Юрий Ефимович, не взглянув на Вальку, прошёл в учительскую. Сразу же выскочил в коридор Бестужев.
– Валька, слушай…
Было просто удивительно, как у него после такого дела хватало наглости лезть с разговорами. Валька пожал плечами и повёл к Петьке шестиклассников.
– Валька… – сказал за спиной Бестужев.
Может быть, в другой момент Вальку остановил бы этот Сашкин возглас. Но сейчас Валька его даже не услышал. С порога он увидел, как Зинка Лагутина листает его альбом, который учитель оставил на столе.
И тут словно взорвалась в Вальке бесшумная бомба. Он прыгнул к столу и размахнулся, чтобы выбить альбом из Зинкиных рук. Но ей, Лагутиной Зинке, видимо, не было дела до Валькиных переживаний. Она, как коза, отскочила к доске, показала язык и начала вертеть альбом над головой.
Было смешно и, пожалуй, бесполезно гоняться за Зинкой. Валька сдавленно сказал:
– Отдай.
Зинка продолжала улыбаться.
– Ну… – сказал Валька.
Класс, почуяв серьёзное, затихал. Зинка вроде бы тоже поняла, что сейчас не до шуток. Но, наверно, какой-то вредный бес сидел в ней и мешал просто так расстаться со своей добычей. Зинка стрельнула глазами в сторону двери. Валька успел перехватить её взгляд. Они бросились к выходу вместе, но Валька успел заслонить дверь, и Зинка прижалась к косяку.
– Врежь ты ей, Бегунов, – посоветовал Петька Лисовских.
Валька близко увидел Зинкины глаза – испуганные и злые. Он рванул альбом. Зинка выпустила и прижалась к косяку.
Наверно, ничего бы не случилось, если бы Анна Борисовна вошла в класс минутой позже. Зинка успела бы прийти в себя, Валька спрятал бы альбом и успокоился. Но именно сейчас, когда Зинка затравленно моргала и готовилась зареветь, Анна Борисовна возникла на пороге и пожелала узнать, что здесь происходит.
– Я тебя спрашиваю, Бегунов.
– Ничего не происходит, – сказал Валька, тяжело дыша. – Очень много любопытных для одного раза.
Он совсем не думал про Анну Борисовну, когда так говорил. Он думал о тех, кто интересовался его альбомом. Но ведь она этого не знала. И Валька увидел, как сжались её губы.
Лагутина тихонько захныкала.
– Перестань, – сказала Анна Борисовна. – После уроков во всём разберёмся. – И громко добавила: – После занятий никто не уходит домой. Кого не будет на классном собрании, тот завтра в школу без родителей пусть не является. Прошу это запомнить!
Антициклон. Валька, держи огонь!
На географии Валька сидел, ничего не слыша. Он был погружён в свои мысли. Впрочем, никаких особых мыслей не было. Просто свалившиеся разом несчастья придавили его какой– то сонливой усталостью. Валька разглядывал сучок на крышке парты и чувствовал, что всё теперь очень плохо.
Свою фамилию он услыхал, когда Светка толкнула его локтем.
– Бегунов, – повторила Оксана Николаевна, – ты что-то слишком уж задумался. Иди-ка отвечать.
Ужасно не хотелось вставать. Однако пришлось. Но идти к доске и рассказывать там про что-то было слишком уж тошно.
– Ты что, не выучил урок?
Валька пожал плечами. Он не помнил, выучил ли. Не всё ли равно? По сравнению с Сашкиным предательством это было таким пустяком.
– Да что с тобой? – Оксана Николаевна смотрела обеспокоенно и удивлённо.
– Со мной? – сказал Валька.
И тогда сзади раздался голос Серёги Кольчика:
– Пусть он сидит, Оксана Николаевна. Неприятности у него…
– Из-за одной дуры, – добавила Левашова и выразительно глянула на Зинку.
– Ну и ну, – медленно сказала Оксана Николаевна. – Ладно, Бегунов, сиди… А ты, Кольчик, отвечать пойдёшь? У тебя нет неприятностей?
– Только одна: не учил я ничего… – мрачно ответил Серёжка, но всё-таки пошёл к доске.
На собрание, кроме Анны Борисовны, пришёл Равенков. Он сел на заднюю парту и шёпотом спросил у Кольчика:
– Что опять натворили?
– Кажется, буфет взорвали, – звонким своим голосом сказал Серёга.
