– Я хочу спать. Что, нельзя мне чуть-чуть поспать, Джек?
– Завтра, Фред. Завтра отдохнете как следует. – Он подтолкнул Лейзера локтем. – Теперь вы женаты, Фред. Теперь нельзя каждый вечер просто ложиться спать. Вы приняли присягу; так мы, бывало, говорили.
– Ладно, хватит. – Лейзер уже начинал терять терпение. – Об этом хватит, понятно?
– Извините, Фред.
– Когда мы едем в Лондон?
– В понедельник, Фред.
– А с Джоном увидимся?
– Мы встретимся с ним в аэропорту. Капитан тоже будет. Они хотят, чтобы мы еще попрактиковались… как менять частоту, в таком духе.
Лейзер кивнул, указательным и безымянным пальцами легонько барабаня по столу, будто отстукивая текст.
– Да! А не расскажете о какой-нибудь из тех красоток, которые у вас были в субботу-воскресенье в Лондоне? – предложит Джонсон.
Лейзер отрицательно покачал головой.
– Ну ладно, давайте допивать и пойдем погоняем шары.
Лейзер застенчиво улыбнулся, его раздражение прошло.
– Джек, у меня гораздо больше денег, чем у вас. Хотя «Белая леди» – штука дорогая, вам беспокоиться не о чем.
Он натер мелом свой кий и опустил шестипенсовик.
– Делаю двойную ставку или, если хотите, сыграем на расчет по случаю последнего вечера.
– Послушайте, Фред, – мягко попросил Джонсон. – Не гоняйтесь сразу за большими деньгами и не старайтесь забить красный шар ради ста очков. Бейте другие по двадцать и по пятьдесят очков, набирайте счет. Тогда вас не разденут.
Лейзер вдруг рассердился. Он поставил кий на подставку и снял с крючка свое пальто из верблюжьей шерсти.
– Что случилось, Фред, в чем дело на этот раз?
– Ради Бога, оставьте меня в покое! Нашелся конвоир на мою шею! Я еду на задание, как во время войны. Я же не смертник.
– Не глупите, – мягко сказал Джонсон, взял его пальто и повесил снова на крючок. – Кстати, не принято говорить – смертник, надо говорить – осужденный…
* * *Кэрол поставила перед Леклерком чашку кофе. Он улыбнулся ей, сказал «спасибо», как уставший, но дисциплинированный ребенок в конце позднего ужина в гостях.
– Эйдриан Холдейн ушел домой, – заметила Кэрол. Леклерк опять погрузился в изучение карты. – Я заходила к нему в кабинет. Он мог бы и попрощаться.
– Он никогда не прощается, – сказал Леклерк.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Я никак не могу запомнить, как ярды переводить в метры.
– Я тоже.
– По донесению Цирка, длина оврага двести метров. Это что, двести пятьдесят ярдов?
– По-моему, да. Пойду возьму справочник.
Она пошла к себе и сняла с книжной полки таблицы.
– Один метр равен тридцати девяти и тридцати семи сотым дюйма, – прочитала она. – Сто метров равняются ста девяти ярдам и тринадцати дюймам.
Леклерк записал.
– Думаю, мы пошлем телеграмму Гортону. Подтверждение, что мы приедем. Когда выпьете ваш кофе, приходите с блокнотом.
– Я не буду кофе.
Она достала блокнот.
– Думаю, что обойдемся просто срочной телеграммой. Зачем нам вытаскивать старину Джимми из постели? – Он пригладил ладонью волосы.. – Первое: головная группа – Холдейн, Эйвери, Джонсон и Мотыль – прибывают рейсом ВЕА номер такой-то во столько-то часов девятого декабря. – Он поднял глаза. – Уточните детали в административном отделе. Второе: все поедут под своими именами и сядут на поезд до Любека. По соображениям безопасности вы не встречаете, повторяю, не встречаете группу в аэропорту, но можете, не привлекая внимания, позвонить Эйвери на абонент в Любеке. Он не должен знать, как связаться со стариной Эйдрианом, – заметил он со смешком. – Они не переносят друг друга. – Он повысил голос:
– Третье: вторая группа в составе одного директора прибывает утренним рейсом десятого декабря. Вы встретите его в аэропорту для короткой беседы, перед тем как он выедет в Любек. Четвертое: ваша роль – не привлекая внимания, оказывать помощь и поддержку во всех фазах для успешного завершения «Мотыль».
