— Чив-чиво чепуху чирикаешь? — подскочил к нему один бойкий воробей. — Чародеи в городе давно исчезли. Теперь вместо них трамваи, светофоры и прочая чушь. А твои друзья просто телевизор смотрят. Человек как его придумал, часто каменеть стал. Я как-то нечаянно в окно залетел, так меня даже и не заметили, пока я о стекло не стукнулся и на пол не чебурахнулся. Еще и чертыхались, что чего-то интересное пропустили. Правда, сильно чихвостить меня не стали. Отпустили. А чего меня зря чихвостить?
Болтает воробей, а Кузька думает. Ой, не нравится ему, что в городе люди каменеть стали! Негоже, чтобы дети и взрослые часами, не шелохнувшись, сидели, света белого не видели, на травке не резвились.
А кто кроме него, домового, этот непорядок исправлять должен? Никто! На то Кузька и домовой, чтобы следить за тем, чтобы в доме все по правилам было.
Глава 3
На помощь!
— Кузенька, ты только посмотри, как интересно, — уговаривает Наташа домовенка, — ну не понравились тебе эти мультики, давай другие посмотрим или на фильм какой-нибудь переключим.
— Ага! Хотите, чтобы и я в чучело превратился! Ни за что! Знаю я эти волшебные штучки. Стоит только расслабиться, как тут же в голову туман зашлют, руки-ноги паутиной окутают, в рот ваты натолкают, — горячится Кузька. — Уберите с моих глаз долой этот волшебный ящичек, вот и весь мой сказ!
— Кузенька, он чудешный, — тихонько вторит Наташе шишига, — он песенки петь умеет и картинки занятные показывает.
— И тебя заворожил? — всплеснул руками домовенок. — Беда на мои лапти! Подумаешь, умеет орать дурным голосом да дерущихся человечков и чудищ невиданных показывает! Ну и что? И чудеснее чудеса видывали, взять хотя бы шапку-невидимку или скатерть-самобранку. Так от них польза есть. И скромные они, лежат себе до поры до времени, пока не понадобятся. Они хозяину служат верой и правдой, а ваш телевизор только время от добрых дел отнимает.
Горячится домовенок, хочет доказать, что телевизор — вещь очень даже опасная. А тут на экране опять человечки появились. Сели шишига и девочка рядышком, в экран смотрят. Да так засмотрелись, что почти и не слышат, что им Кузька говорит. Обиделся он. Губу отпрюнил, пошел укромный уголок искать. Залез на карниз — высоко, удобно, только пыльно. Непорядок! Надо бы шишигу кликнуть, чтобы пыль слизала. Для нее это лакомство, как для человека сахарная пудра.
Только хотел домовенок Юльку позвать, как вспомнил, что он на нее обиделся. А самое неприятное было в том, что раньше для нее Кузька был самым уважаемым существом на свете, а сейчас, кажется, чудесный ящичек она любит даже больше, чем Кузьку…
Так и пошло. Сидит Наташа целыми днями перед ящичком как зачарованная, с Кузенькой не играет, мусор из избы не выносит, гулять не ходит. Шишига вообще от экрана не отрывается. Пристроилась на спинке дивана, чтобы ее лишний раз с места на место не передвигали, даже от родителей Наташи под игрушку не маскируется.
Кузьке, конечно, хочется иногда хоть одним глазком посмотреть, что там человечки на экране выделывают, да гордость не позволяет. Как же он смотреть будет, если сам говорит, что от ящичка — никакой пользы? Вот и бродит он по дому уже целый день один-одинешенек, на весь белый свет разобиженный. А пуще всего белого света — на телевизор. Не было его — и славненько все было: хозяйство спорилось, птички накормленные были, посуда на полках блестела, все между собой разговоры всякие умные и интересные вели.
