«Неужто Жердяй сам в горницу пробрался, с Лидочкой и Аленкой познакомился? — задумывается домовенок. — Ох и трудно же мне будет от него избавиться!»
— А ну-ка, рассказывай, где ты этого лохматого видал, — требует домовенок. — Почему я до сих пор о нем слыхом не слыхивал? Где ж он сидит-то, не учтенный ни в одной книжке, не записанный? На печной трубе, да? Я ему покажу, как маленьких девчонок непослушанию учить да беспорядок в горнице наводить!
— И не на трубе вовсе, — говорит Лешик. — Иногда он в старом дедушкином валенке сидит, а то в кармане у Аленки.
— Как в кармане? — в один голос удивляются Кузька с Юлькой.
Еще крепче задумывается домовенок. Всех своих родственников он знает. Баюнок под подушкой живет, Банник — в баньке жаркой, Сдобыш возле амбара да печки крутится. Но про тех, что в девчоночьих карманах живут, домовенок отродясь не слыхивал. «Может, и не домовой он вовсе? А так, карманник какой? — размышляет Кузька. — А чего ему тогда у нас-то понадобилось?»
Пока Кузька думал, позади него в домике какой-то шум послышался. Выглянул он потихоньку из мышиной норки и видит: бегает по горенке малюсенький домовенок, сам весь лохматенький, в рубашонке домотканной. Удивляется Кузька, ни в одном доме его деревеньки нет такого. «Ох, беда-беда, огорчение! Откуда ж только свалился он мне на голову? И чего ему только здесь надобно?» — думает Кузька.
А малюсенький неопознанный домовенок времени даром не теряет, носится по дому, как угорелый, и беспорядок наводит. Вот уже и чашки-миски под стол полетели, ложки посыпались. Это безобразие Кузька еще стерпел. Но как только пришлый домовенок к цветочкам на окошке потянулся, Кузька не выдержал:
— Чего же ты, безобразник, творишь-то? Неужто тебя кто в этой избе обидел, неужто покалечил?
Испугался лохматик, хотел в дверь выскочить да на улицу убежать. Только споткнулся через порог, в рубашонке своей да в половике запутался и стал истошным голосом кричать:
— Аленка! Аленка! Меня убить-погубить хотят, спасай скорее!
Лешик с шишигой скорее подбежали, подняли его, распутали. Держат, а сами по сторонам оглядываются:
— Кто тебя погубить хочет?
Маленький леший зеленой ладошкой гостю слезы вытирает, Юлька со своей большой ложкой в каждый угол заглядывает, врагов ищет. Смотрит домовеночек на диковинных хозяев, никогда он таких раньше не видел. Хлопает синими глазенками и от страха даже кричать больше не может. Видит, возле печки стоит кто-то тоже лохматенький, в красной рубашечке с пояском. С виду вроде вовсе не шишига какая-нибудь, а что ни есть всамделишный домовой.
— Какие детки, бабушка? — осторожно спрашивает домовенок.
— Подобру-поздорову говорю, отстань, касатик, — шипит Баба Яга. — Не до шуток мне нынче. Старый Леший очень лютует, весь лес переполошил, внучка своего зеленого ищет. Ко мне два раза с обыском приходил, никаких нервов не хватит, а тут еще ты пристаешь. Вот уйду на пенсию, будете тогда без меня жить, слезы лить да судьбу проклинать…
«Совсем все перепутала наша Баба Яга, — думает Кузька. — Как может дедушка Лешика искать, если он сам внука ко мне на выходные отпустил? Или… — закралась к домовенку страшная догадка. — Ой, позор на мои лапти! Вот почему синий лес дни и ночи напролет шумел да волновался! А Лешик-то, друг еще называется — и меня обманул, и деду столько неприятностей доставил! А я еще Сеньку неразумного ругал». Только вслух ничего такого домовенок не сказал — нельзя Бабу Ягу еще больше злить, когда она и так не в духе.
— Что ты, бабушка! Лешик нашелся давно, посмотри, — говорит Кузька, вытягивая друга за зеленую лапку из-за дерева. — Больше не на что старому дедушке Лешему сердиться.
Видит Баба Яга, и правда нашлась пропажа — стоит прямо перед ней старого Лешего внучок. И вовсе даже не похож он на замызганного и потерявшегося. Обрадовалась Яга, клюку отбросила, уродливый драный платок в кусты спрятала, а сама в обычном своем наряде осталась. Даже пряники медовые с начинкой да сладкие ватрушки из карманов выгребать начала, угощает всех:
— Ешьте-ешьте, внучатки мои бесценные! Изумрудики мои зелененькие! Яхонты мои драгоценные! Родственнички мои золотые, бриллиантовые! Как же мы без вас настрадались, наскучались.
«Ну и хитрющая эта бабуся-ягуся, — думает Кузька, уминая пряник. — Вмиг горевать перестала и добренькой прикидывается! С ней ухо востро держи, того и гляди снова обманет». Не верит домовенок Яге, сколько раз она уже его обманывала.
С виду вроде добрая: и дорогу верную укажет, и накормит, и напоит, и в баньке попарит. А на самом деле Баба Яга то сахарный сироп с зельем колдовским норовит перепутать, то указатели на дороге местами поменяет. Бывало что и температуру в баньке плохо регулировала. Так что непонятно было — банька это или печка. После, конечно, руками вплескивала, лживые слезы вытирала, да только Кузька ей не очень-то верил.
— А я-то вижу, идут чадушки драгоценные, гуляют гули-гулюшечки мои. Гуленчики-разгуляйчики!
— Не гуляем мы вовсе, — кривится Лешик, которому Баба Яга надоела уже со своими причитаниями да прибаутками. — Мы девчонок ищем.
— Девочек-девулечек? — изумляется Баба Яга. — Заприметила я их, издаля услыхала. Как ревели они тут, орали-причитали, так и не выдержало у меня сердечко…
— Шъела? — спрашивает Юлька, с опаской выглядывает из-за дерева.
— Дорогу показала, — обиделась Баба Яга на такое предположение, даже слезу рукавом смахнула. — У меня и так настроение никудышное было, а тут еще эти ревы-коровы на весь лес голосят. Ну никак не могу сосредоточиться, чтобы кому-нибудь гадость… ой, доброе дело сделать. В общем, я их к Лешему послала. К деду твоему то есть, — с улыбочкой добавляет Яга. — Пусть сам с ними разбирается.