Они говорили в тот вечер о многих вещах. Тиму рассказывать особо было нечего, кроме описаний лекций и семинаров, которые он посещал, а в различные секции он и не ходил вовсе – не было денег. Зато парень с большим удовольствием слушал рассказы капитана о финских городах, разных людях, которые путешествовали на его пароме, о легендах народа саами, живущего в далекой Лапландии.
А вот о своей личной жизни Петро говорил немного. Тимур узнал лишь, что мужчина долгое время встречался с кем-то, но продолжается ли эта связь теперь, он не понял. Незаметно разговор зашел на более откровенные темы, и, скрепя сердце, парень все же решился спросить:
- Ты все еще встречаешься с ней?
- С ним. Это мужчина.
- Мужчина?
- Тебя это удивляет? Неприятно?
- Нет, что ты, - поспешно выпалил Тим, не зная, как реагировать на неожиданную новость. Он опустил взгляд в свою чашку и машинально потеребил бумажный пакетик от сахара. Шок постепенно сменялся каким-то новым, радостным и немного тревожным чувством. Это вовсе не знак, уверял себя парень, это совсем ничего не значит. Он гей, но это не значит, что есть шанс понравиться ему. – Так ты с ним встречаешься?
- Нет. Мы расстались из-за моей работы.
Тим облегченно выдохнул и улыбнулся краешками губ.
- Давно?
- Месяц назад.
- И ты не жалеешь?
- Первое время жалел, но потом перестал. Мы встречались просто из-за того, что оба устали от одиночества. И мы были слишком разные.
Ну вот, расстроился Тимур, ему нужен тот, кто будет таким же, как он – сильным и смелым, очень мужественным и обязательно красивым. В то время как он сам даже не был уверен в том, что он гей, а даже если и так, не стоит об этом думать, потому что все равно надеяться не на что…
Петро мягко положил руку на его замерзшую ладонь.
- Эй, ты чего такой хмурый? – улыбнулся мужчина.
Руку жгло. Все тело свело в напряжении, и Тиму показалось, что сейчас на них смотрят все посетители забегаловки. Он не представлял, как себя вести в этой ситуации и что значит этот жест – просто дружеская поддержка?
Набравшись смелости, Тим осторожно поднял взгляд и встретился с его, переполненным странным теплом и нежностью. Комок в горле удалось проглотить не сразу.
- Ты доел? – тихо спросил Петро, тут же выпуская его руку.
- Ага.
- Может, пойдем отсюда?
Тимур кивнул, но уходить не хотелось. Этот скромный, но такой волнительный ужин внес в его жизнь что-то новое, словно свежий порыв майского ветра. Но домой совершенно не хотелось идти.
Делать было нечего, расплатившись, они покинули заведение, выйдя на улицу. Дождь перестал, но все вокруг будто пропиталось его запахом; под ногами неприятно хлюпала грязь, и Тим промочил ноги. Правда, парень не обращал на это внимания, стараясь идти в ногу с Петро и думая, о чем они еще успеют поговорить, пока не разойдутся.
Оказалось, что живут они не так уж и далеко друг от друга, разделенные получасом ходьбы, оба в северной части Петербурга. Оказалось, что здорово вот так брести вместе и молчать, слушая свои мысли и шум проезжающих мимо машин. И снова чувствовалась некая родственность, которая уже не смущала, а притягивала сильнее. Становилось практически плевать на то, что тебя осудят. Все это абсолютно не имело смысла.
- Стой! – голос Петро вывел Тима из равновесия, и мужчина дернул его к себе, прижимая спиной к груди. Он понял, что чуть было не перешел дорогу на красный свет, настолько задумался. – Что же ты творишь, дурной?
Тим обернулся в его руках и как-то жалобно посмотрел, замер на миг, а потом попытался отстраниться, но ему не дали.
- Я задумался.
- Это я понял.
- Отпусти. На нас все смотрят.
- Здесь никого нет. Я не хочу, чтобы ты опять рванул на красный и попал в беду.
- Так уже зеленый, - улыбнулся Тим.
Петро хмыкнул, медленно опуская руки.
- Тогда пошли.
Всю оставшуюся дорогу до дома на языке вертелся один вопрос.
- Петро…
- Да?
