— Что это за свет? — спросил я.
Мелоун склонился над парапетом рядом со мной.
— Это поднимается один из лифтов. Не правда ли, чудесное зрелище? Он от нас на расстоянии мили или того больше, а этот слабый свет — мощный дуговой фонарь. Лифт поднимается быстро и будет здесь через несколько минут.
И верно, световая точка все росла и росла, пока не заполнила колодец серебристым сиянием, и я должен был отвернуться от невыносимо сильного блеска. А через мгновение клетка лифта остановилась наверху среди железных переплетов, четверо людей вышли из нее и направились к выходу.
— Почти все внизу, — сказал Мелоун. — Это не шутка — проработать два часа на такой глубине. Ну, кое-что из ваших инструментов готово к работе. Самое лучшее, по-моему, что нам следовало бы предпринять, — это спуститься вниз. Там вы будете иметь возможность сами определить ситуацию.
У машинного отделения была небольшая пристройка, куда Мелоун и провел меня. Здесь по стенам висело множество мешковатых костюмов типа прозодежды из легкого материала. По примеру Мелоуна я разделся до последней нитки и напялил один из этих костюмов, а на ноги надел туфли на резиновой подошве. Мелоун был готов раньше меня и первым вышел из пристройки. Через мгновение я услышал такой шум, точно десяток псов сцепились в смертельной схватке; я бросился во двор и увидел, что мой друг катается по земле, обхватив руками рабочего, который помогал разгружать мои артезианские трубы. Мелоун старался что-то вырвать у него, а тот судорожно цеплялся за этот предмет. Но Мелоун оказался сильнее его, вырвал у него предмет, из-за которого шла борьба, и до тех пор топтал его ногами, пока предмет не обратился в кучу обломков. Только тут я различил бренные остатки фотографической камеры. Мой мрачный рабочий поднимался, отряхивая пыль.
— Черт вас дери, Тэд Мелоун! — сказал он. — Это был совсем новенький аппарат и стоил десять гиней.
— Ничего не поделаешь, Рой! Я видел, как вы сделали снимок, и мне оставалось только броситься на вас.
— Каким чертом вы обратились в моего рабочего? — с негодованием спросил я.
Репортер лукаво подмигнул и ухмыльнулся.
— Всегда найдутся разные пути-дорожки. Не вините вашего десятника, он тут ни при чем. Я обменялся платьем с его помощником и таким образом попал сюда.
— И можете уйти отсюда тем же путем, — заявил Мелоун. — Спорить нечего, Рой! Будь здесь Челленджер, он без дальнейших разговоров спустил бы на вас собак. Я сам бывал в вашем положении и поэтому обращаюсь с вами по-человечески, но здесь я превращаюсь в цепную собаку и должен не только лаять, но и кусаться. Ну, довольно! Проваливайте…
Двое улыбающихся рабочих вывели строптивого посетителя за пределы запретной зоны.
Наконец-то теперь читающая публика узнает причины появления знаменитой четырехколонной статьи, под заглавием «Сумасшедший проект ученого» с подзаголовком «Туннель Англия — Австралия», напечатанной через несколько дней в «Эдвайзере»; она была, в свою очередь, причиной того, что Челленджера чуть не хватил апоплексический удар, а редактор «Эдвайзера» имел с ним самую неприятную в своей жизни беседу, едва не закончившуюся рукоприкладством. Статья представляла собой сильно прикрашенный и извращенный отчет о приключениях Роя Перкинса, «нашего испытанного военного корреспондента», и пестрела такими выражениями, как: «бешеный бык из Энмор-Гарденс», «машины охраняются изгородью из колючей проволоки, овчарками-ищейками», и, наконец, «меня оттащили от входа в Англо-Австралийский туннель двое негодяев, свирепые дикари, один из которых был «Джек на все руки», который был мне известен и раньше как позор касты журналистов, а другой — жуткая фигура в тропическом костюме — разыгрывал из себя инженера-специалиста по артезианскому бурению, хотя по внешности это типичный хулиган из Уайтчепела». Сведя с нами счеты, репортер подробно описывал рельсовый путь у входа в шахту и ступенчатые спуски вниз, по которым якобы фуникулер — зубчатая железная дорога — пройдет в недра земли. Единственным реальным следствием статьи было увеличение числа зевак, дежуривших на Саут-Даунс в ожидании интересных событий. Настал день, когда события разразились, и тогда они горько раскаялись в своем любопытстве.
