Однако Макса это не остановило. И он заказал все. Я мысленно попрощался со своим здоровьем, и со злорадством заметил, что он сбледнул, лишь когда официанты придвинули к нам второй стол.
-Это еще зачем? Мы вдвоем будем,- оторопело бросил он.
Официант ласково глянул на него, как на ребенка с синдромом Дауна, пытающегося, высунув язык, сложить паззлы, и выдохнул на русском:
-Дай бог, бы все блюда на трех столах поместились. Вы, что, реально хотите это вдвоем схавать? Ну, вы, ребята, даете.
Короче, я сломался на 7 блюде мезе, сумев запихать в себя пару колбасок. Макс продержался дольше. Но тоже теперь тоскливо икал, именно оборзевая , а не обозревая яства, которые не пришлось даже по украинскому принципу не съесть, так «пиднадкусывать».
Оставлять еду врагу тоже было мучительно больно.
Тут у меня зазвонил телефон, и я в экстазе чуть не прожег пол. Это был Марк, но почему мне сначала вспомнились его габариты.
- Марк, срочно приезжай в таверну, - взвыл я в трубку, - Водка на троих стынет. Две порции мезе пропадают.
Марк коротко хмыкнул, и по ходу сразу врубился в ситуацию.
В общем, когда он прибыл на место боя и оглядел картину маслом, он тоже позвонил еще одному другу. Надо отдать должное ему- ни разу не запалил перед Максом.
В четыре рыла и еще под пару графинчиков «узо» мы еле одолели это счастье. После чего Максу пришла не менее гениальная идея запить это все молочным коктейлем, и троица радостно заказала его. На меня они втроем смотрели как на непуганого в раю идиота, не ценящего гурманский изыск простоты «Мак –Дональдаса» под конец.
Слава Богу, я им не сдался. И тяпнул вместо молока еще «узо».
Вот теперь утром Макс расплачивается за все свои грехи. У него жесткой приступ медвежьей болезни. Меня, правда, тоже слегонца поклевывает в затылок известная финская птица «похмелайнен». Но это пройдет уже к двум. Особенно, если прогуляться на воздухе.
-Ты, что, сука, жрать еще можешь? И вообще, ты куда так вырядился? Не взопреешь?- бросает он, глядя, как я натягиваю светло-голубые рваные джинсы и белую борцовку. В джинсах будет действительно жарко, но потерпеть стоит. С ударением на первый слог пока.
Глаза Макса скользят по моему телу совсем не так, как смотрит, допустим, Марк. Это другое. Но все равно приятно увидеть в них капельку заинтересованности.
Я будь не я, если Микаэлю мой прикид не понравится. Обычно все на это западают. Это моя собственная фишка. Добавляю чуть-чуть серебряных «блестяшек»: массивный браслет, перстни, пара цепочек. Теперь главное- ремень с большой бляхой, которая будет в нескольких сантиметрах от.
- Ты, че, уже подцепить кого успел? Трахались уже?- не унимается Макс, глядя, как я «добиваю» образ. С помощью геля (ха, вот что-что, а купаться я сегодня не собираюсь) придаю башке эффект мокрых волос. Кудри. Во. То, что надо.
- Вернусь минут через сорок. Если туалетная бумага закончится - звони не стесняйся,- закрываю номер под его громкий мат.
И круто обламываюсь в столовой.
Микаэля нет.
С тоски решаю нажраться оливками. На Кипре их делают как-то по-особенному. Они совсем не похожи на то, что продается у нас в банках. Киприотам удается сохранить в них маслянистый вкус, приправив специями. Они получаются очень острыми, но не консервно тряпичными.
Пока набираю полную тарелку оливок, замечаю любопытную сценку. Напарник Микаэля вытаскивает телефон и, почти упав лицом в пах, за барной стойкой взволнованно щебечет в трубку на греческом.
Засекаю время. Мальчишка появляется в зале ровно через 7 минут. Несет мне уже привычный кофе. Молча ставит передо мной. И не может отвести взгляд от моих ног, просвечивающихся в разрезы, отчетливо скользит по плечам в вырезе борцовки.
- May I have a glass of water? – вот реально, кофе в таком состоянии не лезет.
- Wait a moment, please,- цедит он сквозь зубы, удаляясь от меня.
Друг перехватывает его по пути и что-то долго шепчет, указывая глазами на мою чашку кофе.
