Ночью выпал снег, наст отошел, и к собакам вернулась работоспособность. Правда, сытые собаки уже не так азартно носились за соболями, но опыт, как говорят, не пропьешь. И не проешь, применительно к непьющим псам. Охотники теперь чаще оставались ночевать в Копыловском зимовье все вместе. Производительность труда, конечно, падала, но в компании веселее. Видно, как и у собак азарта поубавилось.
Вот обычный вечер, когда все вернулись с охоты. На столе горит в самодельном светильнике медвежий жир, свет достаточно яркий, но не ровный, мерцающий. Поэтому, Граф, обдирающий соболя, повесил над головой фонарик. На нарах валяется Марк с транзисторным приемником «Россия», ловит «вражеские голоса» - Голос Америки, Немецкая волна, радиостанция Свобода. Когда «голоса» от своей любимой темы про «узников совести» переходят к советской обыденности, наступает время повеселиться. Голос Америки по заявке Васи из Нижнего Тагила передает его любимую песню «Хоп, хей хоп», бедному Васе нехорошие коммунисты не дают наслаждаться американской музыкой. Все дружно хохочут: этот «хоп, хей хоп» гремит на всех теле и радиоканалах Советского Союза, и осточертел даже кошкам. Похоже, несчастный Вася ничего кроме Голоса Америки не слушает.
Хомич и Студент за столом лепят пельмени, это теперь их обычная еда. Студент рассказывает про сегодняшнюю охоту:
- Валю я листвянку. Ружье подальше поставил, хрен знает, куда она упадет. Север подальше убежал, тоже не доверяет. Короче, падает и тут соболь из нее выскакивает и драть. Я за ружьем. – Север - ору – лови!
Север кругами носиться, как шизанутый, наконец, словил след. Слышу, залаял. Недалеко. Подошел. Точно, загнал. Я за топор, ну и дальше как обычно, запер его в дупле. Он через дырку щерится, я чтоб без риску, пыжом ему по балде стрельнул. Лег, не трепыхается. Вырубил сверху щепу, отодрал. Лежит, как в гробике. Протянул руку, чтоб взять, а он шмыгнул, и деру. Север лежит, яйца лижет. Пока догнал, соболь под выворотень залез. А там под корнями такие катакомбы. И дымом пытался выкурить, и караулил до ночи. Бестолку, такой хитрожопый оказался.
- Профессор - уважительно добавил Хомич.
Снег теперь шел каждый день. Конкретные сроки окончания охоты они не загадывали, как погода будет. Погода подсказывала, что к ноябрьским праздникам промысел надо заканчивать. Марк освободил от круп двухведерную кастрюлю и поставил брагу. К седьмому ноября бражка поспела. Отметили все сразу, окончание сезона, День Великой Октябрьской Революции и расставание. Хомич и Граф шли в Усть - Чую, а Марк и Студент решили податься в Визирный. До Усть - Чуи предстояло идти неделю, а до Визирного два дня. Самолеты летали, как из Чуи, так и из Визирного. С Визирного через Киренск на Усть - Кут. Студенту было проще добраться в Свердловск через Усть – Кут, а Марк, почему-то опасался появляться в Усть – Чуе.
Деньги за пушнину Граф обещал выслать Студенту в Свердловск, а беспаспортный Марк получит в Иркутске у Хомича. Перед уходом Марк, незаметно для остальных, попросил Графа:
- Слышь, ты все не посылай, оставь у себя немного. Купишь на Новый год подарок для Маринкиных ребятишек. Скажешь от деда Мороза.
Глава 10
Запой. В снежном плену. Спасатели.
Марк со Студентом никуда не спешили. Студент значился в академотпуске до января, а бичу куда спешить. В Иркутске его, в лучшем случае ждала лавка в котельной, и то если удастся устроится истопником.
В кастрюле оставалось больше ведра браги. Парашкин разлил ее по котелкам и выставил на мороз. Есть такой нехитрый способ самогоноварения, если быть точнее, самогоновымораживания. При замерзании происходит разделение фракций; вода превращается в лед, а внутри куска льда, как во фляге плещется самогон. Сверлишь дырку, сливаешь жидкость в емкость, а лед выбрасываешь. В освободившуюся кастрюлю бросил мешок из-под сахара. К мешку прилипло почти пять килограмм сахарной массы. Залил теплой водой, подождал, пока сахар растает, отжал мешок, и зарядил новую порцию браги.
