От мучительных сомнений Уильяма избавил счастливый случай. Тучи уже разошлись, дождь кончился, горизонт посветлел, и Клейтон подняв глаза, вдруг вскочил с радостным криком:
— Земля, Джейн! Благодарение богу, земля!
Девушка быстро взглянула туда, куда указывал Уильям, и увидела на расстоянии каких-нибудь ста ярдов желтый песчаный берег, а над ним — роскошную зелень тропических джунглей.
Долгое время Джейн и Клейтон не сводили глаз с этого упоительного видения, а убедившись, что ветер довольно быстро гонит их лодку к земле, переглянулись.
— Пожалуй, все-таки стоит попытаться что-нибудь сделать для этого бедняги, — сказала Джейн. — Если, конечно, еще не поздно…
Русский пришел в себя и открыл глаза в тот момент, когда лодка ткнулась носом в пологий берег.
К счастью, благодаря пролившемуся над шлюпкой дождю у Клейтона оказалось достаточно сил, чтобы привязать швартовый конец к небольшому деревцу, росшему на берегу. После этого он побрел, шатаясь и время от времени падая, к окаймляющий берег чаще.
Прошлогоднее двухмесячное пребывание в Африке научило молодого англичанина отличать съедобные фрукты от несъедобных, и час спустя он вернулся на берег, неся несколько спелых плодов.
Дождевая вода недавно вернула потерпевшим кораблекрушение жизнь; принесенная же Клейтоном пища дала им достаточно сил, чтобы передвигаться. Все трое добрели до дерева, к которому была привязана лодка, и упали в его тени, чтобы уснуть до вечера.
ХХ. Схватка в ночи
Тарзан нащупал среди звеньев цепи одно наиболее источенное ржавчиной и теперь упорно старался согнуть его своими стальными пальцами, в то же время внимательно наблюдая за всем происходящим в поселке. Эти наблюдения давали богатую пищу для размышлений.
В деревне было не более десятка хижин, сильно отличавшихся от тростниковых хижин в поселке Мбонги. Массивные бревенчатые стены и прочные двери этих домов скорее напоминали стены и дверь хижины, которую когда-то построил отец Тарзана, лорд Грейсток. Палисад, окружавший селение, мог бы остановить атаку стада взбесившихся слонов… И эта маленькая деревня появилось на свет совсем недавно: бревна стен еще не успели потемнеть, а на доме неподалеку несколько мужчин только кончали настилать крышу.
— Тарзан, — тихо проговорил Арно. — Кажется, ремень подается…
— Хорошо. Скоро стемнеет.
— А как у тебя дела?
Человек-обезьяна не ответил.
Арно вздохнул и снова принялся дергать ремень.
Действительно, вот-вот должно было стемнеть, однако Тарзан знал, что сумерки в джунглях длятся считанные минуты, а вскоре после захода солнца на безоблачном небе взойдет полная луна.
К пленникам приблизился вождь с золотыми браслетами на руках и ногах, с широкой золотой пекторалью на груди. Некоторое он хмуро глядел на Тарзана и Арно; потом что-то повелительно крикнул, указав рукой сперва на белых людей, а после — на дом, который достраивали воины.
— Похоже, он велит перевести нас в хижину, — прошептал Джек, глядя вслед удаляющемуся вождю. — Может, мы зря стараемся, Тарзан? Сейчас тебя все равно раскуют и развяжут мне руки, тогда и рискнем…
Тарзан не ответил, по-прежнему трудясь над цепью.
Хотя жители поселка не проявляли большой враждебности, все равно в этой деревне было нечто, вызывавшее у человека-обезьяны растущеее беспокойство.
И он знал, что именно: в маленьком селении все было пропитано страхом.
В каждом движении воинов, почти не выпускающих из рук оружие; в испуганных быстрых взглядах женщин, говорящих мало и негромко; в скованных движениях жавшихся к ногам взрослых детей — во всем этом сквозил огромный страх, сгущавшийся по мере того, как тьма подбиралась к поселку.
Еще не погас закат, как женщины заспешили к домам, окликая на удивление послушных детей, а вслед за ними в хижинах скрылись мужчины. Больше того: даже часовые покинули смотровые площадки и устремились к жилищам….
Но сначала они нагромоздили у палисада несколько огромных кустов «кошачьего когтя», так что ворота полностью скрылись за возвышающейся перед ними колючей грудой.
