Он летел очень низко, издали казалось, что он все еще бежит. Но сандалии не касались земли, они чиркали по головкам белоцвета и желтым цветам сурепки.
Владик протянул руки к улетающему клиперу. Воздух рвал его рубашку, оттягивал назад волосы, остро прижимал к переносице очки. Трава хлестала по сандалиям все быстрее и жестче. Владик рванулся вверх и…
Что-то похожее на тугой резиновый шнур зацепило ему ноги.
Инерция бросила Владика вперед, в ломкие стебли, швырнула через голову, протащила плашмя по мелким камням. Владик затих в траве и сначала ничего не чувствовал. Только давила темнота и тишина, будто его завалили тяжелыми кожаными подушками. «Вот так и разбиваются насмерть», — подумал Владик. Но тут в него десятками ржавых гвоздей воткнулась боль.
Он застонал и поднялся, опираясь на руки.
— Владька, ты где? Ты что? Живой?
— Нет, — сказал он разбитыми губами. И поморгал. Залитые слезами глаза видели только размытые пятна света.
— Где очки? — простонал он.
— Очки? Не знаю… ой, вот они, Только одно растрескалось…
— Дай…
Ника нацепила на него очки и сказала:
— Вставай.
— Ага, «вставай». Тебе бы так… Где «Кречет»?
— Вон, у мыса.
Владик снова поморгал. И различил наконец правее мыса улетающий клипер. Он казался теперь совсем небольшим — как модель в Корабельном музее.
— Ушел, — сказал Владик. И заплакал от боли и от горечи.
— Наверно, он не смог опуститься, — вздохнула Ника.— Он ведь родился в воздухе, значит, и будет навсегда воздушный корабль. Волшебный.
Владик продолжал плакать.
— Ну-ка встань, — сказала Ника. Всхлипывая, он встал.
— Здорово ты треснулся, — заметила Ника. — Ладно, перестань. Пройдет.
— Дура ты, — всхлипнул Владик. — Что пройдет? Мастер не будет делать новую бутылку. И Гоша не вернется…
— Ну… почему не вернется? — неуверенно сказала Ника. — Корабль-то есть. По-моему, Гоша уже там,
Владик забыл про боль.
— Откуда ты знаешь?
— По-моему, я видела… На корме…
— Гошу?
— Я же не знаю: Гоша там или кто. Но кто-то был…
— Врешь, — сквозь слезы сказал Владик.
Ника вскинула в салюте руку с зажатой рогаткой.
— Честное железное, надежное-якорное: видела, как мелькала на корме тельняшка.
Владик опять всхлипнул, но уже обрадованно.
— Перестань реветь, — сказала Ника. — Ох и нытик ты, честное слово…
— А ты.. — сказал Владик. — А ты…
— Давай-ка спустимся к воде, — усмехнулась она.— Промоешь боевые раны.
Владик облизнул распухшие губы, потрогал ушибленное плечо, осторожно переступил побитыми ногами. Царапины набухали темной кровью. Ника взяла его за локоть. Хромая и постанывая, Владик пошел с ней к обрыву.
Медленно и осторожно они спустились по изломанной тропинке среди нависающих глыб. На узком галечном пляже Владик начал расстегивать сандалии, чтобы войти в воду.
— Не разувайся, иди так, — сказала Ника. — Здесь дракончики водятся. Наступишь на плавник — вот тогда повизжишь.
Владик сердито хмыкнул, но послушался. Прямо в сандалиях забрел по скользкой гальке в воду. Выше колен. Плеснул пригоршней в лицо, потом окунул руки до локтей. Ссадины сильно защипало, но это была уже не страшная боль: в морской воде много йода, от нее ничего, кроме пользы. Владик выпрямился. С пальцев, с подбородка и с ушей капало. Очки были в брызгах, но все-таки Владик снова разглядел в небе клипер. Тот был уже далеко и казался светлым пятнышком. На мысу, у подножия маяка, бегали и махали руками люди. Маяк вдруг замигал красными вспышками. При свете дня это было удивительно…
Когда поднялись по тропинке, Владик опять охнул и присел на плоский камень.
— Подожди, передохну. Кости трещат.
— Только не строй из себя инвалида, — сурово сказала Ника.
— Как ты мне надоела, — вздохнул Владик. — Только и знаешь воспитывать…
Он опять отыскал глазами «Кречет». Тот был еле виден — тающая белая звездочка.
