«Вот это уж точно для меня! Малость поучусь, а потом как разбогатею!» – обрадовался Аркаша и вошёл в просторные сени, которые вестибюлем называются. И сразу же у него глаза разбежались – кругом народу видимо-невидимо, и все чего-то продают. Кто бублики предлагает, кто – кота в мешке, кто – скатерть-самобранку за полцены, но без гарантии. А у самого входа мужичонка сидит в драном смокинге и ко всем, кто мимо идёт, обращается: «Подайте что-нибудь бывшему банкиру…»
– Эй, парень! Купи диплом. За двадцатку отдам, – предложил Аркаше человек в шляпе и плаще и тут же показал синие корочки в развёрнутом виде – только фамилию вписать.
– Да он, наверное, поддельный, – засомневался Аркаша.
– Настоящий дороже будет, – заметил продавец, но Аркаша был уже далеко. Денег у него всё равно не было – ни на поддельный, ни на настоящий.
За вход в лифт тоже надо было платить, так что Аркаша поплёлся к лестнице и там увидел сгорбленную старушку с огромной авоськой и чемоданом пуда на два, не меньше.
– Эй, милок, – позвала его старушка, – помоги вещички донести.
Аркаша подумал, что ему всё равно по пути, а как только он за авоську и чемодан взялся, старушка и говорит:
– Я тебя, соколик, на семнадцатом этаже дожидаться буду. – И бодро из виду скрылась – Аркаша и моргнуть не успел.
Сколько он наверх поднимался, Аркаша и сам не помнил – ноша была как будто кирпичами набита. Еле-еле добрёл он до семнадцатого этажа, тут ноги под ним и подломились.
– Вот и славно… – услышал он над собой ласковый голос. – Сколько с меня за услугу?
– Да ничё не надо. Я так… – Тут Аркаша поднял глаза и увидел, что рядом с ним не старушка стоит, а девица в дорогущем костюме, а старухины обноски на перилах висят.
– Фамилия?! – спросила девица и достала из кармана блокнот.
– Парфёнов Аркадий, – представился Аркаша.
– За первую контрольную проверку у вас двойка. Ошибки: прежде чем оказать услугу, не договорился о цене; оказав услугу, оказался от оплаты. Так настоящие бизнесмены не поступают.
Записала она что-то себе в блокнот и исчезла вместе с авоськами, как будто и не было её.
– Сэр! Не извольте огорчаться! Давайте рассеем тоску – покатаемся по перилам, – предложил Аркаше какой-то рыжий парнишка в бейсболке.
– И как это я сам не допетрил! – обрадовался Аркаша. А перила и впрямь были гладкие – хоть до самого низу катись.
Но проехать удалось только два пролёта. На третьем повороте его схватили парни с повязками, причёска – ёжиком.
– За катание по перилам – штраф двадцать баксов! – сообщил один из них и «козу» показал.
– Нет у меня ничего… – попытался возразить Аркаша, но ему тут же сказали:
– Значит, завтра сорок принесёшь. Не принесёшь – где хошь отыщем.
Аркаша медленно поплёлся вниз и уже не видел, как к группе слушателей класса рекетиров подошёл давешний рыжий паренёк и поинтересовался:
– Господа, когда я смогу получить свою долю?
– Когда различать научишься – кто нищий, а кто при деньгах, – ответили ему и насовали подзатыльников.
Тем временем Аркаша уныло шёл по коридору, и вдруг заметил на двери табличку с надписью: «Директор». «Вот кто мне всё объяснит», – решил он и, постучавшись, приоткрыл дверь.
– Вам что, молодой человек? – поинтересовался директор, оторвав взгляд от Важных Бумаг, лежащих на столе.
– Да вот – учиться к вам пришёл, – скромно ответил Аркаша и переступил порог кабинета.
– Вот такой диплом стоит у нас 1000 долларов. – Директор показал красные корочки с золотым тиснением. – Берёшь?
– А как же учёба? – поинтересовался Аркаша.
– Ну, если у тебя такие деньги есть, ты и так всё умеешь, – заметил директор. – А если нет – иди работай!
Тут прямо под Аркашей в полу люк открылся, и он свалился вниз, на предыдущий этаж, прямо ко входу в буфет. А в буфете, как водится, все кушали, и от запахов вкусной еды Аркаше даже нехорошо стало – до того аппетит разыгрался. Видит – парень один, в меру упитанный, сидит за столом, а перед ним целая гора пирожков.