— Черт! Мне это не нравится, — заметил Джек, который сидел лицом к ограде и имел больше возможности наблюдать за странными приготовлениями, чем Тарзан. — Надеюсь, они не собираются разжечь из всего этого костер, чтобы поставить на огонь котлы?
— Нет… Но дело все равно плохо, — сквозь зубы отозвался человек-обезьяна. — Такие заграждения чернокожие Мбонги ставили перед воротами своей деревни, когда к ним по ночам начинал наведываться хищник-людоед.
Тарзан почувствовал, как Арно вздрогнул.
— Ты серьезно? Неужели ты думаешь, что…
— Да.
На улице уже никого не осталось, кроме трех воинов, кончивших настилать крышу дома и теперь по приставной лестнице поспешно спускавшихся на землю.
— Ты хочешь сказать, что нас оставили на ужин зверю-людоеду?!
Арно рванулся и зашипел от боли в исцарапанном плече.
— Нет, кажется, нас сейчас попытаются перевести в хижину… Приготовься!
И человек-обезьяна напружинился, готовясь к схватке, как только с него снимут цепь. Ни у одного из воинов не было лука, а копья Тарзан вовсе не принимал в расчет…
Однако трое темнокожих мужчин вдруг замерли, не дойдя до пленников, и с ужасом уставились на что-то, находящееся позади Тарзана. Человек-обезьяна стремительно обернулся, чуть не свернув шею в попытке выглянуть из-за столба — и заметил быстрое движение рядом с воротами. Тень, еще более черная, чем палисад, мелькнула рядом со сваленными в кучу кустами и мгновенно исчезла. Но приемыш Калы, привыкший ловить взглядом молниеносные движения ночных хищников, понял, что это крупная пантера и что заграждение из кустов ничуть не помешало ей проникнуть в деревню.
— Господи… — прошептал Арно. — Ты видел?
— Да, — и человек-обезьяна удвоил попытки порвать цепь.
Теперь их жизнь зависела от того, удастся ли ему освободиться: воины, которым вождь велел перевести белых людей в хижину, в панике сами бросились внутрь и захлопнули дверь; один из них так спешил, что обронил копье у порога.
— Вернитесь! — крикнул им вдогонку Арно и разразился бессильной руганью.
— Тишше! — прошипел человек-обезьяна.
Джек замолчал, шаря глазами по теням, залегающим между хижин. Луна уже поднялась над поселком — и вот одна из теней плавно вылилась на залитую ярким серебристым светом улицу и превратилась в леденящий душу кошмар: в громадную могучую пантеру. Людоедка явно чувствовала себя здесь как дома, она лениво и уверенно вышла на свет и неторопливо огляделась по сторонам. Ближе всего к хищнице был Арно, и именно на него оценивающе уставились изумрудно-зеленые глаза огромной кошки.
Джек рванулся так, что ремень, стягивающий его запястья, затрещал — а человек-обезьяна, сознавая, что бессилен оказать другу реальную помощь, сделал единственное, что мог: испустил свой разрывающий уши боевой вопль, пронзительно прогремевший в ночи над вымершим безмолвным поселком.
Шита повернулась и одним скачком исчезла в темноте.
— Господи боже… — слабым голосом проговорил Джек. — В следующий раз предупреждай, что собираешься крикнуть! Меня чуть удар не хватил…
— Тшш… Она скоро вернется. Шита — не Сабор, ее не прогонишь криком…
Пророчество Тарзана вскоре сбылось: на сей раз пантера выскользнула из-за хижины справа и стелющимися шагами снова вышла на свет. Хлестнув хвостом по пятнистым бокам, она издала долгое мяукающее рычанье, как будто вызывала странную добычу помериться с ней силой голоса…
И тут от нового рывка Арно ремень наконец подался. Джек сбросил с рук ослабевшие петли и вскочил.
— Беги в дом!!! — гаркнул ему Тарзан: вывернув шею, он увидел, что пантера быстро приближается. — Эй, впустите его!!! Трусы!!!
Арно метнулся в темноту и исчез, а человек-обезьяна возобновил отчаянную борьбу с кандалами, не сводя глаз с мягко двинувшейся по кругу пантеры. Людоедка избрала жертвой громогласного человека возле столба и не интересовалась больше никакой другой добычей.
