Алексей усмехнулся. «Ладно, хоть такая критика. А родные не зря паниковали, видно, сердцем чувствовали. Ну ладно, обошлось и, слава богу».
Утром, перекусив в буфете, собралась и отправилась в приёмную комиссию.
Документы приняли, очередь, конечно, пришлось отстоять дикую.
«Такие «фифы», что ты будешь…, прямо столичные звезды, но, вроде, и я не совсем колхозницей смотрелась. А на колечко, так вообще…, пялились. Как на бриллиант.
«Хотя, что и говорить, сверкает классно, лучше, чем натуральный переливается». — Повертела рукой Ольга.
«Ещё бы, — Алексея рассмешила наивность девчонки. Потому и блестит, что высшей пробы камень».
«…Первый тур через два дня, слава богу, успела». — В номер приползла без ног.
«Стоило мучиться, на каблуках?то? Ведь не экзамен». — Запоздало сообразила абитуриентка.
«А к чему на экзамены наряжаться? — Подкинул идейку квартирант. — Там все будут в лучшем, и кого здесь «раскраской» удивишь? Может, наоборот? На контрасте.
«… Интересно? — она задумалась — «Может, и правда, попросту, не выпендриваться?»
С этой мыслью и заснула.
Весь следующий день выбирала, что читать: «Басни — не актуально. Классиков — скучно. А что?» — Так ничего не решив, она устала и махнула рукой.
Вообще?то, плюнул Леха, ему надоело следить за её мученьями из?за такой ерунды.
Странно, Ольга вовсе не беспокоилась о первом туре. Главное — второй этап, музыкальный номер, вокал.
А на следующее утро, повинуясь невнятному желанию, съездила в Пассаж и выбрала хорошую шестиструнную гитару. Концертная «Кремона» вытянула на двадцать тысяч, но того стоила. Чистейший звук, строится легко, держит мертво. А в придачу к инструменту, гулять, так гулять, разорилась на роскошный футляр. Твёрдый, обтянутый матовой кожей.
«Захотелось вот… И плевать, что играю я так себе. Не очень играю, если честно, но пусть будет…». Начала оправдываться перед собой транжира.
«Нет, ну надо такое сказать? Это кто, не очень? — Алексей даже обиделся. — Да я одних только струн под сотню порвал, а на аранжировке собаку съел.
Нормально ты сыграешь. А если ещё споёшь как надо, вообще «супер» будет».
Придя в номер, Оля, первым делом, вынула гитару, устроилась поудобнее и неожиданно для себя заиграла какую?то замысловатую классическую мелодию. Не рваными дворовыми аккордами, а немыслимо ловко перебирая тонкими пальцами лады, и с немым восторгом вслушиваясь в кружево волшебной мелодии.
«Ага, вспомнила. Бетховен, соната ре минор. Ух, ты, как я успела забыть, когда учила. Но, всё равно, здорово».
Окончив, взяла аккорд и заиграла вступление к старинному романсу. Всплыли в памяти слова великого поэта. Чудо, пальцы сами брали нужные аккорды. Она пела и не могла понять, что с голосом. Ну, пела для себя дома, знала, есть, но что такой тембр, сила. А верха? Даже слезы проступили. Спела ещё, но уже из современных. Тоже неплохо. В тон и без фальши, правда, немного по–своему. — Ну, так это ведь здорово.
А напоследок вспомнила старую вещь Розенбаума, что?то из одесского цикла».
«Обалдеть. Это не я. Это почти мужской голос, и переходы мужские, интонации. И хотя пела весь вечер, в горле даже ни скрипнуло».
На первый тур пришла, в простеньком цветном сарафане, лишь слегка подправив глаза, и уложив волосы.
Своей очереди ожидала тихонько сидя в пропахшем духами и прочей «боевой химией» вестибюле. Дождалась к полудню. Озверев от наплыва чтецов, экзаменаторы, уже тоскливо смотрели перед собой, словно выполняя тягостную повинность.
Ольга поздоровалась, и, не дожидаясь традиционного вопроса, на вдохновении, произнесла. — Есенин: «Письмо к женщине».
Чуть подсаженный вчерашним вокалом голос ушёл вниз, возникла лёгкая хрипотца, но звучал чётко и сильно. Повторила чуть тише. — Письмо к женщине.
-…Вы помните? Вы всё, конечно, помните… — Показалось, что произнесла это вовсе не хрупкая, в простеньком платьице, девчонка.