– Эй, дружок, дай пирожок, – попросил Аркаша, думая, что тому всё равно всё не съесть.
– Я хлеб свой зарабатываю в поте лица своего, а ты – дармоед, – отозвался толстяк, не переставая жевать. – К тому же ты такой тощий, что и один пирожок в тебя не влезет.
– Да я всё это съесть могу! – гордо сказал Аркаша.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся толстяк. – А спорим – если ты всё это съедаешь, я тебе 1000 баксов даю, а если хоть одна крошка на столе останется – забираю тебя в рабство на год. Идёт?
Отказаться Аркаша не смог, сел за стол и говорит кушающей публике:
– Господа, делайте ставки! – Это чтобы свидетели были…
Первые пять пирожков Аркаша съел – не заметил, на пятнадцатом подумал, а не зря ли он в это дело ввязался, а когда последний в себя втолкнул – уже и дышал-то с трудом.
Толстяк хотел было убежать, но его на входе поймали те, кто на Аркашу капиталы свои поставил. Так что пришлось отсчитать ему 1000 долларов…
Аркаша потом ещё долго на стуле сидел, пищу переваривал и всё думал, что же ему с богатством своим делать: «Ну, куплю я себе красный диплом – опять без денег останусь… Да и здоровый он больно – в кармане не поместится. Лучше возьму внизу синий за двадцатку, а на сдачу дело своё открою. Пирожками буду торговать…»
Диковинные животные
Автор Парадоксальной Энциклопедии «Местные и прочие звери и птицы», зверовед-путешественник Афанасий Даврин, сделал немало удивительных открытий и наблюдал в своих путешествиях много такого, чего ни до, ни после него никто не видел. Недавно профессор любезно предоставил нам некоторые из своих путевых заметок.
Путевые заметки Афанасия Даврина могут кого угодно повергнуть в изумление. Многие ему просто не верят, полагая, что большая часть из того, что он наблюдал, – всего лишь плод его буйной фантазии. Однако совершенно очевидно, что человеческая фантазия – ничто по сравнению с фантазией природы, а значит, у нас нет никаких оснований не верить в истинность замечательных открытий известнейшего звероведа.
Черепахарь твердохвостый
Как известно, большинство великих открытий совершается совершенно случайно. Так и я чаще всего открываю новые виды животных, если оказываюсь там, куда попадать вовсе не собирался. Позапрошлым летом мой воздушный шар пробила насквозь колибри, удирающая от пятнистого грифона, и я свалился на землю посреди дремучих амазонских джунглей, растеряв при падении все запасы пищи и воды. Я бы умер от голода и жажды, если бы не приютившие меня индейцы племени Тука-Тама, которые накормили меня маисовыми лепешками и уложили спать в тростниковой хижине. Когда среди ночи я по своим делам решил выйти во двор, из хижины меня не выпустил часовой с огромной дубиной, и это мне показалось странным. Вечером, пока не стемнело, я мог свободно гулять по всем окрестностям, и никто не пытался мне помешать, а тут сторожа ко мне приставили…
Вдруг я вспомнил, что меня удивило ещё днём: прямо за моей хижиной находилось паханое поле. Как известно, амазонские индейцы не знают, что такое плуг, свои поля обычно обрабатывают обыкновенными тяпками, и всякий уважающий себя зверовед знает, что они никогда не приручали лошадей. Так откуда же тогда взяться пашне? С этой минуты я понял, что не успокоюсь, пока не выясню всё. Я тут же проделал дыру в стене хижины и стал внимательно наблюдать за полем.
Годы научных наблюдений выработали у меня кошачье зрение, и в темноте я вижу так же хорошо, как и днем. И что же я увидел?! Двое индейцев вели под уздцы здоровенную черепаху с длинным хвостом, который был загнут крючком и, воткнувшись в землю, оставлял в ней глубокую борозду.
Тут я понял: индейцы оберегают этих редких зверей от чужих глаз, чтобы бледнолицые не отобрали их для своих зоопарков. У меня не только замечательное зрение, но и великолепный слух, и мне удалось расслышать, что в разговоре между собой индейцы называли зверя «чупапульпа-чупса», что в переводе означает – «черепахарь».