От рывков Тарзана столб трясся и трещал, с запястий человека-обезьяны, охваченных железными браслетами, капала кровь, но цепь не поддавалась. Рыча, пантера припала к земле, и приемыш Калы разразился в ответ таким же хриплым рыком, по-звериному скаля зубы…
Он не отрывал глаз от пантеры и не видел, как Арно, добежав до хижины, подхватил лежащее у порога копье и метнулся обратно — туда, где лютая тварь приготовилась кинуться на его друга.
Тарзан невольно сжался в комок и вобрал голову в плечи, когда пантера прыгнула…
Но когти хищницы не достали человека, которого она облюбовала в жертву. Между Тарзаном и людоедкой возник Джек Арно, и трехгранный наконечник копья пропорол пантере плечо, заставив ее перекувырнуться в воздухе.
Впервые Шита промахнулась во время броска! Это разъярило ее даже больше, чем рана, чем хлещущая из плеча кровь.
Гибкая и быстрая, как змея, пятнистая кошка развернулась, едва коснувшись лапами земли. Ненавистный враг еще не успел подобрать копье, выпавшее у него из рук при резком выпаде, как людоедка сделала длинный великолепный скачок и обрушилась на человека со всей яростью, на какую способна только раненная пантера.
Громовой рык известил прячущихся по домам перепуганных людей, что ночной демон настиг свою очередную жертву.
Но куда громче прогремел исступленный рев, вырвавшийся из глотки Тарзана, воспитанника обезьяны.
Увидев, что хищный зверь повалил и терзает его друга, Тарзан обрел силу целой стаи горилл. Столб накренился от сумасшедшего рывка гиганта, удерживавшая его цепь лопнула, словно тонкая струна. Человеку-обезьяне не понадобилось и секунды, чтобы очутиться рядом с пантерой; он схватил огромную кошку за загривок и за шкуру на хребте, оторвал от Арно и вскинул высоко в воздух.
Ни ловкость, ни свирепость, ни быстрота не смогли помочь Шите в схватке с обезумевшим от ярости лесным великаном. Мгновение спустя тело пантеры со сломанным позвоночником отлетело в сторону и, как тряпка, шлепнулось в пыль возле столба…
А Тарзан кинулся к Арно и упал рядом с ним на колени. Песок вокруг левой руки и плеча Джека пропитался кровью; воспитанник Калы с ужасом коснулся груди друга, напрасно окликая его по имени…
И тогда люди в хижинах, только что в смятении внимавшие шуму великого боя, в страхе задрожали от нового пронзительного вопля: на сей раз над залитым лунным светом поселком пронесся крик не ярости, не вызова, а беспредельного горя.
ХХI. Человек или зверь?
Прошло не меньше недели, прежде чем Клейтон и Роков окрепли настолько, что смогли построить на дереве грубый шалаш из веток — убежище от хищников. И все-таки они не настолько доверяли прочности и недосягаемости своего жилища, чтобы не опасаться нападения львицы или пантеры. Каждую ночь люди съеживались от страха, прислушиваясь к страшным голосам зверей во мраке джунглей.
Постелями им служили подстилки из листьев и травы, а вместо одеяла Джейн Портер пользовалась старым плащом Клейтона. Уильям перегородил шалаш подобием ширмы из веток, которая делила древесный дом на две части: в одной жила девушка, в другой — двое мужчин.
Конечно, этот древесный шалаш не мог сравниться с прочной хижиной лорда Грейстока, однако существование в нем могло бы быть довольно сносным… Если бы не присутствие Рокова-Тюрана.
С каждым днем жизнь под одной кровлей с таким человеком, как Николай Роков, становилась все более невыносимой.
Уже несколько раз лишь вмешательство Клейтона спасало Джейн от похотливых домогательств русского; в конце концов девушка начала бояться этого человека не меньше, чем диких зверей. Уильям не решался надолго оставить свою невесту с Роковым наедине, и не было дня, чтобы он не проклинал опрометчивое решение вернуть русского к жизни.
Что же касается Джейн Портер, ее поддерживала лишь надежда, что их разыщут и спасут… А еще — воспоминания о ее прошлогодней жизни на африканском побережье.
Тогда, год назад, ей казалось, что на нее обрушились все мыслимые несчастья — однако теперь она вспоминала это время как самые счастливое в своей жизни.