Запой продолжался неделю. И всю неделю валил снег. Избушку завалило снегом до окна. Студент оклемался первым. Парашкин еще два дня цедил остатки гущи со дна кастрюли. Сидеть в зимовье, пропахшем блевотиной и мочой, и слушать пьяный бред соседа было невмоготу. Студент попробовал набить тропу. Прошел пару километров, и приполз обратно без сил и мокрый от пота.
Собак мужики увели с собой, оставив Марку и Студенту одного Руслана. Руслан, которого пьяницы забывали кормить, забрался на крышу и утащил остатки медвежатины. Все он съесть не мог, но где спрятал заначку, найти не удалось. Продуктов осталось, максимум, на неделю. Марк отходил от похмелья тяжело. Первый день ничего не ел, только пил отвар из шиповника и смородины, приготовленный сердобольным Студентом. На улицу высунулся пару раз. По малой нужде, и выкинуть пропахший мочой спальник на мороз. Как с ним случился подобный конфуз, не помнил. Студент не преминул рассказать.
Спьяну, Парашкин залез в спальник не той стороной, головой туда, куда суют ноги. Пока ворочался, перекрутил спальник. Ночью захотел отлить, а вылезти не может. Что ему померещилось неизвестно. Студент расслышал только одну фразу:
- Замуровали демоны.
Когда Марк все-таки выбрался, во двор ему уже не хотелось.
После снегопада ударили морозы. Да не какие- то дохленькие, а настоящие сибирские, за минус 40. Повторили попытку пробиться пешком через снега вдвоем, и с тем же результатом. За день прошли два километра, и вернулись обратно взмыленные как лошади. Только на этот раз еще и обмороженные. Вспомнили про брошенные Марком лыжи. Протоптать тропу до лыж, показалось делом более реальным, чем пятьдесят километров до Визирного. На третий день пробились к тому месту, но лыж не нашли. Видимо, Граф перенес их подальше от речки, чтобы не унесло водой.
Пришлось мастерить лыжи самим. Из полутораметровых чурок накололи теса, обстрогали топором, и привязали к потолку, сохнуть. Носки загнули, чтобы шагать как на лыжах, а не как на снегоступах. За два дня, пока лыжи сохли, утеплили одежду, использовав одеяло и спальник.
Из еды к этому времени остался только медвежий жир, до которого Руслан не успел добраться, а может, не захотел возиться со стеклянной трехлитровой банкой. Чай тоже закончился, пили компот из голубики и смородины, собранных с кустов вдоль речки. Марк грыз жир, запивал кислым компотом, смотрел на изрядно пополневшего Руслана, и в голове его возникали нехорошие мысли. Руслан читал эти мысли на лице хозяина, поеживался, но делиться своей заначкой не спешил.
В путь тронулись затемно, с расчетом, что по тропе не заблудятся, а когда пойдут по просеке рассветет. Лыжню торили по очереди, меняясь каждые двести метров. Только Руслан трусил по пробитой лыжне последним, не высказывая желания потрудиться на благо общества. В первый день прошли 15 километров. Как провели ночь у костра, рука не подымается описать. Следующий день шли, стиснув зубы, лишь Студент, как в бреду бормотал:
Я спросил тебя: - Зачем идете в горы вы?
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.
- Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово.
Усмехнулась ты, и взяла с собой.
Следующая ночь ничем не отличалась от предыдущей. Утром Марк услышал какой- то гул, словно недалеко проехала машина:
- Какие тут машины, наверно самолет пролетел – подумал он. Но, пройдя с полкилометра, они действительно вышли на дорогу, точнее на след «Бурана». Тут же увидели и сам снегоход с прицепленными сзади санями. У саней Граф и Том Шин надевали лыжи. Том Шин увидел странников, и расплылся в широколицей китайской улыбке:
- Ну что я тебе говорил. Сами вышли. А ты , спасать, спасать… Разве такие таежники пропадут?