На другой день индейцы завязали мне глаза и целую неделю вели меня через непроходимые джунгли – до самого берега великой бразильской реки Амазонки, где посадили меня на плот и с миром отпустили. К моему глубочайшему сожалению, второй раз мне едва ли удастся найти поселение племени Тука-Тама, затерянное в бескрайних джунглях.
Среди ученых многие до сих пор высказывают сомнения в существовании черепахарей твердохвостых, но мы-то с вами – с моих слов – точно знаем, что они есть.
Рыба-колбаса
В прошлом году я плавал на китобойном клипере «Легавый». С капитаном Гошей Кизяком я был знаком ещё по школе – он, бывало, муху прибьёт, а я достаю лупу и начинаю её рассматривать, лапки пересчитывать.
Когда мы проплывали мимо японского острова Сикоку-Сикоку, наш бдительный капитан заметил в бинокль здоровенный плавник, рассекающий воду параллельным с нами курсом. Хотя плавник был вовсе не похож на китовый, Гоша решил-таки эту живность добыть, потому что план горел, а рыбина всё равно была японская.
Не буду описывать, как гонялись, как стреляли, как вытаскивали на борт – об этом гораздо красочнее может рассказать боцман Вухов. Не это главное. Главное то, что, перерыв полтонны справочников и определителей, которые у меня с собой были, я не нашёл ничего похожего на эту морскую красотку. Хотя всё тело рыбины, и хвост, и плавники были как у нормальной тигровой акулы, но от носа тянулся здоровенный отросток диаметром сантиметров десять. Это было настолько удивительно, что я сначала даже не обратил внимания на характерный и очень приятный запах, который доносился от этого отростка. Собравшаяся вокруг команда «Легавого» – а это были очень жизнерадостные и любознательные ребята – тоже принюхивались. В конце концов боцман Вухов, отличавшийся большой наблюдательностью, сказал: «Колбасой пахнет». Он тут же достал из-за пояса трофейный ятаган, отрубил от отростка кусочек, а потом нарезал его так, чтобы все могли попробовать. Первым продегустировать эту диковинную колбасу решился, конечно же, я. По вкусу это почти не отличалось от обычной копчёной колбасы.
Мне не понадобилось много времени, чтобы понять предназначение этого отростка: он заменял акулятам, только что вылупившимся из икринок, материнское молоко. Всем известно, что акула рождается уже с зубами, но первые две недели они недостаточно крепки, чтобы ими разжёвывать сырое мясо. Обычные акулы сами пережёвывают пищу для своих младенцев, а представительницы этого уникального вида специально отращивают для них колбасу.
Утром, вспомнив, что не успел сфотографировать удивительную рыбину, я кинулся к моей акуле с фотоаппаратом. Но, увы, подлый кок, чтобы сэкономить продукты, отрубил колбасный отросток и раздал его матросам на завтрак. Теперь рыбина, увы, уже ничем не отличалась от обычной акулы. Но если бы фотография могла передавать запахи, вы бы обязательно учуяли характерный аромат копчёной колбасы, который ещё сутки витал в воздухе.
Барангутанг
Некоторые мои коллеги-звероведы утверждают, что совершать замечательные открытия можно, вовсе не блуждая по тропическим джунглям, или замерзая за полярным кругом, или проводя целые дни в засадах, когда даже не имеешь возможности отогнать наглого комара, сидящего на носу. Например, академик Зеброногов недавно перечитал мои путевые записки и заявил, будто ничего такого, что я наблюдал в своих экспедициях, просто быть не может, а всякие летающие пингвины, твердохвостые черепахари и усолапые цацы – всё это плод моего больного воображения. Над одним из самых замечательных моих открытий, барангутангом универсальным, он вообще смеялся целую неделю не переставая, забыв про сон и пищу.
После этого случая я счёл необходимым подробно рассказать именно об этом открытии, чтобы пресечь все недомолвки, кривотолки и сомнения.
Итак, это произошло на загадочном острове Тасмания, где обитают совершенно дикие аборигены. До того, как я посетил эти места, никто и не подозревал, что у этих диких аборигенов есть вполне домашние животные, которые заменяют им и кошек, и собак, и коней, и барашков.