Еперный балет. Только душа из горячего кофе мне сейчас не хватает. Это же мои любимые джинсы. Их потом отстирывать придется. Ну, е-мое. Все. Я так не играю.
Микаэль возвращается со стаканом воды. Рука долго мечется перед чашкой и стаканом. Решительно опрокидывает последний.
Йес!
- I am deeply sorry! – белоснежно лыбиться он, глядя, как я псевдо удивленно разглядываю разводы на джинсовой ткани.
- Oh, it's nothing. Rather pleasure, it's so hot, - ржу ему в ответ.
- Oh, I see you like olives. What do you think about Cyprus dishes? –глаза Микаэля
выразительно скользят по моим соскам, проступающим под борцовкой.
- It's perfect. I have already loved it, - позволяю себе расслабиться и выразительно смотрю на то место, где у него под фартуком должна быть плоть, – and deeply sorry too. Can you bring me some wine.
Микаэль стеснительно проводит по затылку, вытирая проступивший пот. Он мил. Он так мил своей юностью и застенчивостью:
- Maybe I will better invite you to some native restaurants, where you can try the real one? I am free after four.
Йес, йес, йес. Сто тысяч пятьсот. Ну, наконец-то.
- Yeah. It would be so nice of you. I will wait you in the lobby,- соскальзываю со стула и направляюсь к себе в номер.
Смотрю на мобильник. Четыре пропущенных. Так. У Макса явно закончилась бумага.
Глава девятая. Осторожно, к вам летит аист
Афродиты мои и Аполлоны, как говаривала незабвенная Ариадна! На Кипре благодаря этой женщине с большой буквы «Ж» я лишился не только своей антично-литературной девственности. Точнее, процесс умственной дефлорации перешел в стадию разрыва мозга, когда она рассказала о такой части современного устного народного творчества, как приметы.
Макс встрял с ними тоже по самые яйца. После чего он поклялся, прежде чем ехать в какую-либо страну, досконально изучать ее суеверия и традиционную манеру поведения.
В автобусе под рассказ Ариночки о странностях сексуального бытия греческих богов Макс вытащил из рюкзака пивасик и смачно отхлебнул. Я нервно сглотнул слюну и толсто намекнул, что с друзьями принято делиться последним. Тем более, что вокруг, в воздухе, витал аромат пивных дрожжей. Почти все прихватили тоже с собой пару-другую литров охладительного. Дорога впереди была долгой (почти 3 часа езды до бухты Афродиты, места, где по легенде, она вышла из моря), а утро жарким. В середине октября на Кипре в 9 часов было тридцать градусов тепла.
Макс одарил меня фирменной улыбкой: тамбовский волк товарищ тем, кто фотографирует задницы пьяных друзей (вы тоже помните этот эпизод),- и вслух пояснил:
- Лучше бы к поездке готовился, чем двери в пять утра в номер ломать.
Достойных быть озвученными вслух контраргументов у меня не нашлось, так что пришлось удовлетвориться лишь созерцанием чужого счастья.
За первой банкой у Макса пошла вторая, а еще через два часа (после третьей) он поинтересовался у Ариадны, когда будет санитарная остановка. Почки у друга работали хорошо, а мозги соображали четко и ясно: последние минут сорок справа и слева были лишь каменистые холмы и ни одного дерева, за которым можно было бы укрыться, даже если бы автобус остановился. Автобусные биотуалеты Макс не признавал в принципе.
- О, еще час, и мы в самом божественном месте Афродиты,- пропела Ариадна, жестом матери забирая пустую тару у Макса из рук.- Вы не первый, кто интересуется.
А потом мы попали в полуторачасовую пробку. Несмотря на отличного качества дороги и развязки, построенные на этом острове англичанами для подъезда к собственным военным базам, занимающим треть Кипра, заторы здесь случаются регулярно благодаря нашим соотечественникам. Дорвавшись до магистралей, где качество дорожного полотна позволяет разгоняться под 200 км в час, наши не могут сдержать свою силушку богатырскую и гонят, что есть мочи. В свою очередь, киприоты тоже народ горячий, и уступать не хотят. Отсюда многочисленные ДТП.
Короче, я не буду уточнять, кто был первым в очереди на выход, когда автобус все-таки остановился в небольшом местечке над морем, зажатом скалами.
Вступив на твердую землю, Макс затравленно заозирался в поисках заветного заведения типа «сортир». Не нашел его и потащил меня к сооружению, отдаленно напоминающему типичный подземный переход. В этом же направлении рвануло еще с десяток участников экскурсии.
