Обычная длина моко — 30–40 см, диаметр туловища около 4 см. Все поверхности шлифованные, некрашеные. Множество моко изготовлено для продажи. но они обычно выполнены грубее и не из пасхальской древесины.
Возможное происхождение. Стилистически моко родственны другим, описанным выше деревянным фигуркам; они несомненно местного, пасхальского происхождения. Но вообще интерес к моко и к воплощению этого мотива в искусстве характерен для многих частей Тихоокеанской области, и Пасха тут ни при чем. Единственными рептилиями на острове, больше того, единственными, кроме крысы, четвероногими ко времени прибытия сюда европейцев были две ящерицы — Ablepharus boutonii и Lepidodactylus lugubris, маленькие невзрачные твари, нисколько не похожие на традиционную деревянную палицу, но говоря уже о размерах. Толстый, короткий, мощный хвост моко напоминает скорее о каймане или каком-либо другом представителе Crocodylia, чем о стройной, тонкохвостой ящеричке, и зубчатый гребень на спине усиливает это впечатление. Таким образом, мы возвращаемся к часто критикуемой гипотезе, что грозный, свирепый моко маори-полинезийских мифов — воспоминание о рептилиях-людоедах папуа-азиатских или южноамериканских вод. Конечно, нереалистичные, антропоморфные черты чудовища, воплощенного в пасхальском моко, не могут служить материалом для зоологического определения; остается лишь предположить, что мотив этот вдохновлен не местными, пасхальскими видами фауны, а импортированной традицией. Традицией, которая широко распространена и в Полинезии и в Перу. Действительно, в древнем Тиауанако скульптурные изображения ящериц и жаб были так обычны, что Беннетт (1934, с. 474) включил их в свое сообщение об антропоморфных статуях.
Великолепно исполненная и шлифованная, скорченная зооморфная фигурка с человечьей головой, хранящаяся в музее Мехико (фото 317 i, j), пусть отличная по стилю от пасхальских моко, во многом удивительно на них похожа, хотя отсутствие хвоста и особая функция (барабан) говорит о том, что перед нами изделие совсем другого рода. Рельефные кружочек и кисточка внизу спины — в точности такие, как у многих пасхальских моко и птицечеловеков. Возле кисточки рельефом изображена еще одна вещь, характерная для Пасхи: напоминающий формой почку режущий инструмент с короткой рукояткой. Именно так в пасхальском искусстве изображается матаа. Далее, у мексиканского образца глаза инкрустированы так же, как у пасхальских деревянных фигурок: черный обсидиановый зрачок в кольце из белой раковины. Обычай делать каменным и деревянным статуям глаза из раковины и обсидиана был одинаково широко распространен в Мексике и в Перу и представляет собой еще одну специфическую параллель с искусством острова Пасхи.
Реи-миро («деревянное» или «лодковидное нагрудное украшение»); известно также под названием реи-марама («лунное нагрудное украшение»); фото 44—50
В дополнение к рассмотренным выше классам мобильных фигурок, которые иногда носили в руках или вешали на себя во время плясок и ритуальных сборищ, у пасхальцев были стандартизованы и другие виды деревянных резных изделий, служившие эмблемами, знаками ранга, принадлежностями ритуалов. К числу наиболее интересных принадлежит нагрудное украшение, известное ныне как реи-миро и представленное в музейных коллекциях разных стран. Изящно скомпонованное реи-миро — еще одно изделие, которое наряду с фигуркой изможденного мужчины пасхальцы стали изготовлять для продажи.
Как и в случае с тангата-ману, художник пользуется известной свободой, и в деталях образцы могут заметно отличаться друг от друга. Поэтому здесь будет дано обобщенное описание; в Каталоге читатель найдет болое детальную характеристику.
Основная часть реи-миро — плоская дощечка с изогнутыми серпом краями; на обращенных вверх концах обычно изображена голова бородатого человека или морской моллюск. Одна сторона дощечки выпуклее другой; на более плоской стороне, как правило, посередине вырезано узкое серповидное углубление. Кромка верхнего, вогнутого края обычно оформлена узким валиком. На большинстве экземпляров оба торчащих вверх острия заканчиваются человеческой головой. Макушки сильно заострены, чтобы подчеркнуть серповидную форму всего изделия; лица обращены вверх-внутрь так, что бородатые подбородки смотрят друг на друга, выступая двумя зубцами над верхней кривой. У лиц орлиный профиль, широкие брови, короткие уши, борода чуть загибается. Сходство с лицами описанных выше человеческих фигурок очевидно (фото 44–47 а). На некоторых реи-миро вместо голов реалистически вырезаны морские раковины; другие выполнены в виде изогнувшейся рыбы с головой и хвостом (фото 47 b—49). Изредка встречаются реи-миро, изображающие курицу (фото 50).
Обычно на выпуклой стороне дощечки, около верхней кромки, есть два бугорка со сквозными отверстиями для бечевки, чтобы изделие можно было повесить на шею. Размеры реи-миро очень различны; в среднем длина около 50 см, ширина 13 см, толщина в центре — 3 см.
