Однако и теперь ничто не изменилось. Во всех странах на престол взошли новые цари и короли и опять пожелали заполучить в жёны персидскую принцессу. Очень мы тогда растревожились. Напуганный Шах предрекал:
— Они опять друг друга порешат! Один взгляд на мою Иразаду — и любой человек помутится рассудком от любви!
Наконец мы надумали спрятать красоту Иразады навеки. Спрятать от всех — даже от мужа, чтоб любовались либо все, либо никто. Так-то в мире поспокойнее будет. И когда новые короли приехали в Персию предлагать Иразаде руку и сердце, она вышла к ним, сокрытая покровом. Никто не мог рассмотреть её лица.
— Вот моя дочь, — сказал персидский Шах. — И пусть тот, кого она выберет себе в мужья, поклянётся, что никогда не взглянет на её лицо и никому не позволит снять покров — вовеки, покуда она жива. Так кто тут хочет жениться на Иразаде?
Сперва один, потом другой, а потом и все короли растерянно посмотрели на укутанную фигурку принцессы и зашушукались. Им совсем не понравилось условие персидского шаха, их одолевали сомнения.
— Может, это вовсе не Иразада, — рассуждал один. — Под покрывалом они подсунут нам любую уродку.
— Даже если там Иразада, — рассуждал Другой, — откуда нам знать, что она и впрямь такая красавица? Может, она страшна, как ведьма?
Мальчишка приблизился и покорно склонил голову, а Принцесса ухватилась за два волоска на его макушке и потянула изо всех сил — маленький китайчонок даже сморщился от боли.
— Ну вот! — утомлённо сказала принцесса. — Ступай теперь прочь! И на глаза мне не попадайся!
Мальчик ушёл, а Принцесса попросила:
— Нянюшка, дай мне бедняжку!
Я подобрала бабочку. Принцесса погладила её пёстрые бархатные крылышки и, немножко всплакнув, улеглась в обнимку с бабочкой в самой глубине кошелька.
Я решила оставить её в покое — пускай погорюет вволю — и отправилась искать тень, чтобы переждать зной и Принцёссины слёзы. Устроилась я под деревом, бабочки мельтешили в жарком мареве, — а один мотылёк просто не отставал: так вокруг нас и вьётся, так и танцует. Краше бабочки я прежде не видывала. Сидела я тихонько, неподвижно, и мотылёк, осмелев, уселся прямо на мой кошелёк. Долго сидел, смирно, только усики длинные туда-сюда шарят. Мне померещилось даже, будто он говорит что-то, только — вот беда! — уши мои для тех речей непригодные, ничего я не разобрала.
Потом я то ли задремала, то ли забылась…
А может, просто клюнула носом разок-другой.
Но открываю глаза и вижу: мотылёк расправляет крылья, лететь хочет, а рядом другая бабочка — поменьше, пёстренькая, точь-в-точь как та, которую мальчишка убил.
Взлетели они вместе, крылышками друг друга касаясь, устремились из тени на солнце, покружили и скрылись вдали.
Пора было возвращаться — вдруг Татарский Хан уже приехал? Я шепнула в кошелёк:
— Эй, куколка, пойдём-ка домой. — Принцесса не отозвалась. Я решила, что она спит, и направилась во дворец. Шла не спеша — чтоб не разбудить малютку.
На пороге меня встретила королева:
— Нянюшка! Скорее! Хан въезжает в город, а вы куда-то запропастились! Ни тебя, ни Принцессы!
— Вот она целёхонька, в кошельке сидит, — сказала я.
Открыли мы кошелёк, а он пуст, точно воздушный шарик! Мы все уголки в кошельке обшарили, все рисовые поля обежали — всё высматривали Принцессу в придорожной пыли. Хотя она никак — ну никак! — не могла у меня по дороге выпасть! Под деревом, где я отдыхала, каждую травинку перебрали. Принцесса исчезла без следа. Лишь бабочки вернулись и доверчиво уселись сперва ко мне на ладонь, а после — к Императрице. Та, что поменьше, встряхнула крылышками, словно говорит:
— Гляди, Нянюшка, на моё новое платье!
И тут меня осенило.
— Как эта бабочка называется?
А Императрица ревёт в три ручья:
— Нянюшка, ну при чём тут бабочки? Не знаю я названий! Хотя та, что побольше, кажется, Пурпурный Хан. Ох, вечно ты невпопад спрашиваешь!
— Вытри-ка слёзы, — говорю. — Искать нам больше некого. Принцесса покинула нас без возврата. — Стряхнула я с руки бабочек и повела королеву домой.
У дворцовых ворот гудела толпа: в столицу приехал сам Татарский Хан, а невесты нет! Но, завидя нас, толпа загудела:
— Вон они! Вон Приицессина нянька идёт!
Хан, высокий красавец в пурпурнои мантии, сбежал по ступеням нам навстречу. Он направился прямиком к Императрице и, обняв её, воскликнул:
— Моя Принцесса! Моя невеста! Моя красавица!
Императрица онемела от изумления. Да и я, признаться, тоже. Впрочем, вскоре Императрица пришла в себя и подала мне знак: молчи, мол. Император обнял её снова, а я тем временем махнула толпе: молчите, мол. Люди вмиг всё поняли, стоят — точно языки прикусили. Император повёл невесту во дворец. Так всё и сладилось. Да и что стал бы он делать с моей малюткой Принцессой? В кошелёк посадил бы? Так что ему, считай, повезло…
— Ох, я все боялась, что сказка окажется короткой, — сказала Дорис. — Ведь у Мери-Матильды совсем крошечная дырка.
Твоя правда, — ответила Нянюшка. Но штопать маленькую дыру — непросто. Тут нужна сноровка. А поспешишь — людей насмешишь.
ЗОЛОТОЙ ОРЁЛ
— Вечно у вас, мальчишек, коленки разодранные, — сказала Нянюшка, вынимая из корзинки ёщё пару чулок. — Ведь только что зашивала! Верно, опять по деревьям лазили. Точь-в-точь как Дионелло, тот, что лазил на отцовскую оливу, чтобы золотого орла поймать.
— А кто был этот Лионелло, расскажи, Нянюшка! — попросил Роли. — Хватит про него сказки, чтоб эту дыру заштопать? — Роли очень надеялся, что сказка окажется длинной — дырка-то была огромной. Нянюшка просунула в неё целый кулак!
— Пожалуй, хватит. Моего Диопелло как раз хватит на твою дырку…
И, заправив нитку в штопальную иглу, Нянюшка начала:
— Диопелло жил в Италии, отец его служил садовником в господском доме, где я детей нянчила. — Самого-то Лиоиелло я не нянчила, но всё про него знала, он у меня на глазах рос. Весёлый такой мальчонка, удачливый, и выдумщик в придачу.