Слава сына обрадовала великого Ахиллеса. Он покинул Одиссея и горделиво, широким шагом пошел по ровному асфоделовому лугу.
Но тут к яме слетелись бесчисленной толпой другие тени и подняли пронзительный крик. Дрогнуло сердце Одиссея. Уж не хочет ли сама Персефона выслать страшных чудовищ Аида против дерзкого смертного? Отстраняя тени мечом, герой попятился от ямы, а затем побежал во всю мочь по песчаной равнине. Дикие крики неслись ему вслед; мало-помалу они затихли. Вот вдали показались черные тополя, вот уже слышен шум Океана. У берега покачивается чернобокий корабль; итакийцы сидят у весел и ждут своего предводителя. Одиссей взошел на корабль. Он велел товарищам немедленно поднять якорный камень и грести прочь от берега. Корабль отчалил и спокойно поплыл, покидая край вечного мрака и стремясь к области дня и радостной жизни.
Между Сциллой и Харибдой
– О железные люди, живыми проникшие в область Аида! Вы дважды узнаете смерть, доступную всем только однажды!
Такой речью встретила итакийцев Цирцея в дверях своего мраморного дома. Повелительница Эй радушно пригласила путников в просторную палату. Там все было приготовлено для пира. На особом столе блистал серебряный кратер, где было смешано с водой ароматное вино.
– Отдыхайте здесь и утешайтесь едой и питьем, – сказала Цирцея, – а наутро отправляйтесь дальше своей дорогой.
Прекраснокудрявые нимфы подали путникам серебряные лохани и умывальники, чтобы вымыть руки перед возлиянием богам. Сама же Цирцея приветливо подала руку Одиссею и повела его в соседний покой. Одиссей рассказал ей о своем путешествии в край вечного мрака. Дочь Гелиоса благосклонно выслушала отважного скитальца и сказала:
– Я вижу, что вы отважные люди. Вы сумеете одолеть все опасности, если только не погибнете из-за собственного вашего безумия. Слушай внимательно: я расскажу тебе обо всем, что вас ожидает.
Недалеко отсюда вы увидите маленький островок. Там, на светлом лугу, среди цветов обитают сладкоголосые сирены. Бойтесь их сладостного пения! Никто из мореходов до сих пор не мог устоять перед их коварным призывом. Сирены заманивают путников на остров, а затем пожирают их: на светлом лугу везде разбросаны человеческие кости. Ты должен заклеить воском уши и себе, и своим товарищам и плыть без оглядки; тогда вы благополучно минуете роковой остров. Дальше вам придется пройти через узкий пролив. С одной стороны его ты увидишь голую скалу; на ней растет дикая смоковница с широко раскинутой кроной. Под этой скалой в глубокой пропасти обитает ужасная Харибда. Три раза в день она поглощает соленую воду моря, три раза в день извергает ее обратно. Не смей приближаться к скале, когда чудовище поглощает воду: сам Посейдон не спасет тогда тебя от гибели. На другой стороне пролива, на выстрел из лука от скалы Харибды, поднимается из моря другая скала. Ее острая вершина уходит в облака, а по ее отвесным, гладким стенам не может взобраться ни один смертный. В расщелине этой скалы, высоко над морем, живет чудовищная Сцилла. Она вытягивает из пещеры шесть плоских звериных голов на длинных шеях. Двенадцатью когтистыми лапами шарит она по воде и ловит в море дельфинов и тюленей, когда они играют среди волн. Ни одному кораблю не удается безопасно миновать Сциллу; мигом разевает она свои зубастые пасти и хватает с корабля всех, кто ей подвернется. Но все же ты держись ближе к скале Сциллы. Лучше вам потерять шесть человек, чем потопить корабль и всем погибнуть в зеве Харибды.
– Скажи мне, Цирцея, – спросил Одиссей, – можно ли копьем отразить нападение Сциллы?
Чародейка строго возразила:
– О необузданный, ты снова ищешь бранных подвигов, ты рад сразиться даже с богами! Сцилла – бессмертное чудовище, и сражение с ней невозможно. Поскорей проведи корабль мимо гибельной скалы и призови на помощь богиню Кратейю: она мать Сциллы и одна лишь может удержать свою свирепую дочь от вторичного нападения.