Мой десятник со своим мнимым помощником успели распаковать разнообразные приспособления для артезианского бурения, и я хотел принять участие в сборке, но Мелоун настоял на том, чтобы пока оставить все инструменты в покое и спуститься сейчас же на самое дно шахты. Мы вошли в стальную клетку лифта в сопровождении главного инженера и полетели вниз в недра земли. В шахте была целая система автоматических лифтов, причем каждый имел отдельное управление и собственную станцию, помещавшуюся в нише, выдолбленной в стене шахты. Скорость движения лифтов была огромна, но ощущение напоминало скорее поездку по вертикальной железной дороге, чем безудержное падение, типичное для всех британских лифтов.
Стены лифта были из стальных прутьев, внутри была сильная лампа, у мы отчетливо могли видеть слои пород, сквозь которые мчались. И я машинально классифицировал их во время головокружительного спуска. Начав с желтоватых слоев нижнего мела, мы прошли отложения группы Гастингса кофейного цвета, светлые слон ашбернхэмских пород, черные угленосные глины, и затем, блестя под лучами электрического света, замелькали, заискрились чешуйки каменноугольных напластований вперемежку с прослойками глины. Тут и там виднелись кирпичные крепления, но в целом шахта держалась без искусственных укреплений, и можно было удивляться поразительным результатам сотрудничества человеческой мысли с механической силой.
Ниже залегания пластов угля пошли какие-то смешанные породы неопределенного вида, затем мы вошли в зону первобытных гранитов, где кристаллы кварца сверкали и переливались так, точно темные стены были покрыты бриллиантовой пылью.
Мы спускались все ниже и ниже; теперь мы были на глубине, куда еще прежде не спускался смертный. Архаические скалы чудесно меняли окраску, и я никогда не забуду широкого пояса розового, гнейса, который засиял неземной красотой под лучами наших сильных ламп.
Ярус за ярусом, переходя из лифта в лифт, спускались мы вниз; воздух становился все плотнее и горячее, пока, наконец, даже легкие наши одеяния стали непереносимы, и пот стекал струйками в наши резиновые туфли.
Наконец, когда я почувствовал, что дальше не вынесу, последний лифт спустился на площадку, и мы вышли на узкую платформу, высеченную в стене и обегавшую вокруг шахты. Я заметил, как Мелоун тревожно осмотрел стену по выходе. Не знай я его за одного из храбрейших людей, я бы сказал, что он сильно нервничал.
— Забавная штука, — сказал главный инженер, проводя рукою по стене. Он осветил стену и показал, что она покрыта какой-то странной мерцающей пеной.
— Стены порой вздрагивают и сотрясаются. Я не знаю, с какими силами мы имеем дело. Профессор, видимо, очень доволен всем этим, но для меня это ново и непонятно.
— Я тоже видел, как вздрагивала эта стена, — добавил Мелоун. — Последний раз, спускаясь сюда, мы укрепили два параллельных бруса для ваших буравов, и когда пришлось вырубать кусок скалы, чтобы дать опору брусьям, я отчетливо видел, как она сотрясалась и вздрагивала при каждом ударе. Теория старика кажется абсурдом в городских лондонских условиях, но здесь, на глубине восьми миль, я начинаю почти верить в нее.
— А если бы вы видели, что находится под этим покрывалом, вы уверовали бы еще больше, — ответил старший инженер. — Все эти нижние слои скал режутся легко, как сыр, и, прорезав их, мы добрались до совершенно невиданной на земле формации. «Закройте ее! Не смейте прикасаться к ней!» — закричал профессор, и мы застелили ее тарполиновым покрывалом по его инструкциям. Вот она перед вами.
— Можно посмотреть?
Испуг исказил черты инженера.