— Пора домой, — тихо сказала Ника. — Сказка про воздушный корабль кончилась. Все хорошо.
— Что хорошего? — отозвался Владик. — Гоша-то не вернулся.
— Да, — кивнула Ника. — Но главное не в этом.
— А в чем?
— В том, что он все-таки ожил.
— Если бы это знать точно, — печально проговорил Владик.
Ника серьезно сказала:
— Посуди сам. Все вышло, как было задумано: бутылку сделали, деревяшку от «Кречета» нашли, корабль появился. Значит, и последнее чудо обязательно получилось, только мы не видели. Гоша наверняка на «Кречете».
— Правильно! — обрадовался Владик и вскочил. Сморщился от боли и снова сел. — Да… Но тогда, я думаю, Гоша еще прилетит.
Ника смотрела внимательно и немножко грустно.
— Может быть… — сказала она. — Только ни в одной сказке я не читала, чтобы летучие волшебные корабли возвращались.
— Потому что им незачем было возвращаться, — возразил Владик. — А на этот раз есть зачем… Гоша вернется. Спорим?
— Не буду я спорить, — вздохнула Ника. — Пусть вернется… Все равно это будет совсем другая сказка…
— Почему? Какая еще другая?
Ника сорвала головку белоцвета, дунула и, глядя, как улетают семена, сказала:
— Другая. Твоя… А до сих пор была наша с тобой, общая…
Владик моргнул. Поправил треснувшие очки, чтобы внимательней взглянуть на Нику. Но почему-то смутился и стал смотреть на прилипшую к разбитому колену паутинку. Один ее конец дрожал на ветерке. В паутинке играла крошечная искорка. Будто на плече у Тильки.
Владик сипловато спросил:
— А теперь?
— Что? — тихо отозвалась Ника.
— Сказка… Теперь уже, что ли, не общая? Ника усмехнулась.
— Ты забыл, — сказала она снисходительно, как маленькому. — Я же обещала: кончим возню с твоим «Кречетом» и я больше не буду надоедать. Ну, пока…
Она медленно шагнула от камня. Остановилась. Сделала еще шаг. Владик вскочил. Ойкнул от боли в колене и все же прыгнул за Никой. И крепко схватил ее за руку.
— Ты куда?
— Домой, — сказала Ника насупленно и не очень уверенно. — Ты чего? Пусти…
Владик сказал:
— Но это же… Ника! Просто свинство непрозрачное!
— Почему? — Она отвернулась.
— Конечно, — пробормотал Владик. — Тут человек весь ободранный, искалеченный… а она домой.
— Ах ты несчастненький! — воскликнула Ника. — Ладно уж, провожу. А может, на ручках отнести?
— Обойдусь, — буркнул Владик и, морщась, пошел по тропинке к шоссе.
На шоссе мелькали разноцветные машины, их было гораздо больше, чем всегда. Среди этих машин мчались лиловые «Жигули». Конечно, Владик и Ника не знали, что это едет профессор Чайнозаварский. Он спешил в редакцию со срочной статьей, в которой говорилось, что никакого летучего корабля над городом не было. Потому что, если он был, его следует отнести к неопознанным летающим объектам (НЛО), а таких объектов не бывает. Это знают все, кто читал его книгу «Небесный бред — опасный вред»…
Ника шла рядом с Владиком. Тропинка была очень узкая, и Нике пришлось шагать по траве. Они с Владиком быстро посмотрели друг на друга. Отвернулись и прикусили губы, потому что у обоих поползли улыбки. Владик споткнулся, опять охнул и захромал сильнее.
— Может, палочку найти? — торопливо спросила Ника. То ли всерьез, то ли с подковыркой.
— Все-таки ты ужасная вредина, — вздохнул Владик.
— А ты кошмарный нытик.
— Ах ты… Ох… Наверно, у меня трещина в коленной чашечке.
— В языке у тебя трещина! — рассердилась Ника.— Давай держись за меня, мученик…
Владик подумал и легонько оперся о ее плечо. Потом вдруг взял покрепче. И сказал:
— Теперь не убежишь.
Ника растерянно мигнула. Отвернулась и хмыкнула:
— Хитрюга.
Они прошли еще с десяток метров и увидели, что из-за камня шагнул им навстречу мальчишка.
10
Мальчишке было лет семь.
У него были волосы, как стеклянное волокно, и дерзкие голубые глаза.
Он был худой, незагорелый и голый.
Ника смущенно замигала, но тут же строго сказала:
— Ты чего это так гуляешь!