Дальше вам встретится остров Тринакрия. Там, на пышных лугах, издавна пасутся стада Гелиоса: семь стад быков и семь стад баранов, в каждом стаде по пятьдесят голов. Их число всегда одно и то же, как пятьдесят недель в году,[55] как семь дней в неделе. Лучше бы вы провели свой корабль мимо этого прекрасного острова! Если вы убьете хоть одного быка или барана из стад сияющего бога, погибнет твой корабль и твои спутники. Сам ты избегнешь смерти, но печально будет твое возвращение на родину.
Остров Эй исчез в голубой дали. Позади остался гостеприимный дом Цирцеи и одинокий курган с воткнутым в него веслом – могила бедного Эльпенора. Свежий Зефир, западный ветер, наполнял парус и гнал корабль к далеким берегам отчизны. Одиссей не сводил глаз с пенистых волн моря. Он хотел вовремя заметить опасность, о которой предупреждала его Цирцея.
Среди бегущих волн показался небольшой островок. Вода билась об его крутой берег, а выше расстилался ровный зеленый луг.
– Друзья, – сказал товарищам Одиссей. – Вы должны узнать, что мы приближаемся к острову сирен. Едва они завидят проходящий корабль, сразу начинают свое волшебно-прекрасное, но гибельное пение, и никто не может устоять перед ним. Очарованные, пристают мореходы к берегу, и ужасные сирены пожирают их всех. Но вы не бойтесь. Я заклею вам уши мягким воском, и мы безвредно минуем гибельный берег сирен. Сам я хочу услышать их сладостные голоса. Привяжите меня покрепче к корабельной мачте; если же я стану требовать, чтобы вы развязали меня, стяните мне руки и ноги двойными путами.
Ветер внезапно утих; волны улеглись, и море лишь слегка покачивало корабль. Итакийцы спустили повисший парус. Одиссей достал круг желтого воску и заклеил уши товарищам. Тогда Перимед и Эврилох взяли длинную веревку и привязали своего вождя к мачте так крепко, что он не мог шевельнуться. Воины сели за весла, и кормчий повел корабль мимо опасного острова.
Уже были видны на берегу кусты, покрытые белыми цветами, и ручеек, падавший в море с крутого обрыва. Среди ярко-зеленой, высокой травы Одиссей заметил сирен. Это были две огромные птицы. Они взмахнули крыльями, и их радужное оперение засверкало под солнцем небывалыми, яркими красками. Завидев корабль, зловещие птицы перелетели на берег. Одиссей изумился: у сирен были красивые человеческие лица. До ушей Одиссея донеслись звуки их мелодичного пения. Сирены пели:
Сердце Одиссея задрожало, словно он услышал голос старого друга, с которым делил все труды и опасности боевой жизни и расстался много лет назад. Остров был близко, ничего не стоило броситься в воду и вплавь добраться до желанного берега. Одиссей рванулся, но веревки крепко держали его. Стоя у мачты, герой в бессилии плакал и громко умолял товарищей развязать его. К нему снова подошли с веревкой в руках Перимед и Эврилох, сильные воины, и еще крепче притянули его к мачте.
Одиссей с горестью слушал удаляющийся зов сладкоголосых сирен. Наконец их пенье затихло, а вскоре и сам остров скрылся за синей чертой горизонта. Тогда только итакийцы развязали своего вождя и вынули воск, залеплявший их уши. И страшно и завидно было им слушать рассказ Одиссея о чарующем пенье сирен. Из всех смертных, слышавших губительный голос сирен, сумел остаться живым один только хитроумный Лаэртид!
К концу дня путники завидели мрачный берег: это была длинная цепь серых зубчатых скал. Над уступами струился горячий воздух; ни кустика, ни деревца не было видно на голом камне. Только вдали, на плоской вершине утеса раскинула свою пышную крону одинокая смоковница. Сюда и велел Одиссей направить корабль. За утесом, где высилась смоковница, открылся узкий пролив. Здесь бурно клокотала и шумела вода, и брызги взлетали выше утеса. Вода лилась бурным потоком из зева Харибды.