Анна Борисовна посмотрела на него долгим взглядом и постучала карандашом о стол. Потом сообщила:
– Школа у нас новая. И коллектив тоже новый. Вы прекрасно чувствуете и понимаете, что это создаёт свои трудности…
Светка рядом с Бегуновым шумно вздохнула.
– Кто-то вздыхает, – заметила Анна Борисовна. – Видимо, этим он хочет сказать, что я говорю известные вещи. Да, известные. Но я вынуждена их напоминать, раз вы забываете. У нас свои трудности. Не хватает нескольких преподавателей, до сих пор нет старшей вожатой. Вы учились без классного руководителя. Но это ничуть не значит, что можно распускаться и позволять себе, что угодно. Тем более, что вам повезло: у вас отличный вожатый, один из лучших активистов школы. Я не боюсь сказать это при нём…
Все шумно заоборачивались, словно видели Равенкова первый раз.
– Ах, ах… – тихонько сказал Лисовских.
Равенков недовольно опустил глаза и забарабанил пальцами. Шум не утихал.
– Тихо… Тихо! – Анна Борисовна болезненно морщилась.
Валька слушал и не слушал. Всё, что говорилось, было привычным. Привычные слова складывались в привычные предложения: «Вместо того чтобы больше заботиться об успеваемости… Без дисциплины не добиться… Думать о чести школы… Коллектив отвечает за каждого…» И вдруг он услышал про себя:
– А Бегунов позволяет себе такие дикие выходки. Я уж не говорю, что он полностью игнорирует распоряжения школьной администрации, абсолютно плюёт на коллектив: на репетиции хора не является, на сборы тоже… Да ещё заявить своему преподавателю, завучу школы: «Вы слишком любопытны!» Нет, Бегунов, это не любопытство. Это моя обязанность вмешиваться в подобные безобразия и добиваться, чтобы их не было! И будь уверен, что…
Мгновенно вся усталость, всё равнодушие слетели с Вальки. Нужно было отстаивать справедливость! Он вскочил.
– Я не вам говорил, а ей! Она сама…
– Сядь! – Анна Борисовна хлопнула ладонью о стол. – Потрудись хоть сейчас вести себя прилично! Тебя ещё спросят, как это она сама… Не хватает даже мужества признаться. Или ты думаешь, я ничего не видела и не слышала?
Валька медленно сел. Но класс уже гудел, и голоса в поддержку Бегунова ясно выделялись в общем шуме.
– Интересно вот что, – перекрывая шум, заговорила Анна Борисовна. – Бегунова защищают те, кто сам не в числе лучших: Лисовских, Кольчик, Воробьёв… («Раньше она сказала бы ещё: Бестужев», – подумал Валька. Но сейчас Сашка молчал.)
Маленький Витя Воробьёв смешно сморщился: «С чего это я в худшие попал?»
– Да-да! И ты, Воробьёв! Ты тоже последнее время распустился… И меня удивляет, почему молчат наши активисты?
– Можно, я скажу? – Эмма Викулова на передней парте вскинула руку.
– Очень хорошо. Скажи.
– Все мальчишки считают, что если они сильные, значит…
Мальчишки подняли гвалт.
Встал Равенков и резко потребовал:
– Тихо! Пять секунд на установку тишины. Раз…
Тишина повисла над партами, тяжёлая, но непрочная.
– Непонятно, почему молчат пионеры, – сказал Равенков. – Почему молчит командир отряда Левашова. Она, кстати, соседка Бегунова по парте.
Светлана встала.
– Я в командиры не просилась. И в соседки к Бегунову не просилась. Пусть Бегунов сам говорит.
– Хорошо, пусть, – согласилась Анна Борисовна. – Говори, Бегунов.
Что говорить? Опять доказывать одно и то же?
– Я уже говорил.
– Мы пока ничего не слышали, кроме грубостей. Может быть, ты объяснишь своё поведение?
– Я вырвал свой альбом. И я не грубил, я про неё сказал.
– А ты не мог не вырывать, а сказать спокойно, чтобы она отдала.
– Будто она понимает! – крикнул Витька Воробьёв. – Она как обезьяна!
– Она дразнилась!.. Сама виновата! – зашумели мальчишки.
– Ти-хо!
– Разрешите, я скажу, – попросил Володя Полянский. И, не дожидаясь ответа, вышел к столу.