Один из экзаменаторов, задумчиво сидящий за столом с видом страдающего острой зубной болью, поднял глаза, среагировав на голос. Обратил внимание и на отсутствие косметики, на внешность. Заинтересовано толкнул локтем соседа, профессорского вида толстяка, незаметно читавшего газету.
А перед глазами у Алексея вдруг всплыл его разговор с женой. Он, как раз, вернулся из Вьетнама. Двухнедельный рейд по джунглям, кишащим тропической живностью, оставил после себя дикое безразличие и вызвал какую?то местную заразу.
Леха сидел на продавленном диване в убогой комнатке гарнизонного ДОСа, закутанный в казённое сероватое одеяло, сжимая зубы от потряхивающей тело мелкой дрожи.
Мария, узнав, что его переводят в Забайкалье, ехать отказалась. Наотрез. Коротко и доходчиво объяснила причину: «Если тебя, дурака, убьют в очередной проклятой командировке, мне вовсе не светит вдовствовать на копеечную пенсию у черта в турках…» Тяжёлый, в общем, разговор вышел… И закончился, как и следовало ожидать, разводом.
«Интересно… Как она сейчас? А что меня уже нет, наверное, не знает?» — внезапно подумалось Алексею.
Оля читала и, словно наяву, переживала боль расставания. Всплыло непонятное раздражение и чья?то, уже вовсе нестерпимая, почти смертельная тоска, а ещё понимание невозвратности. Скорее, даже не для них читала, для себя. Закончив, подошла к столу и вопросительно глянула на председателя комиссии. Оля часто видела её по телевизору. Красивая, ещё эффектная женщина, задумчиво, и слегка недоверчиво посмотрела на абитуриентку.
— Девочка, — показалось, что глаза актрисы, спрятанные за стильными очками, подозрительно блеснули. — Ты молодец. Поступай.
Сосед председательствующей согласно кивнул головой с величественными залысинами — Да, да, я буду на втором туре, Вас очень интересно будет послушать. — Он вернул Оле листок.
В гостиницу летела как на крыльях: «Надо же, кто мог подумать, прошла. Ура».
Алексей тоже удивлялся, не её успеху, а своему настроению: «Это ж надо, десять лет прошло, ни разу не вспомнилось. Разошлись и разошлись. А тут, вон как зажгло. Может, зря не удержал, может, стоило отказаться? Глядишь бы и проскочили…
Нет, бесполезно жалеть. Да и как отказаться? Ты бы не смог. Как же, вся группа на задание, а ты в кусты».
Готовили их для работы в Африке, «Аденские кореша» по социалистическому лагерю тогда крепко поссорились с Генсеком, нужно было вправить кое–кому мозги. Был у их вождя родственничек с амбициями. Амбиции ему и вышибло, вместе с мозгами. «Ладно, чего уж теперь, проехали. — Вздохнул Леха. — Эка, вспомнил».
На музыкальный конкурс Ольга пришла с гитарой. Стоило только видеть, как скривило лица экзаменаторов, вообразивших, что придётся слушать подражательное вытьё малолетки под нестройные «три аккорда».
«Ну, держись, славяне». — Леху заело.
Ольга распахнула футляр и, вынув инструмент, провела по струнам: «Нормально, не стрясла».
И тут же, без перехода, выдала блюз «All your love», Гарри Мура.
Пройдя до места, вызвавшего у слушателей непроизвольную дрожь, внезапно оборвала. И, взяв аккорд, неожиданно запела совсем другое.
— Е–еха?ли цы–га–а–не. — Вещь, при кажущейся простоте, для исполнения сложна, и кто понимает, вокал оценит обязательно. А если её к тому же грамотно аранжировать, вызывает не меньший интерес и искреннее переживание. Она играла, вкладываясь в музыку целиком, а голос, улетающий местами на три октавы, слушать без волненья мог только глухой с детства.
Закончив, остановилась: «Странно, молчат?»
Оля заметила вчерашнего мужика, с первого тура. Тот незаметно поднял вверх большой палец и, подбадривая, кивнул головой, предлагая спеть ещё.
«Вот как? А из «Призрака оперы», арию, думаете — слабо? Партия дикая, но справилась, и не стыдно было, ничуть».
Дверь в коридор приоткрылась, там тоже слушали.
«Чего они молчат? — Уже с тревогой замерла, переводя дух, исполнительница. — Ну, раз не гонят, сыграем ещё, чтобы на любой вкус».