Она встала:
– А есть ли необходимость посылать Эйвери? Его бедная жена не видела его уже несколько недель.
– Превратности войны, – ответил Леклерк, не взглянув на нее. – За сколько времени можно проползти двести двадцать ярдов? – пробормотал он. – Да, Кэрол, добавьте еще одно предложение к этой телеграмме. Пятое: «Ни пуха ни пера!» Надо иногда подбадривать старину Джимми, а то он совсем один.
Он взял со стола одну из входящих папок и критически посмотрел на обложку, видимо чувствуя на себе взгляд Кэрол.
– А-а. – Сдержанная улыбка. – Это, наверно, донесение из Венгрии. Вы не знаете Артура Филдена из Вены?
– Нет.
– Отличный парень. В вашем вкусе. Один из лучших ребят… умеет работать самостоятельно. Брюс сообщил мне, что он подготовил очень хорошее донесение о перемещении военных частей в Будапеште. Надо, чтобы Эйдриан посмотрел. Так много всего происходит как раз сейчас.
Он открыл папку и начал читать.
* * *– Вы говорили с Хайдом? – спросил Контроль.
– Да.
– Ну и что он сказал? Что там у них делается?
Смайли протянул ему виски с содовое. Они сидели у Смайли дома на Байвотер-стрит. Контроль, как обычно, расположился в кресле у камина.
– Он сказал, что у них нервы на пределе, как перед премьерой.
– Так Хайд и сказал? Прямо так выразился? Как непохоже на него.
– Они сняли дом в северной части Оксфорда. Там был как раз этот агент, один только, поляк, лет сорока, и они попросили сделать ему документы на механика из Магдебурга, фамилия, кажется, Фрейзер. Также нужны проездные документы, чтобы он мог собраться до Ростока.
– Кого еще вы видели?
– Холдейна и этого новенького, Эйвери. Который приходил ко мне по поводу их курьера в Финляндии. Был еще инструктор по радиоделу, Джек Джонсон. Работал у нас во время войны. Больше никого. Вот и все агенты.
– Что они задумали? И откуда у них столько денег просто на учебные цели? Кажется, мы им дали что-то из аппаратуры?
– Да, В-2.
– Это еще что такое?
– Рация, с которой работали на войне, – раздраженно ответил Смайли. – Вы сказали, что старую рацию мы дадим. И кварцы. Ничего больше. Кварцы-то зачем было давать?
– Это просто благотворительность. Значит, В-2? Ну ладно, – заметил Контроль с явным облегчением, – с такой штуковиной далеко не уедешь, как вы считаете?
– Вы сегодня ночуете дома? – нетерпеливо спросил Смайли.
– С вашего разрешения, я бы остался у вас, – сказал Контроль. – Ужасно не хочется тащиться домой. Ах, люди, люди… Люди все время портятся.
* * *Лейзер сидел за столом, во рту еще держался вкус «Белой леди». На столе лежал чемодан с открытой крышкой. Наручные часы показывали 23.18, светящаяся минутная стрелка, вздрагивая, приближалась к двенадцати. Он начал выстукивать: «JAJ, Джей Эй Джей – постарайтесь запомнить, Фред, ведь это мои инициалы, Джек Джонсон»; он переключился на прием: Джонсон отвечал четко и ясно.
Спокойно, говорил Джонсон, не надо торопиться. Мы будем следить за эфиром всю ночь, будет еще много сеансов. Он осветил фонариком шифровку. В ней было тридцать восемь групп. Выключив фонарик, отстучал три и восемь – передавать числительные было легко, но занимало много временя. Мозг хорошо работал. В памяти звучали мягкие замечания Джека: «Слишком спешите, передавая точку, Фред. Точка – это одна треть тире, понятно? Она длиннее, чем вы думаете. Не комкайте интервалы, Фред, пять точек между словами, три – между буквами. Предплечье горизонтально, в одну линию с рычагом ключа, локоть не касается корпуса». Примерно так учат держать финку, подумал он, чуть улыбнувшись, и приступил к передаче. «Расслабьте пальцы, Фред, запястье не должно лежать на столе». Он отстучал первые две группы, немного смазав интервалы, но обычно у него получалось хуже. Теперь шла третья группа, здесь следовало дать условный сигнал. Он отстучал «S», потом знак вычеркивания и передал подряд десять других групп, то и дело поглядывая на часы. Через две с половиной минуты он отключил передатчик, нащупал капсулу с кварцем, потом двойное гнездо на корпусе, вставил кварц, затем шаг за шагом провел процедуру настройки, поворачивая ручки, освещая фонариком серповидное окошко, в котором дрожал черный язычок.
