
– Они украли у нас диск! – Икара заливалась слезами. – Он же всё делал, как я его просила!
– Как так получилось, Рару? – спросил Лёша. – Жуки узнали, что мы на Земле? Что теперь будет?
– Не плачь, Икара, ты не виновата, – успокоил её Рару. – Они нас вычислили. Я думаю, они нас вычислили ещё на корабле. Кому-то, наверное, стало известно, что я вас телепортировал на корабль. Может быть, шпион жуков затесался к отцу в окружение…
– Но мы должны что-нибудь предпринять, Рару! Если дело касается ещё и Земли, а не только твоего корабля, мы должны найти Золотой диск! – решительно произнёс Генрих. В душе он был смелым и очень честным.
– Что нам делать, Рару? Может быть, ты свяжешься с отцом и спросишь? – посоветовал Лёша.
– Я не могу, – вдруг сказал Рару. – Я не имею права. Это дело я должен сам довести до конца, – он закрыл глаза и замер.
Делать было нечего, самим в этом во всём разобраться они не могли. Все втроём откинулись на спинки своих сидений и решили помолчать и подождать. Пусть Рару поразмышляет.
* * *– У меня нет сомнений в том, кто это сделал, – объявил Рару. – Я знаю, у кого сейчас диск. Телепортируемся! – скомандовал он, – приготовились!
– Подожди, Рару! – Генрих возмутился. – Сначала ты должен нам рассказать всю историю, а не отрывки. Мы только сейчас, например, поняли, что мы все трое вместе жили раньше в одном времени. И что самое интересное, у нас сохранилась связь с нашими прошлыми физическими телами.
– А я себя вообще ещё не видел, – с грустью и сожалением сказал Лёша.
– Объяснить всё невозможно – мне не хватит никакого времени и никаких жизней, – ответил инопланетянин. – Каждому открывается то, чего он достоин, каждый живёт столько, сколько ему положено, и это не плохо и не хорошо, это так. Существуют высшие законы, которые никто не в силах нарушить и которые никто не может постичь. Нашей цивилизации открыто чуть больше, чем человечеству, потому что у нас разные судьбы, разное происхождение, разный возраст. У нас тоже есть опасности и враги. Но у нас больше ответственности перед Вселенной, а это значит, наши ошибки серьёзнее, чем ваши.
– То есть мы должны помогать вам? – спросила Икара. – А не вы нам?
– Не совсем так. Представь, что мать кормит малыша кашей.
– Ты мне про это лучше не напоминай, а то я опять есть захочу, – пошутила Икара.
– Не захочешь. Ну так вот, она помогает ему есть, чтобы он не умер с голоду, а малыш помогает матери тем, что он эту кашу ест.
– Да? А я не знала.
– Хватит уже, Икара, не валяй дурака, – одёрнул её Генрих..
– Но кашу надо купить, принести домой, сварить, положить на тарелку – этого малыш сам ещё сделать не может. А если он не будет есть и умрёт, мать тоже умрёт, она не захочет жить без своего малыша, – Икаре показалось, что Рару смотрел куда-то далеко-далеко, сквозь все миры, какие он только знал.
– Без мамы ничего не бывает… – тихо произнесла она.
– Да, примерно так устроено мироздание, – вздохнул Рару, – мы все малыши у Творца, у самого главного на свете. Как-то так. Мы должны его слушать и понимать, что он хочет от нас. А это непросто, потому что на нашем пути всегда есть преграды, препятствия, соблазны, зло.
– Но почему он не прогонит зло, если он такой всемогущий? – этот вопрос у Генриха давно был отложен про запас.
– Он … нас воспитывает, он закаляет наш характер, он хочет, чтобы мы никогда не останавливались на том, что имеем, потому что всегда есть кто-то, кто хочет это у нас отнять. Мать должна быть строга к своему малышу. Поэтому мир такой жестокий. И наш, и ваш. Очень скоро в том времени, в котором вы сейчас живёте, начнётся страшная кровавая война между немцами и русскими. Вам много придётся пережить, но вы трое её переживёте. Запомните это и ничего не бойтесь. У вас много что впереди.
– Война с немцами? – спросил Лёша. – Опять?
– Если смотреть глубже, то это была война за новые земли и новую власть в вашем мире, а немцы были обмануты своими лидерами так же, как русские были обмануты своими после этой войны.
– А кто эти лидеры? Кто самый главный на Земле? – спросил Генрих.
– Все главные на Земле временные, их можно убрать в одну секунду, если они будут неправильно себя вести и если этого захочет Вселенная.
– Ты поэтому начал нам говорить про какой-то Переход через сто лет? – Лёша хорошо запомнил слова Рару, они как будто показались ему знакомыми.
– Не знаю, как вам объяснить… Хочу, чтобы вы меня поняли. Человечество – это эксперимент. Жизнь людей на планете Земля в том виде, в котором она существует в вашем времени, – это эксперимент, который скоро закончится. Он называется «Программа дуальности».
Вдруг кирди так сильно толкнуло, что она поднялась в воздух.
– Ой! Что это? – все здорово перепугались.
Кирди закрутило, завертело, и она понеслась в какую-то звёздную тьму. Долго они летели или мало, никто не понял, но постепенно темнота рассеялась, и из окон можно было увидеть странные зелёные растения, деревья, летающих птиц, бегающих зверюшек, точнее, самых настоящих обезьян, про которых они все читали в детских книжках и рассматривали картинки в школьных учебниках. А вдали синело самое настоящее море.
– Что это?
– Где мы сейчас?
– Рару, это Земля или что-то другое?
– Это Земля, но я не знаю точно, где это и что за время снаружи. Если честно, я никакой телепортации не заказывал.