Того, что прозвучало дальше, не ожидал никто, даже сама. После короткого, рваного вступления, зазвучали бесшабашно–отчаянные интонации Высоцкого.
— Я Як, истребитель…, — на пределе, в опасной близости от срыва.
И в конце, когда вышла на финальное. — Мир–р–р вашему дому. — Всем показалось, это он, сам, оборвал песню. — Слушатели замерли, борясь с пугающе зримым ощущением надвигающейся земли…, с неповторимой правдой его интонаций.
Сама, находясь под впечатлением вырвавшихся эмоций, наклонила голову, спрятала гитару в футляр и коротко спросила у комиссии. — Я пойду?
И тут взорвалось. Хлопали долго. Отдавая бумажку, профессор негромко посоветовал. — Оля, если к нам не пройдёшь, обязательно иди в музыкальный, у тебя талант.
Ответила: Я подумаю и, стараясь не разреветься от удовольствия, ретировалась.
В коридоре её остановил роскошный парень, сунул визитку. — Я, сын…
Он назвал известную в театральных кругах фамилию. — Позвони, составлю протекцию. Мой отец на третьем круге в комиссии слушать будет. Сдерживаясь, чтобы не послать «сынка» в адрес, обогнула толпу и прошла к выходу.
«Что это со мной? Почему такой холод идёт от смазливых мужиков? Вообще, заметила, что боюсь их. Просто дикий страх с недавнего времени?» — Ольга недоумевала.
Домой ехала в раздумьях. «А может, прав старик. Может, действительно, в музыкальный?»
«…Стоп, не дёргайся. Давай закончим с одним, после будет видно», — подкинул Леха здравую мысль.
Утро он встретил в отвратительном настроении. Перспектива жить в чужом теле, постоянно зависеть от прихотей её сознания, желаний, стала невыносима.
«Она не виновата, а я чем провинился? Нагрешил? Так что? Ну, убили…, Я своё получил…, забирайте…, куда там дальше? Готов я. А так?то, зачем? Самое гнусное, если не давить её сознание, ничего не сделаешь. Руку по собственной воле не поднять». — Короче, злой был, как черкес. Да и соседка поскучнела, детские мысли разбегались из крайности в крайность. То она хотела всё бросить и уехать назад домой, то нарядиться, как на свадьбу.
«У неё, видишь ты, сегодня этюды. Задолбало». — Алексей отключился и тихо ненавидел всех. Себя, её, весь мир. Кое?как добрались в институт. Снова нудная, парфюмерно–потная очередь. Она попыталась встряхнуться и привести себя в бодрое настроение.
«А, пусть творит, что хочет». — Он разглядывал портреты театральных корифеев, развешанные по стенам, и в происходящее не вникал.
— Ну–с, детка. Вы успешно прошли два тура, сегодня мы дадим вам задание…, исполнить сценку, экспромт. — Вальяжный мэтр с гривой седых волос снисходительно взирал на зеленую выскочку через круглые позолоченные очечки,
— Попытайтесь изобразить, к примеру, — он на секунду словно задумался, — грабителя банка. Вот мы, посетители и персонал, Вы — грабитель. За пять минут нужно сделать так, чтобы мы отдали Вам деньги. Взаправду.
Ольга растерялась, по молодости лет ей было невдомёк, что талант, как правило, любят значительно меньше, чем посредственность. И нет для серости больше удовольствия, чем видеть поверженного удачника.
Задача казалась ей невыполнимой. Она и без того еле заставила себя прийти на экзамен. На душе скребли кошки. Плохо было. Тоскливо настолько, что хотелось выть. Она замерла, надеясь поймать кураж, но Лехе было всё равно. — «Её проблемы».
«Ничего, ни одной мысли. — Ольга представила, как поднимает руку, изобразив пистолет, тоненько говорит. — Спокойно, это ограбление».
«Чушь собачья, лучше не позориться » — Навалилось сонное безразличие. Опустив голову, чтобы скрыть выступившие слезы, двинулась к выходу.
«Да за что, такое? — Она беззвучно всхлипнула. — Пропади всё пропадом. Куда теперь? В контору, полы мыть, за три тысячи? Или в гастроном, народ обвешивать».
Позади раздалась усмешка довольного своей выдумкой мэтра.
— Вот видите… — Фаянсово прожурчал он, обращаясь к соседке, увешанной посудным серебром. — Искусство, это не только смазливое личико…
И тут Лехина злость нашла выход. Мгновенным движением обернулся и, крутанув сальто, прямо через стол, пришёл за спину болтливого пердуна. Уже в воздухе клацнул об угол пустую бутылку из?под газировки и, поймав очкарика за седые патлы, нежно вмял «розочку» в дряблую шею.