Одиссей сбежал с помоста и обошел весь корабль. Он старался ободрить своих испуганных спутников.
– Друзья, – говорил он, – вы всегда полагались на мое мужество и разумные советы. Доверьтесь мне. Удвойте свои усилия, дружнее гребите. Ты же, кормчий, правь на ту высокую скалу, подальше от водоворота. Зевс-покровитель поможет нам благополучно миновать пролив.
Так говорил Одиссей, но ни словом не упомянул о Сцилле: он не хотел пугать спутников неизбежной бедой.
Волнение в проливе утихло. Течение потянуло корабль, сначала слабо, потом все сильнее, прямо к утесу Харибды. Это начал втягивать воду ее чудовищный зев. Гребцы сильнее налегли на весла, корабль двинулся прочь, преодолевая стремнину. Внезапно холодная тень надвинулась на корабль и солнце померкло. Судно приблизилось к огромной скале, гладкой и отвесной; вершина ее терялась в туманной вышине.
Позабыв наставления Цирцеи, Одиссей поспешно надел свои латы, взял в руку два медноострых копья и вышел на высокий носовой помост. Отсюда хорошо был виден утес Харибды. Ее зев жадно втягивал в себя воду. Под утесом открылась бездонная пещера; там в бешеном вращении кипела черная тина и песок. Но вот из глубины снова начала извергаться вода. С шипеньем и свистом она поднималась все выше, белая пена взлетала до вершины утеса. С трепетом смотрели путники на грозный водоворот.
Внезапно в вышине над ними послышался многоголосый лай, словно свора злобных собак мчалась навстречу к ним вниз по скале. На миг путники увидели над собой горящие глаза и чудовищные морды с оскаленными зубами. Страшные пасти схватили шестерых гребцов и взвились наверх. Одиссей не успел даже поднять копья. Он только увидел, как мелькнули над его головой руки и ноги несчастных, да услышал их последний отчаянный призыв.
С диким воплем гребцы ударили веслами по воде и принялись грести изо всех сил. Корабль помчался прочь от зловещей скалы. Итакийцы гребли, в горе называя имена погибших друзей и проклиная кровожадное чудовище. Одиссей молчал и с горестью думал о том, что их беды еще не кончились.
Путь корабля лежал к острову Тринакрия.
Быки Гелиоса
Сверкающая колесница Гелиоса уже касалась морских волн. Тяжелые тучи, как багровые башни, громоздились по краю неба. Впереди, на востоке, море быстро тускнело. Близились сумерки.
Одиссей сам правил рулем. Он стоял на высоком кормовом помосте; внизу, в средней части судна, сидели его спутники. Они дружно гребли; под ударами весел пенилась темная вода.
Бессонные ночи, непрестанная гребля измучили гребцов. Их волосы слиплись от пота, глаза покраснели, губы пересохли. С надеждой поглядывали итакийцы наверх, на корму, где высилась фигура их вождя. Они ожидали услышать отрадный возглас: «Земля!»
Одиссей молча смотрел вперед, вдоль высокого корабельного носа. Он не хотел заранее говорить товарищам о Тринакрии. Цирцея убеждала не высаживаться на остров Гелиоса. Может быть, удастся незаметно миновать его?
В меркнущем море ясно обозначились очертания большого острова. С краю туманно высились три скалы, а за ними заходящее солнце освещало зеленые луга, золотило верхушки кудрявых рощ.
«Они увидят остров! – думал в тревоге Одиссей. – Захотят ли они исполнить совет богини?»
– Послушайте меня, друзья, – наконец заговорил он. – Мы подходим к острову Тринакрия. Здесь властвует Гелиос, могущественный бог...
– Хвала богам! Хвала Гелиосу! – раздались радостные восклицанья. – Скорее гребите, итакийцы! На берег! На берег!
Одиссей возвысил голос:
– Не спешите! Я должен открыть вам, что сказал мне прорицатель Тирезий и повторила Цирцея... Они убеждали меня избегать этого острова. Здесь нас ждет большая опасность...