«Покарауль»,- взвыл друг и блаженно расстегнул ширинку. Мне пришлось заслонить его отнюдь не могучей спиной, и как раз в этот момент мимо нас на каблуках прогарцевала Ариадна с остатками группы. «О, мальчики, я так рада за вас. Подарить новую жизнь этому миру – это прекрасно»,- почему-то бросила она на бегу, обозревая упругий вид сзади Макса и добавила, обращаясь ко мне - «Кстати, вам, С…, будет любопытно узнать, что у нас в стране это своего рода объект, как это вы говорите, культурного наследия, и за это полагается крупный штраф. Но мы вас не видели».
Когда Макс закончил, мне не оставалось ничего делать, кроме как констатировать:
-Поздравляю. Только что, на глазах у дамы, ты обоссал памятник. Теперь нас отшрафуют и вышлют из страны.
Возможный штраф и высылка Макса не особо обеспокоили. Он сконцентрировался на словах о новой жизни, с учетом того, что именно сегодня его девушка должна была пойти к врачу и точно выяснить- беременна ли она. Ариадна знать об этом не могла в принципе.
Макс икнул, пихнул меня в плечо и попер наверх вслед за удаляющейся группой:
-Это че она ща в виду имела?
Я пожал плечами и поплелся за ним.
Бухта Афродиты оказалась совсем не такой, какой я ее себе представлял.
Пронзительный ветер, крупная галька, почти булыжники, нависающие громадные скалы в воде, и опасное дно, когда три-четыре шага, и ты проваливаешься на неизвестную глубину. Никакой женской мягкости в природе и сопливой пейзажности европейских ухоженных пляжей.
-Древние верили, что природа дня, в который Бог или человек появляется на свет, отражает его истинную суть. Когда прекрасная Афродита поднялась из вод морских, была буря, море кипело и бурлило. Она ступила на берег и богини сонмом пониже облачили ее в роскошные одеяния, водрузили на ее светлые волосы – да, дорогие мои, Афродита была блондинкой,- золотую корону, отвели на Олимп. После чего она лишила дара речи и ослепила прислужниц, чтобы они не могли рассказать другим богам о том, какая она внутри. Однако полностью скрыть обман не удалось. Природа здесь навсегда осталось такой, как в день ее рождения. С тех пор, в память об этом событии здесь всегда очень ветрено, а море опасно и полно подводных течений. Понимаете, если брать современную типологию блондинок, то богиня была откровенной стервой, знающей себе цену, типа Мадонны или Шэрон Стоун, но знала, что добьется большего, если будет выглядеть пай-девочкой. И как вы видите, природа очень хорошо отражает это,- пояснила Ариадна, пока мы ковыляли по пляжу, привыкая к камням. - А теперь давайте я вам дам время на купание здесь. Афродиты мои, вам я особенно рекомендую, Аполлоны, если вы еще не встретили свою богиню... на вашем месте я бы воздержалась, и лучше побродила по пляжу. Но чем олимпийские боги не шутят.
После этих слов во мне взыграло, естественно, идиотское чувство противоречия ко всяческим бабским суевериях, и я ломанул в воду. Макс же потрусил осматривать какой-то грот и пробовать свою новую мыльницу.
Я быстро искупался почти в штормовом море и вылез на берег, стуча зубами. Почти тут же косточку на лодыжке ободрал странный камень, напоминающий, простите, фаллос.
Я задумчиво поднял его с земли, принялся вертеть в руках, побрел по пляжу, разглядывая гальку. Она действительно была здесь необычной: абсолютно все напоминало те или иные части человеческого организма. Здесь попадались камни в форме сердец, легких, и даже человеческих эмбрионов.
… И неожиданно налетел на Ариадну. Она покосилась на меня, изумленно уставившись на то, что я держал в пальцах:
- Знаете, обычно мальчики находят здесь совсем другое,- с этими словами она подняла с земли гальку в форме женской груди и зашвырнула ее в море. - Ну, каждому свое. О вкусах не спорят. Не бойтесь, в автобусе я все обязательно поясню. Мы отъезжаем через 7 минут.
Профессиональная чуйка тут же подсказала мне, что в ее словах где-то спрятан «скрытый на..й», и я уныло побрел к транспортному средству, понимая что влип в какое-то неизвестное пока дерьмище.