«Не убить бы, — мелькнуло запоздалое опасение. Будь такая цель, тот бы уже давно сипел разорванной трахеей».
— Ты, гнида, лохматая. Деньги, на стол, живо. Кому сказано, ну? Всех касается. Пришью его, и другим не жить. Мне терять нечего. — Прозвенел мелодичный Ольгин голос.
Но сказано это было тем тоном, от которого тренированный британский диверсант, которого он «потрошил» в Анголе, сделал под себя. Что уж говорить про окаменевших эстетов. Они заворожено уставились на блестящее острыми гранями стекло, утопленное в жирную плоть.
— Мне повторить? — Разведчик тонко изобразил режущее движение.
Заложник взвизгнул и поперхнулся слюной, глаза закатились. Приёмная комиссия зашевелилась. Бумажники и кошельки легли на стол. Кто?то в углу тихо взвыл в нешуточной истерике.
Причина была не в стекле, и даже не в голосе. Агрессии, исходящей от девчонки, было достаточно, чтобы застращать весь курс. Внезапный стресс требовал выхода. Соседка мэтра начала стаскивать алюминиевую бижутерию.
Понемногу начало отпускать. Леха ослабил пальцы, стискивавшие кусок стекла, и выпустил сомлевшего мэтра.
Прошло секунд десять, пока они начали приходить в себя. Облегчение мгновенного избавления привело к выбросу огромной дозы андрогена в кровь пожилых любителей сцены. Эйфория вылилась в громкий, истерический смех.
Оля, едва обозначив нетерпение, повернулась к председателю и вежливо уточнила, указывая на «лопатники». — Я сдала? Будьте любезны, зачётку.
Дрожащей рукой экзаменатор вывел закорючку и протянул листок.
— Прощайте, Станиславские. — Леха широко улыбнулся и долгим внимательным взглядом окинул враз стихшую публику. — «Похоже, выгонят? Да и хрен с ним».
Оля сидела на скамье и дрожала от страха. «Неужели это я? Не может быть. — Мысли путались. — Чувство, что ею управлял кто?то другой, не исчезало. — Безжалостный и спокойный убийца. — Безумие?»
Пожалев девочку, Алексей тихонько внушил ей, что, мол, «перевоплотилась…, психологические аспекты механизмы лицедейства до конца не изучены… Недаром говорят, актёр умирает с каждой ролью».
Запудрив мозги и кое?как успокоив своё Альтер эго, задал вопрос. Уже самому себе: «А как мне? Как мне жить?
Внезапно осенило. Быть может, это Он, Всевидящий и Всемогущий сжалился, или вспомнил, но вмиг всё стало понятно.
Никто и не собирался дарить ему это тело. Для его души была уготована другая роль, ангела хранителя. Вечная обязанность безмолвно хранить и беречь душу от бед и напастей. Но, по иронии судьбы, именно в момент нашей встречи её рассудок отключился, не выдержав издевательств насильников. И, вместо того, чтобы занять своё, полагающееся место в пограничье её сознания, стал временным хозяином самого тела. Одна накладка привела к череде последующих, и вот теперь случилось то, что случилось. Самое плохое, что её сознание тоже начало пробиваться в разум Алексея.
Не приведи господь ей получить то знание изнанки жизни, что кроется в нём. Сам факт раздвоения личности, который она испытает, прямой путь в психушку, а плюс такой жизненный опыт. Это — гарантированное безумие».
Алексей видел, как человеческие желания медленно отступают, истончаются и гаснут. Спокойствие наполнило душу. Теперь он знал, как поступить, имел право.
— Оля, — мысленно произнёс Алексей, — не пугайся. Ты не сошла с ума.
Этот голос в твоей голове, голос ангела–хранителя.
У тебя была травма, и поэтому ты не помнишь о той неделе, что прошла со времени отъезда из дома. Сейчас всё в порядке, и всё будет хорошо.
Девушка вздрогнула, когда в голове у неё зазвучал тихий, спокойный голос.
— Не пугайся, — произнёс он.
Она верила и не верила. В детстве ей казалось, что они какие?то другие, с крыльями, в белых одеждах. А здесь, голос и всё. Но, в тоже время, стало легче. Хотя сомнение не исчезло.
— Тебе мало доказательств? — прошелестел, усмехнувшись, голос.