— Я не гуляю, а вас жду, — сказал мальчишка звонким и немного капризным голоском.
— Ну, все равно… в таком виде.
— А в каком же мне быть виде, если я такой появился?
— Откуда ты появился? — удивилась Ника.
— Из бутылки, конечно!
Владик обалдело заморгал.
— Из какой бутылки?
— Да вы что! — закричал мальчишка. — Совсем не видите, что ли? Совсем не понимаете?
Он выхватил из высокой травы и надел через плечо большущий сверкающий барабан.
— Тилька-а…— ахнул Владик.
— А кто же еще!
— Как это ты… получился?
— Потому что я хотел стать настоящим! Я в бутылке спрятался под корабликом и ногами за руль зацепился, чтобы о стенку не длинькнуться. А когда бутылка лопнула, меня ка-ак кинет! Вон туда, в траву! Воздушной волной! Я же не знал, что бутылка в воздухе разорвется. Думал, что мне совсем длинь…
— Тут такая заваруха была… — сказал Владик.
— Я все видел, — отозвался Тилька. — И как ты о тень дзынькнулся. Думал сперва, ты совсем вдребез-з-зги.
— О какую тень? — удивился Владик.
— Ты разве ничего не понял? Тень от веревки. Она качалась на траве. А когда ты зацепился, она — динь! — и пропала.
— Чертовы веревочницы! — сказала Ника. — Завтра я объявлю им решительную войну. А пока пора домой… Владик, дай Тильке рубашку, она ему до колен будет, сойдет за весь костюм.
Владик остался в майке. Тильку обрядили. Он сказал капризно:
— Как платье. Все смотреть будут.
— Смотреть будут на твой барабан. А тебя из-за него и не видать почти, ты еще маленький, — разъяснила Ника.
— Не такой уж я маленький. Я в первый класс пойду. Должны принять, сейчас еще самое начало учебного года.
— А жить-то где будешь? — спохватился Владик.
— Как где? У стекольного мастера. Я же все-таки его ребенок!
Ника ехидно сказала:
— Теперь-то он тебя сможет воспитывать как надо.
— Динь-да? — опасливо отозвался Тилька. — Ну уж фигушки вам стеклянные…
— Пошли! — скомандовала Ника.
И они опять двинулись через пустырь. Впереди — веселый барабанщик в длинной голубой рубашке и с белым барабаном, на котором сияли хрустальные обручи. Шагах в пяти от барабанщика — Владик и Ника. Владик уже не держался за Нику, но все еще прихрамывал и морщился.
Один раз охнул.
— Не стони, не стони, — сказала Ника. — Кости целы, остальное заживет.
— Ох и зануда, — сказал Владик. Тилька оглянулся на них:
— Опять ругаетесь?
— Да нет, что ты! — по привычке сказали Ника и Владик. Посмотрели друг на друга и засмеялись. Но потом все-таки показали друг другу языки.
— Что это у тебя с языком? — удивился Владик. — Совершенно синий!
— Я же грифель мусолила. Забыл?
— Да? А я думал…
— Что ты думал? Владик усмехнулся:
— Когда я маленький был, меня пугали: если буду ругаться или что-нибудь нехорошее говорить, язык посинеет и отвалится…
— А что я такое нехорошее сказала?
— То, что Гоша не вернется! Разве не говорила?
— Я же не точно. Просто я сомневалась, — примирительно сказала Ника.
— А теперь? — быстро спросил Владик. — Сомневаешься?
Ника подумала и осторожно призналась:
— Немножко…
— Он вернется, — тихо сказал Владик.
— Обяз-зательно, — подал голос Тилька и стукнул в барабан.
— Ну и хорошо, — отозвалась Ника.
— По-моему, он вернется… — Владик остановился.— А как же иначе? Я же ему рифму придумал.
Ника молчала, будто не решалась спросить. Но через минуту все же спросила:
— А… что за рифма?
Потом отвернулась и стала щелкать рогаткой по головкам белоцвета.
«Ни единому человеку не скажу», — вспомнил Владик разговор с Гошей.
«Ну, почему ни единому. Надежному-то можно. Если он… это самое… скажем, твой хороший друг».
Владик опять взялся за Никино плечо. И сказал:
И тогда он, и Ника, и Тилька услышали сперва летящий шелест, потом шум рвущегося воздуха и голос ветра среди надутого полотна и натянутых тросов.
И солнце закрыли вырастающие паруса.
1983 г.