Обижался, горевал Кузька, а потом решил, что не горевать надо, а действовать. Кто знает, может быть, телевизор — это такой новый современный волшебник. Может, и не хотят в него хозяева дома смотреть, а ничего поделать с собой не могут. И спасать их должен тот, кто за счастье в доме отвечает. Спасать, а не обижаться.
— Интересно, а если его молотком победить, он будет сопротивляться или нет? — гадает Кузька. — Нет, молотком нельзя. Кто ж с волшебниками молотками борется? С ними хитростью надо. Да и нехорошо это. Ящичек хоть и волшебный, а все-таки домашняя вещь. А домовые должны вещи беречь, а не молотками их побеждать.
Сидит домовенок на карнизе, думу думает. По всем правилам думает, как его знакомый мальчик Матвейка учил: сначала почесал лапками в шевелюре, потом поковырял в носу, затем пожмурил глаза, а под конец стал смотреть вдаль с умным видом.
Ох, не было у Кузьки совершенно никакого опыта в перевоспитании чудесных ящичков. Домовые не очень любят обращаться к помощи волшебных вещей. Простые домашние предметы им нравятся больше. Послушные они, понятные, уважительные и к людям, и к домовым. На любовь и ласку отвечают любовью — если за ними ухаживать, служат верой и правдой. А волшебная вещь — она особенная. Если закапризничает, простыми методами с ней не справиться. Поэтому и методы нужны тоже особенные, волшебные.
— Все понятно, — вздохнул Кузька, — опять пора в путь-дорогу собираться, за советом к мудрому волшебнику идти. А пока я буду по белому свету его искать, пройдет, может быть, сто лет. Приду я домой с советом мудрого волшебника, а на месте этого дома опять новый стоит, уж вовсе непонятный. И вещи в нем еще непонятнее, чем чудесный ящичек. Придется опять чародея искать, совет ему назад нести и новый просить. А там и еще сто лет пройдет, так и буду я всю свою домовиную жизнь туда-сюда ходить, советы носить. Нет, надо искать волшебника, который поближе живет, пусть он и не очень мудрый.
И тут домовенок увидел на дереве возле дома одну знакомую ворону. Не раз она ему весточки от родных приносила. Скатился по занавеске на подоконник и стал руками размахивать. Увидела его ворона, обрадовалась. Рассказала Кузьке все последние новости, а домовенок ей и говорит:
— Помоги ты мне городских людей спасти. Слетай в темный лес, найди Дом Для Хорошего Настроения. Скажи, пусть хватает Бабусю Ягусю и бегом сюда. Мне совет ее нужен. Только не перепутай: если Яга будет в Доме Для Плохого Настроения, ничего не передавай, а уноси оттуда крылья сломя голову. А то только хуже будет.
— Вот и не знаю, чегой-то мне теперь делать, пригорюнившись, жалуется она девочкам, — нахвасталась я Кузеньке, что расправиться с любой умной вещью для меня — раз плюнуть. А на этот чудесный ящичек у меня ни нога, ни рука, ни зуб не поднимается. И ведь был бы хоть хорошенький — с резными петельками, сусальным золотом покрытыми, а то черненький, кривенький, а как запоет — сразу молодой и симпатичной себя чувствуешь.
— Я знаю, так чашто бывает, — поддерживает ее Юлька, — вот я — тоже не крашавица, а вот запою — все в разные штороны разбегаются. Наверное, чтобы слез швоих не показывать.
— И ведь говорила мне маменька, что негоже на пищу молодцев только по внешнему виду подбирать, — не слушает ее Баба Яга, — а я не слушала. Молодая была, глупая. Спасибо тебе за науку, телевизор ты мой ненаглядный, отныне ни одной красивой вещи не стащу, ни на одного пригожего молодца взгляд не брошу, буду только уродцев всяких в свою избушку тащить.
— Кого-кого ты собралась в избушку тащить? — появился как из-под земли Кузька.
— Да это я так, кошмарики всякие подружкам рассказываю, — засуетилась Баба Яга, — дети ужас до чего любят про страшное слушать.