- Мы увидимся еще? В смысле, ну… ты же сказал, что мы друзья, так?
- Друзья. Конечно, - фраза прозвучала немного неуверенно, несмотря на свою предельно четкую формулировку.
Но не по-дружески легла его ладонь на шею мальчишки, притягивая к себе. Не по-дружески коснулись губы вздрогнувших губ, согревая их своим теплом. Это ненормально для парней, но так сладко, что не в силах оторваться, испытав хоть раз. Тим паниковал, но весь отдался этому порыву, чувствуя на своих щеках покалывание мужской щетины, прижался теснее, не зная, куда деть руки, и замер в ступоре – он ведь совсем не умеет целоваться!
Пропал Петербург, и пропала осень с ее проклятым дождем и ненастной погодой. Пропали мысли в голове, остались только ощущения. Он не думал, что это может быть настолько сильно.
Тима повело от незнакомого аромата мужской туалетной воды и его самого, бережно придерживающего парня за плечи. Первый, нежный и очень смущающий поцелуй кончился, сменившись чередой мелких касаний губ в трепетном ожидании какого-нибудь ответа и страхе приблизить его. Тимур не знал, как вести себя, но очень хотел ответить тем же, неловко приоткрывая рот и пытаясь повторить движения его губ. Внутрь скользнул язык и вырвался сладкий вздох, обозначивший желание.
Единственной мыслью Тима в этот миг было то, что он никогда не забудет этот безлюдный темный переулок с горящими фонарями, силу рук, что сжимали его в объятьях, и свой стыд, когда возбужденный до предела организм незамедлительно отреагировал на прижавшееся случайно к паху бедро. Тим забился, мыча что-то в его губы и с ужасом ощущая влажную скользкую ткань своего белья. Оргазм сбил его с ног, прокатившись по телу электрическим разрядом и оставив после себя желание провалиться сквозь землю.
- Все хорошо. Ну, чего ты…
- Я все испортил, да?
- Ты великолепен.
Горячее дыхание опалило кожу, пальцы нежно обвели контуры его лица.
- Ты знаешь, который час?
- Не представляю.
Петро пошарил в кармане в поиске телефона, дисплей вспыхнул, показывая время.
- Черт! – простонал Тимур. – У меня же общага через десять минут закроется!
- Можешь успеть, если быстро.
- Не уверен.
- Почему?
- Хочу еще…
Он потянулся к ожидавшим его губам, раскрываясь в прощальном поцелуе, покоряясь напору и силе, который способны дать только мужчины. Нет, это не было прощанием – это было только началом.
Они разошлись, и тут же заморосил дождь. Но Тим успел, как предсказывал Петро, хоть и в последнюю минуту, слыша вслед сердитую брань пожилого сторожа.
Ночью все кошки серы
Неделя, загруженная работой и учебой, пролетела незаметно в ожидании выходных. Петро звонил каждый вечер, интересовался делами Тима и рассказывал что-нибудь сам. В их общении не было ни сентиментальности, ни прочих глупостей, которые способны наговорить друг другу влюбленные. Только однажды Тим услышал сдержанное: «Хочу тебя увидеть». Но он чувствовал, что так правильно, что не нужны громкие слова для того, что можно и так понять.
Он замотался на работе, разрываемый между ней и учебой, и приходил домой затемно, почти без сил падая на кровать. И тогда в голову начинали лезть всякие мысли, порой ужасно неприличные, особенно после звонка Петро, и не будь в этой комнате соседа, Тим бы уже вовсю справлялся с периодически возникающей проблемой.
Настала суббота, которую оба так ждали. Петро позвал его к себе – гулять было слишком холодно - и Тим впервые увидел его квартиру, просторную и светлую, хоть и обставленную довольно скудно. Бросалось в глаза, что в ней жили только мужчины. Две комнаты с минимумом мебели, простота и удобство.
- Какой ты аскет, - улыбнулся Тим и тут же смутился, пойманный в объятия сильных рук.
- Ничего лишнего.
- Мне нравится.
- Мне тоже.
Стоять, прижавшись друг к другу, и вдыхать родной запах стало так же привычно, как и дышать.
- Хочешь чай?
- Нет.
- Кофе?
- Нет. Тебя.
- Ммм…
- Что? Я что-то сказал не то?
