— Сторонись! — кричали гвардейцы.
— Куда идут плотники? — спросила маленькая цветочница страшного гвардейца, и гвардеец прокричал ей в самое лицо так свирепо, что у нее раздулись волосы, точно на сквозняке:
— Плотники идут строить плахи! Поняла? Плотники построят десять плах!
— А!
Цветочница уронила миску. Розы вылились, как компот.
— Они идут строить плахи! — повторил доктор Гаспар в ужасе.
— Плахи! — кричал гвардеец, оборачиваясь и скаля зубы под усами, похожими на сапоги. — Плахи всем мятежникам! Всем отрубят головы! Всем, кто осмелится восстать против власти Трех Толстяков!
У доктора закружилась голова. Ему показалось, что оп упадет в обморок.
«Я слишком много пережил за этот день, — сказал он про себя, — и, кроме того, я очень голоден и очень устал. Нужно поторопиться домой».
В самом деле, доктору пора было отдохнуть. Он так был взволнован всем происшедшим, увиденным и услышанным, что даже не придавал значения собственному полету вместе с башней, отсутствию шляпы, плаща, трости и каблуков. Хуже всего было, конечно, без очков.
Он нанял экипаж и отправился домой.
Глава III. Площадь Звезды
ДОКТОР возвращался домой. Он ехал по широчайшим асфальтовым улицам, которые были освещены ярче, чем залы, и цепь фонарей бежала над ним высоко в небе. Фонари походили на шары, наполненные ослепительным кипящим молоком. Вокруг фонарей сыпалась, пела и гибла мошкара. Он ехал по набережным, вдоль каменных оград. Там бронзовые львы держали в лапах щиты и высовывали длинные языки. Внизу медленно и густо шла вода, черная и блестящая, как смола. Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть, только растворялся нежными золотистыми пятнами. Он ехал мостами, изогнутыми в виде арок. Снизу или с другого берега они казались кошками, выгибающими перед прыжком железные спины. Здесь, у въезда, на каждом мосту располагалась охрана. Солдаты сидели на барабанах, курили трубки, играли в карты и зевали на звезды.
Доктор ехал, смотрел и слушал.
С улицы, из домов, из раскрытых окон кабачков, из-за оград увеселительных садов неслись отдельные слова песенки:
Подвыпивший франт подхватил этот куплет. У франта умерла тетка, имевшая очень много денег, еще больше веснушек и не имевшая ни одного родственника. Франт получил в наследство все теткины деньги. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что народ поднимается против власти богачей.
В зверинце шло большое представление. На деревянной сцене три толстых косматых обезьяны изображали Трех Толстяков. Фокстерьер играл на мандолине. Клоун в малиновом костюме, с золотым солнцем на спине и с золотой луной на животе, в такт музыке декламировал стихи:
— Пришли последние деньки! — закричали со всех сторон бородатые попугаи. Шум поднялся невероятный. Звери в разных клетках начали лаять, рычать, щелкать, свистать.
Обезьяны заметались по сцене. Нельзя было понять, где у них руки, где ноги. Они спрыгнули в публику и бросились удирать. В публике тоже произошел скандал. Особенно шумели те, кто был потолще. Толстяки с раскрасневшимися щеками, трясясь от злости, швыряли в клоуна шляпы и бинокли. Толстая дама замахнулась зонтиком и, зацепив толстую соседку, сорвала с нее шляпу.
— Ах, ах, ах! — закудахтала соседка и воздела руки, потому что вместе с шляпой слетел и парик. Обезьяна, удирая, хлопнула по лысой голове дамы ладонью. Соседка упала в обморок.
— Ха, ха, ха!
— Ха, ха, ха! — заливалась другая часть публики, потоньше на вид и похуже одетая. — Браво! Браво! Ату их!
Долой Трех Толстяков! Да здравствует Просперо! Да здравствует Тибул! Да здравствует народ!
В это время раздался чей-то очень громкий крик:
— Пожар! Город горит…
Люди, давя друг друга и опрокидывая скамейки, побежали к выходам. Сторожа ловили разбежавшихся обезьян.
Возница, который вез доктора, повернулся и сказал, указывая впереди себя кнутом:
— Гвардейцы сжигают кварталы рабочих. Они хотят найти гимнаста Тибула…
Над городом, над черной кучей домов, дрожало розовое зарево.
Когда экипаж доктора очутился у главной городской площади, которая называлась «Звезда», проехать оказалось невозможным. При въезде столпилась масса экипажей, карет, всадников, пешеходов.
— Что такое? — спросил доктор.
Никто ничего не ответил, потому что все были заняты тем, что происходило на площади. Возница поднялся во весь рост на козлах и стал тоже глядеть туда.