— Нельзя шутить с инструкциями профессора, — сказал он. — Он так дьявольски скрытен, что никогда не знаешь, что он там затевает. Ну, все равно попробуем!
Он повернул лампу так, что мощный рефлектор ярко осветил черное покрывало, потом наклонился и, взяв веревку, соединенную с четырьмя углами покрывала, потянул за нее и обнажил кусочек слоя, лежавшего у наших ног.
Странное, удивительное зрелище! Пол шахты состоял из какого-то мягкого сероватого вещества, гладкого и блестящего, поднимавшегося и опадавшего в медленных конвульсиях. Волны движения, пробегавшие по нему, имели какой-то неуловимый ритм. Сама поверхность была не из однородного материала, а под ней, видимые сквозь полупрозрачное вещество, были расположены какие-то расплывчатые светлые каналы и узлы, все время изменявшие свою форму и объем.
Мы все трое затаив дыхание следили за этим необыкновенным зрелищем.
— Такой вид, точно у животного содрали кожу, — приглушенным шепотом заметил Мелоун. — Старик не очень далек от истины со своей теорией морского ежа.
— Боже мой! — воскликнул я. — И я должен вонзить гарпун в тело живого существа!
— Да, это ваша привилегия, сын мой, — отозвался Мелоун, — и должен заметить, что если до того времени не сверну себе голову, то буду рядом с вами в этот интереснейший момент.
— А я не хочу, — решительно заявил главный инженер. — Никогда я еще не участвовал в более дикой истории. Если же старик будет настаивать, я лучше подам в отставку. Батюшки мои! Смотрите-ка!
Серое вещество вдруг точно вспучилось и двинулось к нам наподобие морской волны, лижущей борт парохода. Потом она опала, пульсируя и волнуясь, и снова начались ритмичные конвульсии. Барфорт стал осторожно опускать покрывало.
— Такое впечатление, точно оно знает о нашем присутствии, — сказал он. — Почему оно, в самом деле, стало подниматься именно в нашу сторону? Может быть, под влиянием света?
— Что же от меня требуется? — спросил я.
Мистер Барфорт указал на толстые прутья, перекинутые через шахту как раз под опускной площадкой лифта. Между брусьями был просвет дюймов в девять.
— Это желание старика, — сказал он. — Я мог бы укрепить их значительно лучше, но спорить с ним все равно, что пытаться убедить бешеного буйвола. Проще и безопаснее автоматически выполнять его распоряжения. Он хочет, чтобы вы укрепили на этих брусьях ваш шестидюймовый бурав.
— Ну, не думаю, чтобы тут встретились какие-нибудь трудности, — отвечал я. — Сегодня же принимаюсь за работу.
Легко себе представить, что это была самая странная работа в моей долгой практике, хотя мне приходилось работать во всех частях света и в самых разнообразных условиях. Поскольку профессор Челленджер так настаивал, чтобы управление буравом происходило на дальнем расстоянии, и поскольку теперь я убедился, что в этой предосторожности была самая насущная необходимость, мне пришлось выработать систему электрического контроля, что было нетрудно, так как шахта сверху донизу была опутана электрическими проводами.
С бесконечными предосторожностями мы с Питерсом, моим десятником, доставили вниз все свои аксессуары и сложили на скалистой платформе. Потом мы подняли повыше опускную площадку лифта и освободили себе место для этой работы. Решив избрать для работы метод вколачивания, поскольку здесь достаточно было одной силы тяжести, мы подвесили стофунтовый груз на блоке под площадкой лифта, а под ним установили наши трубы и гарпун с V-образным концом. Наконец, трос, поддерживающий груз, был прикреплен к стене шахты таким образом, чтобы электрический контакт освобождал его. Это была трудная, тонкая работа, проделанная более чем в тропической жаре, сопровождавшаяся постоянным сознанием, что оступись нога, упади гайка на покрывало и может разразиться непоправимая катастрофа.
Окружающая обстановка тоже действовала на нервы. Все время я наблюдал странную дрожь и волнение, пробегавшие по поверхности стен, и даже чувствовал легкое дрожание их при малейшем прикосновении. Ни Питерс, ни я не испытали ни малейшего огорчения, в последний раз давая сигнал наверх, что мы готовы к подъему, и докладывая мистеру Барфорту, что профессор Челленджер может приступить к опыту, когда ему заблагорассудится.