Высокий, в отутюженном чёрном пиджачке, подтянутый и какой-то слишком взрослый. Вальке он не нравился. Казалось, что Полянский считает себя умнее остальных и в класс ходит только по необходимости. Говорят, он занимался в драмкружке Дворца пионеров и даже по телевидению выступал. Может быть. Валька не знал.
– Бегунову трудно говорить. Не все умеют говорить, когда волнуются, – сказал Полянский, поглядывая исподлобья на класс.
– Ты зато умеешь, – хихикнула Эмка Викулова.
– Я умею… Я хочу сказать про Бегунова. Получается, будто он какой-то преступник. И в том виноват и в этом. А тут всё просто. Лагутина схватила его альбом. Она знала, что Бегунов не хочет, чтобы альбом смотрели, но схватила… Вот Викулова говорит, что ребята силой пользуются. Это неправда. Бегунов не сильный. И он не дрался, он просто альбом вырвал, чтобы она не смотрела. Даже Юрий Ефимович не стал смотреть, когда Бегунов сказал, а она…
– Постой, постой! – Анна Борисовна встревоженно взглянула на него, а потом на класс. – При чём здесь Юрий Ефимович?
– Сегодня же рисование было.
– Ну и что?
Володя почувствовал, что, кажется, сказал больше, чем нужно.
– Ну и вот… Бегунов попросил не смотреть альбом, и Юрий Ефимович не стал.
– И двойку поставил, – язвительно сообщила Викулова.
– Ябеда, – сказал Кольчик.
– Кто ябеда? Всё равно Юрий Ефимович записку написал!
– Викулова, постой. Какую записку? В чём дело?
– Ну, простую записку. Потому что Бегунов как заорёт: «Не имеете права!»
Анна Борисовна ладонями потёрла щёки.
– Так… – тихо сказала она. – Я просила Юрия Ефимовича быть вашим классным руководителем. Сегодня утром он почти согласился. Хорошо же вы его встретили…
Хотелось есть, но возиться с печкой или плиткой не хотелось. Валька поставил на клеёнку сковородку и стоя жевал холодную жареную картошку без хлеба. Всё равно, лишь бы притупился голод.
Он не включал свет, хотя в кухне стало совсем темно. В окнах стояли сумерки. Ветер притих, но мороз остался.
В коридоре грохнула дверь, и через секунду с клубящимся холодом кто-то маленький ввалился в кухню.
– Валька! Ты дома, Валька?
Андрюшка.
– Ну что? – сказал Валька.
– Можно, я включу свет?
– Я сам. – Он давнул кнопку выключателя. Андрюшкина шуба засияла блёстками инея и начала окутываться паром.
Андрюшка стянул косматую шапку и сообщил:
– Мы сегодня штурм начинаем. Придёшь?
– Какой штурм?
– Крепость будем брать. Я же рассказывал.
Счастливый он человек, этот Андрюшка. Будет штурмовать сегодня снежную крепость, нет у него других забот. Глаза блестят, и щёки розовые от мороза.
– В такой-то холод, – сказал Валька.
– Когда бегаешь, никакого холода нет, – возразил Андрюшка и немного опечалился. – Ты не придёшь, да?
– Я не могу.
– Не можешь…
«Не до крепости мне», – хотел сказать Валька. Но сказал:
– Я правда не могу. Мне в школу ещё надо. Я, может быть, завтра приду, Андрюшка.
– Ну хорошо. Завтра. – Он помолчал и добавил:– Часов на крепости нет. Плохо это.
– Ладно…
Он закрыл за Андрюшкой дверь. Дома было до тошноты тихо. Отец, как всегда, задержался в техникуме, у мамы – профсоюзное собрание.
Интересно, заходил ли с запиской Сашка? Если заходил, всё равно никого не застал. После классного собрания Бестужев ещё раз пробовал подойти к Вальке. Валька сказал:
– Пошёл к чёрту.
На этот раз, кажется, Бестужев крепко разозлился…
Валька глянул на часы. До семи ещё почти час. Совет дружины в семь. Равенков сказал: «Здесь мы ничего не решим. Не отряд, а базар какой– то. Сами хуже делаете. А ты. Бегунов, придёшь сегодня на заседание совета. Ясно?» И он взглянул на Анну Борисовну.
«Правильное решение, – сказала она. – По крайней мере, там ребята, у которых есть чувство ответственности».