– Ой! Значит, нас кто-то другой сюда стелепортировал? Мама-а-а-а! – Икара испугалась.
– Тихо! – Рару опять замер.
Но ребята тихонечко всё равно переговаривались.
– А вдруг кирди сломалась, и мы тут навсегда останемся? – спросил Лёша.
– Ой, смотрите, змея ползёт! – взвизгнула Икара.
– Где?
– Вон там!
Змеи никто, кроме Икары, не увидел, но из-за деревьев вышел бегемот. Огромный, жирный, с маленькими глазками и на толстых ногах.
– Он нас не видит. Мы же прозрачные, не бойся, – сказал Генрих, а сам боялся точно так же, как сестра.
– Мы, наверное, в Африке. Дома точно никто не поверит, – решила Икара.
– Тебе скорее поверят, что ты была в Африке, чем на корабле инопланетян, который находится за Луной, – Лёша не мог отвести глаз от бегемота. Какой же он большой!
– И что ты путешествовала во времени на прозрачной машине, – добавил Генрих. – Смотрите, у бегемота такие маленькие ушки! – он тоже на него смотрел.
– Ну да. Но самое главное, тебе никто не поверит про Рару. Настоящий человек из космоса, живой и умный. Представляете, меня училка спросит, ну наша, Елена Ивановна, живёт ли кто-нибудь на других планетах? – Икара вспомнила школу первый раз за всё это время.
– И что ты ей ответишь? Да, живут. Вот я знаю одного в зелёном костюмчике с большими глазами. Его зовут так-то и так-то, – передразнил её Генрих.
– Это будет похлеще, чем я на английском ей стихотворение расскажу. Или даже целых два, – решил Лёша.
– Видишь, Лёшка даже стихи не может прочитать. А ты собралась про Рару рассказывать.
– Интересно, а почему так? Почему правду-то нельзя? – спросила Икара.
– Я давно об этом думаю. Главное, не мне влетит, а отцу. Он-то тут причём? Я сам не пойму, откуда я этот английский знаю. Машка мне каждый день напоминает, чтобы я что-нибудь не ляпнул в школе. Интересно, что они там все делают сейчас? Наверное, ищут нас с милицией.
Рару зашевелился.
– Мы на острове. Тут людей нет. Сейчас ваше время – то, в котором я вас забрал с Земли.
– И что нам с этим всем делать? – спросил Генрих.
Бегемот резко пошёл навстречу.
– Ой, он нас сейчас затопчет! – закричала Икара. – Рару, может, мы куда-нибудь отлетим?! Смотрите, он сюда идёт!
– Кирди не работает. Нам придётся из неё выйти. Я попрошу отца прислать нам другую, а эту надо отправить обратно, чтобы она никому случайно не досталась. Через какое-то время она перестанет быть прозрачной. Надо быстро из неё выходить!
– Куда? Наружу? К бегемоту? – не переставала Икара.
– Животные – это не проблема. Не бойтесь, – Рару открыл одной кнопкой дверцы кирди, и все вышли. Он поднял правую руку: бегемот остановился.
– Он говорит, чтобы мы не боялись. Он обсудит это со всеми на острове. Если мы не будем нарушать законы, нас никто не тронет. Он спрашивает, чем он может нам помочь? – сказал Рару.
– Спроси его, не видел ли он здесь каких-нибудь фиолетовых человечков? – обратился Генрих к Рару.
– Они на другой стороне острова. Я тебя слышу так же хорошо, как и твоего друга, – ответил бегемот.
Лёша и Икара тоже услышали, что он сказал. Это были не слова, а смысл. Они поняли, что он сказал, но не словами, а как-то по-другому.
– Скажи, бегемотик, а ты знаешь, что они там делают? И сколько их? – Икара перестала его бояться.
– Больше, чем вас.
После этого он наклонил голову и как-то задом попятился в лес.
– Нам предстоит с ними встретиться. Диск у них. Но они ничего не могут сами прочитать. Среди фиолетовых никогда не было настоящих царей. Им нужен Лёша, – заключил Рару.
– Лёша? – хором и в голос удивились Генрих и Икара.
– Да. Наш Лёша, – подтвердил он свой вывод.
– Я, знаете, что не пойму, – задумчиво произнёс бывший наследник престола, – может, я и был царевичем, но сейчас-то у меня совсем другое тело. Как с этим-то быть?
– Это не важно. Ты и есть ты, независимо от того, в каком ты сейчас теле.
– Но дома в этом никак нельзя было признаваться.
– Теперь ты начал, – остановила его Икара. – Если бы всё можно было объяснить, мы бы вообще не рождались.
– О! – удивился Рару и добавил, обращаясь к Икаре: – мне начинается нравиться твой ход мыслей.
Лёша вроде тоже согласился, но до конца не понял.
– Если мы отберём у них диск, то мы спасём мой корабль от сил зла. Но это ещё не всё. Мы будем знать, что начертано в судьбе Земли. И самое главное, мой народ никогда не даст в обиду человечество. На Землю больше никогда не упадёт ни один метеорит, мы уведём от вашей планеты все страшные космические опасности.
– А война с немцами? Мы сможем сделать так, чтобы её не было? – спросил Генрих.
– Ты знаешь… – Рару задумался, – я слышал, что война всё-таки будет. Весь ваш двадцатый век будут происходить войны. Тут дело не только в космосе, а в самом человеке. За человечество надо продолжать бороться. Я знаю, мой отец сделает всё, чтобы помочь освободить человечество от зла. Нам это нужно так же, как вам. Вы, – он сделал паузу, и все поняли, что сейчас он скажет самое главное, – вы – наша надежда!