Возможное происхождение. Мнения о том, как переводить название реи-миро, расходятся. Реи — общеполинезийское слово, означает «шейное» или «нагрудное украшение». Словом «миро» в рапануйском диалекте обозначалось «дерево»; когда же сюда пришли европейские деревянные корабли, их тоже стали называть миро. Свои маленькие, связанные из кусков дерева лодки полинезийцы называли вака-ама. — «лодка с балансиром»; большие суда предков именовались вака-поепое — «лодка-плот» (Englert, 1948, р. 255, 253). Не совсем понятно, зачем пасхальцам именно это, специфическое, напоминающее формой судно изделие называть просто-напросто «нагрудное украшение из дерева», если учесть, что почти все остальные виды нагрудных украшений здесь тоже вырезали из дерева.
Возможно, реи-миро — позднее название. А может быть, налицо смешение понятий, вызванное тем, что украшение формой и впрямь напоминает судно.
Попытки истолковать реи-миро как символ больших судов, некогда доставивших первых поселенцев на остров Пасхи, были уже во время деятельности первых миссионеров; об этом пишет епископ Жоссан (1893, с. 9–10).
Метро (1940, с. 232) скептически относился к такому объяснению, поскольку не слышал о пасхальских лодках серповидной формы, как на этом украшении. Однако недавние открытия как будто подтверждают приведенное толкование: как мы видели, серповидные парусники на Пасхе находят и среди петроглифов, и на росписях, и в виде скульптур. На животе двух крупнейших статуй Среднего периода, прежде чем одна из них была опрокинута, а вторая засыпана оползнем, художники высекли изображения судов, напоминающих очертаниями реи-миро. На одном деревянном реи-миро выгравирован птицечеловек с двойным веслом, что опять-таки наводит на мысль о судне. На другом реи-миро у конца низким рельефом обозначена поперечная полоса, напоминающая найтов (фото 47 а, 44 b).
Поскольку есть тахонга, увенчанные двумя человеческими головами (рис. 43, справа), интересно вспомнить бытовавшие в некоторых частях Инкской империи предания о том, что первый инка и его сестра-жена вышли из яйца. Эта ассоциация немаловажна, если учесть, что Хоту Матуа, по преданию основавший пасхальскую королевскую династию и прибывший на остров со стороны Перу, считался сыном короля Тупа-ринга-анга (Metraux, 1940, р. 127). Лига на Пасхе означает «творить», а Тупа-ринга очень похоже на Тупа-инга — так часто именовали Инку Тупака, который выходил с целым флотом в Тихий океан, чтобы посетить острова, известные купцам приморья. Этот Тупа-инга заимствовал имя многих своих предшественников; в перуанских генеалогиях видим целых двадцать королей с таким именем, и большинство из них представляли еще доинкские династии (Montesinos, 1642).
Уа и паоа (палицы длинная и короткая); фото 53
Двуликую уа описывали когда как церемониальный жезл, служивший также боевым оружием, когда как палицу с длинной рукояткой, эмблему лиц высокого ранга. Вероятно, оба объяснения верны. Сохранилось много аутентичных образцов, еще больше было вырезано в постмиссионерский период, но преимущественно из привозного дерева.
Форма навершия почти шаровидная, однако книзу меньший диаметр продолжает убывать, а больший возрастает, так что палица уподобляется шпателю. Но иногда — это зависит от материала — сечение остается одинаковым до самого низа. Навершие оформлено как голова с двумя симметричными лицами. Глаза инкрустированы обсидиановым кружочком в костяном кольце. Ниже глаз, по обе стороны длинного, прямого, тонкого носа с реалистично выполненными крыльями выступают большие мешки. Рот — плоский эллипс; выпуклые губы разделены горизонтальным желобком. Зубы не показаны. Уши с затычками в мочках изображены продольными валиками на стыке двух лиц. Лоб выступает над глазами. Бровей нет, но широкий и высокий лоб изрезан от уха до уха параллельными бороздами. Ни подбородка, ни бороды нет; внизу лицо, сужаясь, прямо переходит в палицу.
Длина образцов сильно различается, более поздние изделия подчас достигают почти 2 метров, тогда как старинные экземпляры редко превышают 1,2 метра, причем они иногда чуть изогнуты — дефект материала (торомиро). Кармашки и другие углубления, вызванные пороками древесины, нередко заделаны точно подогнанными кусочками дерева. Иногда уа хранили в чехлах из камыша тотора.
Паоа по художественному оформлению близки к уа. И здесь чуть сплющенное навершие изображает двойную личину; правда, не всегда инкрустированы глаза. Туловищная часть — не столько жезл, сколько короткая, плоская, широкая одноручная палица, главное, наряду с обсидиановыми матаа, боевое оружие пасхальцев в исторические времена. Профиль лопасти в верхней, суженной, а также в средней части скорее остроконечный, чем выпуклый; в сечении получается сплющенный ромбоид с округленными углами. Нижняя часть до выпуклого конца расширена и уплощена, сечение линзообразное. Как у а, так и паоа гладкие, шлифованные, неокрашенные. Возможное происхождение. Жезловидная палица уа неизвестна больше нигде в Океании. Линтон (1923, с. 396) показал, что распространение узколопастных жезлов какого-либо рода в Полинезии ограничивается Маркизскими островами, Новой Зеландией и Пасхой. Лопасть жезла маркизских вождей лишь немногим уже лопасти пасхальской уа, но навершие не резное. Тонкий уплощенный нижний конец новозеландской таиаха несколько напоминает нижнюю половину уа. Но верхняя часть заканчивается копьевидным острием, оформленным в виде высунутого длинного языка обращенной вверх фантастической головы. Метро (1940, с. 171) считает, что тут не приходится говорить о параллели.