Петро покачал головой, стаскивая с него курточку. Под ней была простая поношенная футболка синего цвета, но она делала образ парня очень домашним. Тим стащил кроссовки, взъерошил рукой непослушные волосы и замер в растерянности.
- Пойдем. Не дело держать на пороге гостя, - улыбнулся мужчина, протягивая ему руку. – Хочу показать тебе кое-что.
Это оказались фотоальбомы и старые рисунки, которыми Петро баловался еще в юношестве. Попались среди них и детские, но чьи они, было не понять. На одном из фото Петро, совсем еще мальчишка, стоял в кругу своей семьи, которая на то время была одним целым.
- Так здорово. У тебя красивая мать.
- Это да. Сестренка в нее пошла вся, а я в отца.
- А он такой строгий, в форме…
- Ага. Всегда такой был, сколько помню.
Увидел Тимур там и его брата, но спрашивать ничего не стал, не желая вызывать болезненные воспоминания. Смерть близкого человека – это всегда непросто, даже если ты взрослый и сильный мужчина, и всегда оставляет отпечаток на тебе и твоей жизни.
Они проговорили почти весь вечер, совершенно забыв обо всем на свете. Оба не заметили, как комнату окутали сумерки – мягкие, бархатные. Тим забрался на диван с ногами, обхватив колени и прислонившись к спинке. Петро сидел рядом, развернувшись к нему, настолько близко, что его колено чуть касалось босых ступней парня.
Было смущение вкупе с легким волнением, и было теплое спокойствие, которое ты ощущаешь либо дома, либо с очень близким тебе человеком.
Под конец Тимур почти не слушал его, а потом набрался смелости и придвинулся ближе, склоняясь к Петро и робко прося:
- Поцелуй меня.
А тот тотчас же обвил его шею руками, просто прижимая к себе, утыкаясь в худое мальчишеское плечо и жадно вдыхая его запах. Замер на миг, коснулся губами кожи повыше ключиц, прошелся легкими поцелуями вверх, обводя губами кадык, вновь замер на подбородке, где виднелся небольшой свежий шрам от неумелого бритья. Он оттягивал момент этого сладкого единения, чтобы сполна ощутить его, запомнить каждой своей клеткой, каждым мускулом, каждой веной. Поцелуй вышел скомканный, неловкий, но очень нежный. Затягивающий, словно омут, когда ты погружаешься в другого человека и уже не помнишь себя. Неумелый, а оттого еще более сладкий. И когда губы с сожалением оторвались от губ, Петро усадил его на свои колени лицом к лицу и крепко обнял, тяжело дыша и слушая, как колотится его сердце.
Тим вдруг остро почувствовал, что они оба начинают возбуждаться. Стыдной волной захлестнуло разум, он придвинулся ближе и поцеловал уже сам, опьяненный вседозволенностью. А затем ощутил руки на своей спине, пробравшиеся под футболку и ласкающие голую кожу. Они гладили, мягко обводили каждый изгиб и контур, перебирали пальцами выступающие позвонки, доходили до низа, упираясь в пояс джинсов, и возвращались наверх, а когда касались живота, становилось почему-то ужасно смешно.
- Щекотно, - засмеялся Тим, и ему ответил довольный лучистый взгляд.
- А так? – пальцы ласково коснулись груди, обводя соски и чуть сжимая их. Маленькие бусинки затвердели, Тим судорожно вздохнул и позволил, наконец, снять с себя футболку полностью. Петро также разделся до пояса, и можно было уже не стесняясь проводить руками по его плечам с выступающими мышцами, гладкой безволосой груди, по горячему животу с пересекающей его дорожкой волос. Тим прижался к нему снова, ощущая, как обострились без одежды все ощущения. Но торопиться никто из них и не думал.
На светлой коже мужчины очень четко проступали голубоватые вены. Они виднелись повсюду – перечеркивали руки до локтей, вырисовывались на шее и даже виднелись на животе, ближе к паху. Тим трогал их пальцами, а затем губами, ощущая упругую мягкость.
Почему-то не было страшно, на самом деле довериться оказалось очень просто, как будто так и надо, словно он всю жизнь этого ждал. Поэтому он не воспротивился, а лишь едва слышно вздохнул, когда Петро осторожно стал высвобождать его от оставшейся одежды.