Эпилог
Шел я по нашему районному рынку в довольно таки паршивом настроении. Вы видели мужиков, которые любят шататься по базарам, со списком продуктов подготовленным женой? Так вот, я не из их числа. Список длинный, очереди. Половины списка не мог отоварить. Вдруг слышу, вроде бы голос знакомый:
- Гражданка, я не утверждаю, что я целитель. Целительница у меня бабушка, в третьем поколении. Только она уже старенькая, тяжело ей за прилавком стоять, вот я и помогаю. Берите, средство верное.
Но, гражданка, как-то иронично хмыкнув, отошла от прилавка. И я увидел продавца. Марк Парашкин улыбался во весь свой щербатый рот.
-Начальник, какими судьбами?
- А ты что тут делаешь?
- Торгую.
На прилавке лежало с десяток пучков, перевязанных нитками волос, по виду собачьих. На ценнике, корявыми буквами было написано: « Волос Верного – 10 руб. пучок».
-Ну и покупают?
- Да не очень.
Мы разговорились, вспоминая друзей и события минувших дней.
Неожиданно, Парашкин смахнул все пучки, кроме одного, под прилавок. К прилавку подходила « гражданка», которая недавно приценивалась к его товару.
- Ну что надумали гражданочка? А то последний остался. Покупательница, особа « бальзаковского» возраста, смущенно спросила:
- Как им пользоваться?
- А вы мелко настригите ножницами, потом залейте литром водки, добавьте лимонных корок. Дайте настоятся в течение суток. Процедите через марлю, и давайте мужу по сто грамм перед ужином. Только ужин готовьте повкуснее, чтобы муж больше съел. Вещество очень биологически активное, надо чтобы пищей нейтрализовало.
- И никуда он от вас не денется – торжественно провозгласил Марк. Покупательница сунула пучок в сумку, дала Парашкину десятку, и коварно улыбнувшись, удалилась. Я рассмеялся:
- Ну, ты и шарлатан.
Марк нимало не смутился: - Вреда от шерсти не будет, а мужика, может, удержит. Сам представь; пришел с работы, а тебя ужин дожидается. Да не какая-нибудь скороварка из пакетов, а настоящий борщ, или пельмени. Да еще и стопка. И жена не ругается, а наоборот, добавки предлагает. Ты бы ушел от такой женщины?
В магазинчике у рынка мы купили пару бутылок «Агдама», и двинулись к замусоренному и пустому скверику. Но Марк, вдруг, притормозил:
- Погоди. Вон бич стоит. Я давно его приметил. С похмелья мается, а денег нет. Опохмелим?
-Мы же не фашисты! Зови.
Расположились на бетонной плите. Выпили. Разговорились. Бич оказался серьезным мужиком. Работал в нефтеразведке на Нижней Тунгуске, а в Иркутск приехал со своим начальником получать с базы технику и запчасти. Начальник ушел в контору подписывать бумаги, а он от скуки шлялся по базару.
-Я, вообще-то, неплохо зарабатываю, в месяц за триста выходит. Просто в дороге погуляли, а деньги только завтра утром обещали выдать. Работаем вахтой, в таборе сухой закон, вот и расслабились. Он оглядел пыльный скверик, и, вздохнув, добавил:
- Хорошо у нас на Тунгуске. Палатки утепленные, даже зимой жарко. По угору стоят, а внизу река, хариуса полно, оленей стреляем.
Я взглянул на непривычно молчаливого Марка. На его плече вольготно расселся ехидный чертенок в энцефалитке и болотных сапогах.
Нет, Парашкин! Не кончились твои похождения. Опять тебя черт утащит в какую-нибудь глушь. И позавидовал.
1976-2009г. Чурапча. Усть- Чуя. Новая Ляля.
ПЕСНИ
ФАНТЕСКИ
РАССКАЗЫ
Собачья
Ходил я на берлогу и сохатых брал
А соболей вообще таскал мешками
Но друг уехал, а меня продал
Хоть, даже кошка не прошла меж нами
Я за него и глотки рвал зверям
Я нянчился с его детями.
Он был упрям, я тоже был упрям
Есть общее у лаек с казаками.
Я на цепочке сроду не сидел
За что же нас друзей считать рабами?
Уж лучше б бросил он меня в тайге
Наверное, ужился б я с волками.