Ах, если бы с ней рядом с ней снова был непобедимый лесной полубог — тогда ей были бы не страшны ни дикие звери, ни Николай Роков!
Девушка не могла не сравнивать слабую защиту, которую оказывал своей невесте Клейтон, с тем, что сделал бы Тарзан из племени обезьян, если бы в его присутствии Роков осмелился бросить Джейн хоть одно грубое слово.
И однажды, когда Уильям ушел за водой, а русский ввалился к мисс Портер и принялся смотреть на нее издевательски-оценивающим взглядом, девушка не выдержала и высказала вслух то, о чем постоянно думала про себя:
— Ах, если бы здесь был Тарзан, как бы все изменилось!
Она не ожидала, что ее слова вызовут такую реакцию Николая Рокова. Русский, уже подошедший к ней опасно близко, вдруг отпрянул и побледнел.
— Тарзан? — спросил он, раздувая ноздри. — Вы говорите о сыне гориллы, выкормыше обезьян? Неужели вы знали эту скотину?
— Я знала этого мужчину, — взглянув в его скользкие, похожие на двух суетливых жуков глаза, поправила она. — Единственного настоящего мужчину, какого я когда-либо встречала!
Русский оскалил зубы в насмешливой гримасе и быстро оглядел Джейн с головы до ног.
— Из уважения к вам, мисс, я подобрал такое деликатное слово, как скотина, — прошипел он. — Хотя мне следовало бы назвать этого человека подонком и мразью!
— Мсье Тюран! Господин Роков!
— Да, подонком и мразью! Знаете ли, что сделал в Париже этот негодяй? Он вкрался в доверие к графу де Куд, а потом надругался над его женой! Когда же преступление было изобличено, выкормыш гориллы попытался свалить всю вину на бедную женщину. Но подлая затея не удалась — и тогда мсье Тарзан бежал из Франции…
— Вы просто бредите!
— Вот как? — Роков уселся на подстилку из листьев, пристально глядя на побледневшую Джейн. — Нет, я отлично знаю, что говорю, потому что графиня де Куд моя сестра. Я не раз видел Тарзана в Париже и с самого начала задавался вопросом: откуда у голозадого воспитанника шимпанзе берутся средства для посещения самых дорогих парижских борделей и кафешантанов? Я много раз предупреждал сестру, чтобы она не принимала этого человека, но Ольга доверяла ему так же, как, похоже, доверяете вы… Но Тарзан остался диким зверем даже в Париже — поэтому нет ничего удивительного в том, что доверчивость моей сестры обернулась трагедией…
— Это ложь! Я не верю ни единому вашему слову! Тарзан не мог… Он не…
— Мисс Портер, если бы у меня под рукой были тогдашние парижские газеты, я бы показал вам заметки о «безумце с улицы Моль». Любой, кто хорошо знал мсье Тарзана, без труда узнал бы его в описании преступника, который искалечил на улице Моль несколько человек, а потом удрал от полиции по фонарным столбам и крышам…
Джейн широко открытыми глазами смотрела на Рокова, словно загипнотизированная тем серьезным и убедительным тоном, каким он излагал свои обвинения.
— Человеку огромной силы, выросшему среди обезьян, не составляло никакого труда подкарауливать в темных переулках прохожих и отбирать у них кошельки, — продолжал Роков, любуясь впечатлением, какое производили на девушку его слова. — Если же ему оказывали сопротивление, Тарзан просто-напросто убивал несчастных, а когда полиция чуть было не задержала его на месте преступления, ушел от нее с помощью обезьяньих навыков, полученных в джунглях. Странно, что власти не сразу догадались, каким образом этот «светский лев» добывает деньги на свои низкопробные развлечения, пристрастием к которым он так прославился среди «золотой молодежи» Парижа! Но наконец полиция все-таки вышла на его след, и тогда мсье Тарзан спешно покинул Францию под чужим именем…
Джейн, тряхнув головой, сбросила с себя наваждение.
— А вы не перепутали мсье Тарзана с мсье Тюраном? — насмешливо спросила она. — Кажется, это вы покинули Францию под чужим именем, не так ли? Может, вместо того, чтобы клеветать на хорошего человека, вы лучше объясните, какие причины побудили вас сменить имя Николай Роков на Поль Тюран?