Надо сказать, о дикости и неприветливости местных жителей ходили легенды, а некоторые исследователи подозревают их даже в людоедстве. Преодолевая на небольшой лодочке пролив между Австралией и Тасманией, я рассчитал время так, чтобы достигнуть берега глубокой ночью и успеть до рассвета спрятаться в густых зарослях, где я бываю совершенно неуловим.
Итак, я уже был почти у цели, когда с берега донёсся едва слышимый топот, который я и не различил бы среди шума прибоя, если бы не мой исключительный слух. Приглядевшись к прибрежной полосе, я увидел, что по песчаному пляжу идут на четвереньках две мохнатые обезьяны, и на них, словно всадники, сидят точно такие же зверушки. Тогда я ещё не знал, что пограничные патрули тасманцев ездят верхом на барангутангах и одеты в свитера из их же шерсти. Как известно, Тасмания расположена не очень далеко от Антарктиды, и ночью там бывает прохладно.
Когда я достиг берега, диковинные обезьяны уже исчезли из виду, но я знал, что они обязательно рано или поздно появятся здесь. Поэтому я забрался по отвесной скале на самую высокую прибрежную возвышенность и устроил свой наблюдательный пункт среди гнёзд горных пеликанов. Уже поздним утром я слегка задремал, а когда проснулся, то заметил, что ко мне подбирается одна из этих удивительных обезьян, а на шее у неё висит ожерелье из раковин. Я подумал было, что обнаружил наконец-то так называемого «снежного человека», но вовремя вспомнил, что снега в тех краях не бывает никогда. Обезьяна тем временем, не обращая на меня никакого внимания, собирала в корзину пеликаньи яйца, чем повергла меня в крайнее изумление. Я уже достал фотоаппарат, чтобы её сфотографировать, но, видимо, линза объектива сверкнула на солнце, и загадочный зверь в два прыжка оказался возле меня. Сфотографировать его я успел, но, видимо, фотоаппарат так ему понравился, что он вырвал его из моих рук и положил в свою корзину.
Я пробыл на острове ещё две недели, и все остальные свои наблюдения мне удалось сделать, оставшись незамеченным. Я видел, как местные женщины стригли шерсть с барангутангов, как местные мальчишки скакали на них, словно на мустангах, как барангутанги ловили тасманских мышей, которые, как известно, раз в десять больше обычных грызунов, как они гнали стаю крокодилов прямо на копья охотников. Но всё это осталось только в моей памяти, поскольку своего главного инструмента, фотоаппарата, я по неосторожности лишился.
Не имея доказательств, я старался как можно реже упоминать об этом своём открытии, но теперь у меня появилась надежда, что доказательства вот-вот появятся. Недавно Тасманию посетил известный людовед-путешественник Миклухо-Барклай, и он в своих лекциях упомянул о том, что у аборигенов Тасмании появилось новое божество – Одноглазый Щщвылк с молнией во лбу, которая вспыхивает, если надавить на железную бородавку. В этом новом божестве я со свойственной мне проницательностью узнал свой фотоаппарат, а значит, свидетельство Миклухи-Барклая полностью подтверждает правдивость моего рассказа о барангутанге универсальном.
Волан теплолюбивый
Жизнь звероведа-путешественника полна неожиданностей и приключений. Занимаясь поисками невиданных зверей, я двенадцать раз попадал в кораблекрушения, раз двадцать блуждал в непроходимых джунглях, раза три оставался без еды, питья и зонтика в безжизненных пустынях. Но, как видите, я жив, невредим, полон сил, и каждое новое приключение наводит меня на следы поразительных открытий.
Однажды панамскому сухогрузу, на котором я добирался до африканского побережья, бешеный кашалот откусил корму. Неделю я плыл до ближайшей суши на надувном матрасике, который предусмотрительно захватил с собой, и ещё неделю аборигены острова Симбо-Самбо отпаивали меня кокосовым молоком.
Когда я окончательно пришёл в себя, вождь островитян Чомпа пригласил меня как почётного гостя на олимпиаду по местным видам спорта. Скачки на гигантских черепахах, лазанье вверх по питону, стоящему столбиком на хвосте, забеги по раскалённым углям, прыжки с пальмы на пальму – всё это было любопытно, но меня как звероведа интересовало совершенно другое. И вот, когда дело дошло до симбо-самбского тенниса, я понял, что очередное открытие у меня в кармане.