А встретимся, я нос не поверну
Пройду, свой хвост завив двумя кольцами
Но как ему живется одному?
Да все о кей! Расстались ведь друзьями.
О черных лесорубах
Здесь вам не «европы», здесь климат иной
Лесничий с буссолью привычной тропой
Идет на отводы считать кому-то лес
Хозяйство в разрухе, все кодекс лесной
И все же не может расстаться с тайгой
Несет свой судьбой и характером врученный крест.
Прогнали с работы, все кодекс лесной
Лесник в телогреечке с бензопилой
Идет на делянку валить китайцам лес
Не те уже годы, десяток шестой
И что-то не ладно совсем со спиной
Ну, на хрена ты Греф с поправкой влез?
И пусть говорят, да пусть говорят
А тот, кто поверил, поверил зря
Что черный лесоруб богат как Крез
Не правда, ребята. Все воры в Москве.
А наши финансы в привычной тоске
И так же суров и опасен вечный лес.
Кедровая – дошираковская
Тут кедра и там кедра
Опохмелиться пора
М. Мезенцев. Кедровинки.
Десять лет по экспедициям в заходы я ходил
Но в такую переделку первый раз я угодил.
Не поехал я с бригадой, бить орехи. Вот дебил!
Сам себя на целый месяц в одиночку засадил.
Колочу, хожу кедрушки
По ночам пишу частушки
В животе орут лягушки
А у леса на опушке мишка рожи корчит мне.
Три недели по горушкам я таскался как дурак
Из жратвы остался только очень быстрый доширак.
Но в четверг, как-будто свистнул мне с горы веселый рак.
Саня с Генкой прикатили, на душе развеяв мрак.
Ну конечно, мы присели
Что- то пили, что- то ели
Все кедровинки пропели
Новости за три недели рассказали честно мне.
Будто Женька в той бригаде, баламут и книгочей
Затиранил гад проклятый всех несчастных шишкарей
Ставит палочки в тетрадке, труд фиксирует – злодей
Но чернила экономит, не доставил трудодней.
Бог бы с ним пускай б тиранил
Может, после стопку б налил
От чертей меня б избавил
Что последнюю неделю часто сниться стали мне.
Ночью встал, отлить, тарелка мельтешит
Я думал, что привиделось с проклятой той лапши
Ведь деширак мозги еще не так запорошит.
Нет, вылезает планетянин, просто вылитый фашист.
И пошли те планетяне
Вкруг кедры толпой буянить
Просто черно хулиганить
Не видал я хуже пьяни. Не приснилось ж это мне?
Утром встали, похмелились. Ну, совсем как в прошлом сне
Перепили все настойки на спирту и на вине
После сели в свой уазик, и уехали оне
И остался у костра я с де Ширак наедине.
От китайского француза
Мне свело на запад пузо
Это если встать на север
А к экватору спиной…..
Не хочу я доширака. Мама я хочу домой!
Геопат.
- На что я жалуюсь, доктор? Если я скажу, что жалуюсь на политическую нестабильность в мире, вы мне не поверите. Или поверите и отправите к психиатру. У психиатра я уже был. Вы себе представить не можете, сколько раз я был у психиатров, невропатологов и других нетрадиционных экстрасенсов. Поглядите на мою медицинскую карточку. Это не карточка, это многотомное собрание сочинений медицинских светил. И, заметьте, ни один не обнаружил во мне никаких психических отклонений. Все мои болезни, как они изволили заметить, носят терапевтический характер. Вы терапевт, доктор? А не скажете где, сейчас, доктор Ройзен? На пенсии. Значит, теперь вы мой участковый терапевт. Ну, в таком случае я должен начать с самого начала. Будьте добры, откройте первую страницу моей медицинской биографии. 7 октября 1949 года – день образования ГДР. Нет, доктор, у меня вовсе не феноменальная память. В этот день я упал со стульчика, и сломал правую ногу. Знаете, раньше были такие безобразно высокие стулья для младенцев, чтобы дети могли сидеть за общим столом, и не пачкать колени родителям. Благодаря этому шедевру столярного искусства, я с детства стал инвалидом. Кости не срастались, образовался ложный сустав, с которым я проковылял сорок с лишним лет.