Он отстучал второй позывной PRE, PRE, быстро переключился на прием и вновь услышал Джонсона: «QRK-4 – позывной принят». Он начал передавать во второй раз, рука двигалась медленно, но послушно, глаза следили за бессмысленными буквами, пока наконец со вздохом облегчения он не услышал ответ Джонсона: «Сигнал принят. QRU, у меня для вас ничего нет».
Когда они закончили, Лейзер уговорил Джонсона выйти на короткую прогулку. Было очень холодно. Они прошли по Уолтэ-стрит до главных ворот Вустера, оттуда по Банбери Роуд опять вернулись в свою обитель на севере Оксфорда.
Глава 16
СтартБыло снова ветрено. Ставни сельского дома содрогались от ветра, такого же порывистого, как тот, который набрасывался на замерзшее тело Тэйлора, обрушивал дождь на почерневшие стены особняка на Блэкфрайерз Роуд, пригибал траву в Порт Медоу.
В доме пахло кишками. Ковров не было. Пол был каменный и постоянно сырой. Джон затопил изразцовую печь в гостиной, как только они приехали, но пол не высыхал, влага накапливалась в углублениях. За все время никто ни разу не видел кошек, но их запах был в каждой комнате. Джонсон положил кусочек тушенки у порога: через десять минут она уже исчезла.
Дом в один этаж был выложен из кирпича, это было длинное прямоугольное строение с высокой амбарной крышей, с обратной стороны примыкали пристройки для скота, чуть поодаль виднелась рощица, а над всем этим сияло бескрайнее фламандское небо.
Приставная лестница вела на чердак, и там Джонсон установил передатчик, антенну протянул по стропилам через чердачное окно и ее конец прикрепил к стволу вяза у дороги. В доме он носил коричневые парусиновые туфли военного образца и спортивную куртку с армейскими нашивками. Гортон позаботился о доставке провианта от фирмы Нэ-фи из города Целле. Пол на кухне был заставлен картонными коробками с различной снедью, на них лежала накладная с пометкой: «Для пикника м-ра Гортона». Там было две бутылки джина и три бутылки виски. Гортон прислал четыре армейские койки, которые они хотели поставить в двух комнатах, и лампы для чтения со стандартными зелеными абажурами. Холдейн очень разозлился из-за коек.
– Значит, в округе теперь про нас знает каждая собака, – кипятился он. – Дешевое виски, провизия от Нэфи, армейские койки. Скоро, наверное, выяснится, что и дом он реквизировал. Боже мой, разве так готовят операцию!
Они приехали вечером. Установив передатчик, Джонсон начал хлопотать на кухне. Он был хозяйственным; готовил и мыл посуду без жалоб, легко ступая по каменному полу в своих парусиновых туфлях. Он сделал омлет с тушенкой и очень сладкое какао. Ели в гостиной, у печи. Говорил в основном Джонсон; Лейзер молчал, к еде он едва притронулся.
– В чем дело, Фред? Почему вы не едите?
– Извините, Джек.
– Я понимаю, в самолете было слишком много сладостей. – Джонсон подмигнул Эйвери. – Я видел, как вы смотрели на стюардессу. Нельзя так, Фред, вы ведь могли разбить ей сердце. – Он нахмурился с шутливым неодобрением. – Видели бы вы, как он на нее смотрел! Чуть не съел.
Эйвери усмехнулся, из вежливости. Холдейн остался невозмутим.
Лейзеру нужно было взглянуть на луну. После ужина все четверо вышли на улицу и, дрожа от холода, стояли, разглядывая небо. Как ни странно, было светло; черным дымом клубились облака, да так низко, что, казалось, касались верхушек деревьев в роще, и из-за них не видны были серые поля вдали.
– На границе будет темнее, Фред, – сказал Эйвери. – Там возвышенность, больше холмов.
Холдейн сказал, что надо лечь спать пораньше; они выпили еще виски и в четверть одиннадцатого легли, Джонсон и Лейзер в одной комнате, Эйвери и Холдейн – в другой. Никто не давал никаких распоряжений. Каждый знал свое место.
* * *Было за полночь, когда Джонсон вошел к ним в комнату. Эйвери проснулся от скрипа резиновых подошв.