А у класса чувства ответственности нет. Собрание кончилось тем, что мальчишки переругались с девчонками, а про Вальку и про дисциплину говорить никто не хотел.
У Бегунова чувства ответственности тоже нет. Он оторвался от коллектива, нарушил школьную дисциплину, оскорбил нового классного руководителя, а потом завуча, вину свою не осознал и извиняться не захотел.
Часы на стене стучали сухо и отчётливо. Это были большие старинные ходики. Валька посмотрел на них, принёс лист ватманской бумаги и достал тарелку, чтобы вычертить по ней циферблат крепостных часов. Тарелка выскользнула и грохнулась на пол.
Валька постоял, потом задвинул ногой под стол черепки, оделся и вышел из дому.
В чистом тёмно-синем небе светилась россыпь звёзд. Среди этой россыпи дрожала золотая капля. Валька знал – это Юпитер. Совсем недавно он снова смотрел на него в Сашкин телескоп. Видел светлое зеркальце планеты и четыре точки спутников. Совсем недавно… Эх, Бестужев…
Школа работала в одну смену и по вечерам делалась непривычно пустой.
Лестница была полутёмной и гулкой. Валька поднялся на второй этаж. Плафоны в длинном коридоре горели через один, и стоял полумрак. Только открытая дверь пионерской комнаты в конце коридора ярко светилась. Валька пошёл туда, и справа, в чёрных стёклах, двигалось его тёмное отражение.
Часы показывали без двадцати семь.
В пионерской был только один мальчишка. Маленький, но с двумя нашивками. Видимо, четвероклассник. Он стоял у тумбочки с барабаном и щёлкал по нему пальцем. После каждого щелчка над барабаном поднималось облачко пыли.
Когда Валька вошёл, четвероклассник вздрогнул и обернулся.
«Знакомое лицо», – подумал Валька. – На кого он похож?
– Ты на совет? – спросил мальчишка.
– Да, – сказал Валька и усмехнулся.
– Хорошо. А то меня дежурить тут оставили, пока все не соберутся. Скучно, – пожаловался четвероклассник.
Валька промолчал и сел в углу. Привычная обстановка пионерской комнаты успокоила его. «В самом деле, не съедят же», – подумал Валька.
Собирались ребята. Почти незнакомые. Пришёл рослый семиклассник с ленивым лицом, толстая девчонка в очках, потом ещё две девчонки – одна из шестого, другая из пятого «Б». Ещё кто-то… Вальке было всё равно. Знакомыми оказались только Олег Ракитин и Зинка. Олег раньше учился в Валькином классе, но потом перешёл в параллельный, чтобы учить английский, а не немецкий язык: английским он с детства занимался.
Интересно, будет Лагутина жаловаться на Вальку или она пришла просто как член совета дружины?
Смотреть на неё не хотелось.
А Олегу Валька обрадовался. Олег ему всегда нравился. Ракитин сам подошёл к Вальке и спросил:
– Зинка не просила помириться?
– Зинка Лагутина? С чего это она будет мириться?
– Ну ладно… – сказал Ракитин.
Валька помялся и спросил:
– Ты откуда про всё знаешь?
– Володька Полянский сказал.
«Володька хороший, – подумал Валька. – Зря я на него косился».
Ровно в семь пришёл Равенков. Мельком, без всякого выражения, взглянул на Вальку. Спросил у собравшихся:
– Почему так мало?
– Не всех предупредили…
– Анархия, – сказал он.
– По-моему, Равенков метит в старшие вожатые, – ни к кому не обращаясь, громко сказал Ракитин.
– Нет, – откликнулся Равенков. – У меня другие планы. Но если понадобится…
Ракитин обернулся к нему и что-то сказал по-английски.
– Очень остроумно, – сердито бросил Равенков.
Олег тихонько засвистел… Наконец появилась Анна Борисовна. Разом задвигались стулья, и оказалось, что все сидят у длинного блестящего стола. Лишь Валька остался в углу. Сидел нахохлившись и разглядывал стены с плакатами. Плакаты были знакомые и неинтересные.
– Мало народу, – сказала председатель совета дружины, высокая восьмиклассница с узким строгим лицом. – Будем всё равно начинать?
– Что же делать, – откликнулась Анна Борисовна. – Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.
Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.
– Значит, так… У нас два вопроса. Первый – это подготовка к Новому году, а второй – поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришёл?
– Пришёл, – сказал Равенков.
Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.