Долго ждать не пришлось. Через три дня после окончания моих подготовительных работ пришло приглашение.
Это был обычного типа пригласительный билет, какие рассылаются для приглашения на семейные торжества, и текст его был таков:
ПРОФЕССОР Д.Э.ЧЕЛЛЕНДЖЕР
Ч.К.О., М.Д., Д.Н. и т. д.
(бывший председатель Зоологического института и обладатель такого количества ученых степеней, что уместить их все на этом билете не представляется возможным)
приглашает мистера ДЖОНСА (его, а не ее) в 11:30 утра, в среду 21 июня, быть свидетелем замечательного триумфа ума над материей, в
ХЕНГИСТ-ДАУН, СУССЕКС.
Специальный поезд отбывает со станции Виктории в 10:05. Пассажиры оплачивают проезд из собственных средств. После опыта завтрак. А может быть, и не будет, смотря по обстоятельствам. Станция назначения — Сторрингтон.
Мелоун тоже получил подобное приглашение, и, придя к нему, я увидел, что он хохочет.
— Как нелепо посылать приглашение нам, — сказал он. — Мы все равно будем там, что бы ни случилось, как сказал палач убийце. Но, знаете, от этого весь Лондон загудел. Старик добился чего хотел, и вокруг его косматой головы светится ореол блаженства.
Итак, наконец наступил великий день. Я решил, что будет лучше поехать накануне с вечера, чтобы лично убедиться, что все в порядке. Бурав-гарпун был установлен вполне точно, груз был тщательно уравновешен, электрический контроль действовал без отказа, и я был втайне рад, что непосредственно управление опытом не будет поручено мне. Рубильник, включающий ток, был установлен на трибуне не менее чем в пятистах ярдах от жерла шахты, чтобы свести до минимума возможность опасных последствий.
В это роковое утро прекрасного летнего дня я, выбравшись на поверхность земли, взобрался на одну из решетчатых башен шахты, чтобы окинуть взором поле.
Казалось, весь мир устремился сюда, в Хенгист-Даун. Насколько хватал глаз, все дороги были усеяны толпами. Автомобили, фырча и подпрыгивая на кочках, подъезжали один за другим и высаживали пассажиров у прохода через проволочную ограду. Здесь для большинства и кончался путь.
Сильный отряд охраны стоял у входа и был глух ко всем уговорам, угрозам и подкупам; только предъявив пригласительный билет, можно было проникнуть за крепкую изгородь. Неудачники расходились и присоединялись к необозримым толпам, собравшимся на холмах. Все поле было покрыто густой толпой зрителей. Такое скопление народа бывает только на холмах Эпсома в день Дерби. Внутри территории раскопок проволокой были отделены несколько участков, и привилегированные посетители были размещены в них специальными распорядителями. Один участок был отведен для пэров, один для членов Нижней Палаты, один для представителей обществ, для светил науки, в числе которых были Ле-Пеллье из Сорбонны и доктор Дрейзингер из Берлинской Академии. Специальный павильон, обложенный мешками с песком и с крышей волнистого железа, стоял в стороне, предназначенный для королевской фамилии.
В четверть двенадцатого множество шарабанов доставили со станции специально приглашенных гостей, и я спустился вниз, чтобы присутствовать при церемонии приема около королевского павильона. Челленджер имел потрясающий вид во фраке, белом жилете, сверкающем цилиндре, а на лице его было выражение презрительного превосходства и довольно грязной благожелательности; он был преисполнен важности и сознания собственного достоинства. «Типичная жертва мании величия», — как отозвался о нем один из хроникеров. Он помогал разводить, а иногда и расталкивать гостей по местам, а потом, собрав вокруг себя избранных гостей, занял место на трибуне на холме и оглядел собравшихся с видом председателя, ожидающего аплодисментов аудитории. Но, поскольку таковых не последовало, он сразу перешел к делу, и его сильный гудящий бас наполнил всю территорию раскопок.