Спутники Одиссея недовольно зароптали, а Эврилох, который не любил задумываться о будущем, воскликнул:
– Ты, Одиссей, наверно, скован из железа! Ты не знаешь усталости и потому так непреклонно жесток с нами. Мы обессилены, много дней уже не знаем сна, а ты не позволяешь нам выйти на долгожданный берег. Здесь можно отдохнуть и приготовить ужин. Неужели мы должны миновать этот приветливый остров и пуститься в мглистое море? Поглядите на облака: ночь не сулит тихой погоды. Что, если ночью примчатся шумные ветры и нежданная буря разобьет наш корабль? Лучше нам провести ночь здесь, на берегу. Утром мы снова пустимся в беспредельное море.
Итакийцы поддержали Эврилоха. С угрюмым видом сказал своим спутникам Одиссей:
– Вы настаиваете на своем, безумцы. Хорошо. Но поклянитесь мне именем Зевса, хранителя клятв, что вы не убьете ни одного быка или барана из тех, что пасутся здесь, на этом острове. Ими владеет Гелиос.
– Мы готовы поклясться, – поспешно ответил Эврилох. – На берегу мы принесем жертву Зевсу, Гелиосу и подземным богам, и над телом жертвы поклянемся повиноваться тебе.
Нехотя согласился Одиссей подвести корабль к острову. Наконец под ногами путников снова оказалась твердая земля. В наступающих сумерках итакийцы увидели одно из стад Гелиоса. Огромные быки, белые и рыжие, с тяжелыми лбами и кривыми рогами, лежали на траве и не спеша пережевывали жвачку. Около них бродили черные как ночь бараны. Их волнистая шерсть ниспадала почти до земли. Завидев пришельцев, быки тревожно замычали. Один за другим поднялись они с примятой травы и медленно удалились в глубь острова. Черные бараны побежали за ними.
Путники расположились на мягком лугу. Из расщелины прибрежного утеса бил прозрачный ключ; в окрестных рощах было вдоволь валежника. В вечернем сумраке засветились костры итакийцев. Путники приготовили обильный ужин: Цирцея щедро снабдила их на дорогу и медвяносладким вином, и белой ячной мукой, и немолотым зерном, и сушеными оливками. Утолив голод, странники улеглись на косматые плащи и вскоре заснули на приютном берегу.
Итакийцы проснулись на рассвете от рева и свиста ветра и шума волн. Грозные облака неслись по небу, седые валы вздымались и с грохотом обрушивались на берег. Пенистые волны обливали корабль, хотя он стоял высоко на покатом берегу.
Опытные мореходы с унынием смотрели на бушующее море. Дул свирепый Нот, бурный южный ветер. А на юго-восток лежала родная Итака! Пока боги не пошлют другой ветер, благоприятный мореходам, итакийский корабль не сможет покинуть Тринакрию.
Путники перетащили корабль подальше от волн. Затем Одиссей собрал товарищей и сказал:
– Друзья, на корабле вдоволь запасено и еды и вина. Помните же, что вы не должны поднимать руку на пасущиеся здесь стада. Ими владеет светлый Гелиос, который все видит, все слышит и все знает.
День проходил за днем, и каждое новое утро не приносило путникам отрады. То же бушующее море, то же суровое небо. Низко неслись облака, выл Нот; изредка лишь он уступал место Эвру, восточному ветру. Но Эвр был так же враждебен мореходам.
Понемногу запасы итакийцев истощились. Напрасно скитальцы выворачивали и выбивали мехи, где хранилась их пища: они не могли собрать и горсточки муки.
Путники бродили по острову с копьями и луками. В лугах они стреляли быстроногих зайцев, среди утесов выслеживали диких коз. Иногда им удавалось поднять из зарослей тростника свирепого вепря. В рощах они расставляли силки и ловили длиннокрылых дроздов и лесных голубей. Понемногу дичь стала исчезать; тогда итакийцы принялись удить рыбу.
– Какой позор! – вздыхали они. – Если бы наши боевые друзья знали, что воины Итаки питаются рыбой, как последние жалкие бродяги!
Но воины помнили свою клятву и старались даже не смотреть на тучных, криворогих быков. Животные уже привыкли к пришельцам. Они лениво щипали траву возле самой стоянки итакийцев. Их протяжное мычание оглашало окрестные луга.