Но голым чувствовать себя было стыдно вдвойне, и Тим ужасно смутился, испытывая острое желание не то прикрыться, не то провалиться сквозь землю. И только новый тягуче-сладкий поцелуй вернул ему былую уверенность.
Он сам, по собственной инициативе соскользнул на пол и обнял мужчину за талию, притягивая к себе и утыкаясь лицом в его живот. Он чувствовал, что Петро это нравится, и безумно радовался тому, что может сделать ему приятно. Желая продлить это ощущение, Тим уже смелее приспустил его брюки, чуть замешкавшись и разглядывая чужой член. Терпкий мужской запах немного смутил, но неприятным не показался. Петро вздрогнул и резко выдохнул сквозь сжатые зубы. Он наклонился к парню, ласково обхватив ладонями его лицо и бережно целуя, чтобы прогнать все его страхи.
- Не надо, Тима, - тихо прошептал он. – Если ты не хочешь, не надо.
- Я хочу, - сглотнул парень, прильнув к нему всем телом и глядя в глаза. – А ты не будешь надо мной смеяться, если…
- Обещаю, - и новый поцелуй в губы, влажные и уже чуть припухшие, манящие к себе так сильно, что нет сил удержаться.
Решившись, Тим медленно провел языком по всей длине возбужденного члена, чувствуя бешеный ритм своего сердца и незнакомый будоражащий вкус на головке, наслаждаясь тихим вздохом своего любовника. Но он плохо представлял, что делать дальше, зная только основной момент – его следовало взять в рот. Испугавшись, что его начнет тошнить, Тим не стал вбирать его глубоко, а лишь втянул щеки, пропуская между ними головку члена и неумело лаская его языком. Он старался как мог и не знал, правильно ли делает, поэтому поднял вопросительный взгляд на Петро. Вид парня, стоящего на коленях и ласкающего мужчину своими губами, чуть не свел его с ума – он резко подхватил его под мышки и обнял, неистово целуя, подчиняя и властвуя над ним, прижимая его к дивану и наваливаясь сверху. А потом чуть отстранился, приподнимаясь, и нахмурился:
- Прости, я не должен был так…
Вместо ответа Тим погладил его по щеке – немного шероховатая кожа царапала ладонь, так как щетина была совсем свежей. Провел большими пальцами по русым бровям, светлым длинным ресницам, тоненькой линии, пересекающей горизонтально лоб.
- Кажется, я люблю тебя.
Слова вылетели раньше, чем он успел подумать, но внутренние метания Тим отклонил – это было правдой. Вот только он не знал, нужны ли эти чувства его капитану. И не испортил ли он все, сказав об этом так рано.
А тот приподнялся, садясь на диване и медленно заводя руки за шею. Он снял то, что висело на ней – маленький серебряный крестик, и надел его на пораженного Тима.
- Пусть он хранит тебя.
А потом сцеловывал слезы с его щек, шептал что-то на ухо горячо и нежно, улыбаясь в ответ на счастливую улыбку Тима, и вновь прижимал его к груди, переживая этот момент вместе с ним.
Прикосновения обжигали и дарили чувство невесомости, Тиму казалось в этот момент, что разум его постепенно отделяется от тела. Он чуть слышно, откровенно стонал, не контролируя себя, и раздвигал ноги, позволяя готовить себя к чему-то гораздо большему, тому, что свяжет их в одно целое.
И была боль, которая, казалось, разорвет на куски, и был хаос в мыслях, и сладкая дрожь охватывала тело во время особо сильных движений внутри. Где-то за окном завыла сигнализация; давно село солнце; до боли впивались ногти в тугую плотную ткань диванной обивки.
И было блаженство, томное, искрящееся, как налитое в хрустальный бокал шампанское. Когда отпустили последние судороги оргазма и накатила истома, Петро смог, наконец, приподняться на локтях, с беспокойством глядя ему в глаза.
Тим тяжело дышал, запрокинув голову со встрепанными светло-русыми волосами, влажными от пота. И улыбался, чуть-чуть, краешками губ, но более искренней улыбки мужчине видеть не доводилось. Он наклонился и поцеловал его, чуть касаясь разгоряченными губами, словно благодаря за случившееся.