– Джон, вы не спите?
Холдейн сел в своей постели.
– Я насчет Фреда. Он сидит один в гостиной. Я сказал, что ему обязательно надо выспаться, дал ему пару таблеток, таких, как моя мать принимает; он даже ложиться не стал, а теперь пошел в гостиную.
Холдейн ответил:
– Не трогайте его. С ним все в порядке. Когда такой ветер – никому не спится.
Джонсон ушел в свою комнату. Должно быть, прошел час; в гостиной по-прежнему было тихо. Холдейн сказал:
– Надо бы вам посмотреть, что он там делает.
Эйвери накинул плащ и пошел по коридору мимо вышитых на холсте цитат из Библии и старинной гравюры с изображением бухты в Любеке. Лейзер сидел, прислонившись к изразцовой печи.
– Привет, Фред.
Лейзер выглядел как старый, утомленный человек.
– Я должен перейти границу где-то здесь рядом?
– Километров пять отсюда. Утром Директор нас проинструктирует. Он считает, что это несложное задание. Он выдаст вам документы и прочее. Место мы вам покажем днем. Лондон провел большую работу.
– Лондон… – повторил Лейзер. – Я был на задании в Голландии во время войны. Голландцы – хорошие люди. Мы много агентов посылали в Голландию. Женщин. Их всех взяли немцы. Вы были тогда совсем молодым.
– Я читал об этом.
– Немцы поймали радиста, А наши не знали. Продолжали забрасывать агентов. Потом говорили, что все равно ничего нельзя было сделать. – Его речь стала торопливой. – Я тогда был совсем мальчишка; по-быстрому, мне сказали, туда и обратно. У нас не хватало радистов. Не важно, мне сказали, что я не говорю по-голландски, меня встретят, как других парашютистов, когда я буду на земле. Мое дело – работа с рацией. Потом меня ждут в доме, где я буду в безопасности. – Он погрузился в воспоминания. – Летим мы, значит, и на земле ничего не видать – ни вспышки выстрела, ни луча прожектора, и я прыгаю с парашютом. Приземляюсь – а они тут как тут: двое мужчин и женщина. Сказали пароль, я отвечаю и иду с ними к дороге, где спрятаны велосипеды. Времени, чтобы схоронить парашют, нет, да мы и не думаем об этом. Находим дом, мне дают там поесть. После ужина поднимаемся наверх, где стоит рация. А расписания передач не было, Лондон в то время принимал круглосуточно. Дают мне текст: я отстукиваю позывной: «Вызываю TYR, вызываю TYR» – и передо мной текст, двадцать одна группа, по четыре буквы.
Он остановился.
– Ну?
– Они следили за текстом, понимаете; им нужно было узнать, где я давал условный сигнал. Он шел на девятой букве, вместо нее я повторял восьмую. Они дождались, когда я кончил передавать, и кинулись на меня, один принялся бить, в доме вдруг стало полно людей.
– Кто же это был, Фред? Кто?
– Сейчас невозможно сказать. Разве узнаешь? Это совсем не просто.
– Но Боже мой, чья была вина? Кто это сделал? Фред!
– Кто угодно. Невозможно сказать. Со временем вы поймете.
Его словно это перестало интересовать.
– Сейчас вы идете один. Никому о вас не говорили. Никто вас не ждет.
– Да. Это верно. – Он стиснул ладони; сгорбленная, маленькая, озябшая фигура. – На войне было легче, потому что даже в самом тяжелом положении мы думали, что в один прекрасный день мы победим. И если немцы нac брали, мы думали: «Придут свои и освободят, сбросят десантников или прорвутся в немецкий тыл». Мы знали, что этого не будет, понимаете, но можно было хотя бы думать об этом. Хотелось просто побыть одному и помечтать. Но новую войну никто не выиграет, верно?
– Сейчас совсем не то, что было. Все гораздо серьезнее.
– Что вы будете делать, если меня схватят?
– Вызволим, Фред, не беспокойтесь.
– Да, но как?
– У нас большая контора, Фред. Мы можем многое, что вы даже не предполагаете. Ниточки тянутся в разные места. Всего вам не узнать.
– А вы знаете?
– Не все, Фред. Все знает только Директор. Даже не капитан.
– Какой он, Директор?
– У него большой опыт. Завтра его увидите. Необыкновенный человек.
– Капитан уважает его?
– Конечно.
– Он никогда не говорит о нем, – сказал Лейзер.