Называли эту площадь Площадью Звезды по следующей причине. Она была окружена огромными, одинаковой высоты и формы, домами и покрыта стеклянным куполом, что делало ее похожей на колоссальный цирк. В середине купола, на страшной высоте, горел самый большой в мире фонарь. Это был удивительной величины шар. Обхваченный поперек железным кольцом, висящий на мощных тросах, он напоминал планету Сатурн. Свет его был так прекрасен и так не похож на какой бы то ни было земной свет, что люди дали этому фонарю чудесное имя «Звезда». Так стали называть и всю площадь.
Ни на площади, ни в домах, ни на улицах поблизости не требовалось больше никакого света. Звезда освещала все закоулки, все уголки и чуланчики во всех домах, окружавших площадь каменным кольцом. Здесь люди обходились без ламп и свечей.
Возница смотрел поверх карет, экипажей и кучерских цилиндров, похожих на головки аптекарских пузырьков.
— Что вы видите? Что там происходит? — волновался доктор, выглядывая из-за спины кучера. Маленький доктор ничего не мог увидеть, тем более, что был близорук.
Возница передавал все, что видел.
И вот что он видел.
На площади было большое волнение. По огромному круглому пространству, рассыпаясь разноцветными горстями, бегали люди. Казалось, что круг площади вращается, как карусель. Люди перекатывались из одного места в другое, чтобы лучше увидеть то, что делалось наверху.
Чудовищный фонарь, пылавший на высоте, ослеплял глаза, как солнце. Люди задирали головы кверху и прикрывали глаза ладонями.
— Вот он! Вот он! — раздавались крики.
— Вот, смотрите! Там!
— Где? Где?
— Выше!
— Тибул! Тибул!
Сотни указательных пальцев вытянулись влево. Там стоял обыкновенный дом. Но в шести этажах были растворены все окна. Из каждого окна торчали головы. Они были разные по виду: некоторые в ночных колпаках с кисточками, обложенные затылками, как сырыми колбасами; другие — в розовых чепцах, с буклями керосинного цвета; третьи — в косынках; наверху, где жила бедная молодежь— поэты, художники, актрисы, — выглядывали веселые безусые лица, в облаках табачного дыма, и головки женщин, окруженные таким сиянием золотых волос, что казалось, будто на плечах у них крылья. Этот дом с растворенными решетчатыми окошками и с разноцветными головами, которые высовывались как птицы, походил на большую клетку, наполненную щеглами. Все головы, вывертываясь, как удобней, и рискуя вытащить за собой своих обладателей, что угрожало полетом с высоты на мостовую, старались увидеть нечто очень значительное, что происходило на крыше. Это было так же невозможно, как увидеть собственные уши без зеркала. Таким зеркалом для этих людей, хотевших увидеть собственную крышу из собственного дома, — была толпа, бесновавшаяся на площади. Она видела все, кричала, размахивала руками; одни выражали восторг, другие негодование.
Там по крыше двигалась маленькая фигурка. Она медленно, осторожно и уверенно спускалась по наклону треугольной верхушки дома. Железо гремело под ее ногами. Она размахивала плащом, ловя равновесие, подобно тому как канатоходец в цирке находит равновесие при помощи желтого китайского зонта.
Это был гимнаст Тибул.
Народ кричал:
— Браво, Тибул! Браво, Тибул!
— Держись! Вспомни, как ты ходил по канату на ярмарке…
— Он не упадет! Он лучший гимнаст в стране…
— Ему не впервые. Мы видели, как он искусен в ходьбе по канату…
— Браво, Тибул!
— Беги! Спасайся! Освободи Просперо!
Другие были возмущены. Они потрясали кулаками:
— Никуда не убежишь, жалкий фигляр!
— Шут!
— Мятежник! Тебя подстрелят, как зайца…
— Берегись! Мы с крыши стащим тебя на плаху. Завтра будет готово десять плах!
Тибул продолжал свой страшный путь.
— Откуда он взялся? — спрашивали люди. — Как он появился на этой площади? Как он попал на крышу?
— Он вырвался из рук гвардейцев, — отвечали другие. — Он бежал, исчез, потом его видели в разных частях города, — он перебирался по крышам. Он ловок как кошка. Его искусство ему пригодилось. Не даром слава о нем прошла по всей стране.
На площади появились гвардейцы. Зеваки бежали к боковым улицам. Тибул перешагнул через барьер и стал на карнизе. Он вытянул руку, обмотанную плащом. Зеленый плащ развевался как знамя.
С этим же плащом, в этом же трико, сшитом из желтых и черных треугольников, народ его привык видеть во время представлений на ярмарках и воскресных гуляньях.
Теперь высоко, под стеклянным куполом, маленький, тоненький и полосатый, он был похож на осу, ползающую по белой стене дома. Когда плащ раздувался, казалось, что оса раскрывает зеленые блестящие крылья.
— Сейчас ты свалишься, площадной плут! Сейчас тебя подстрелят! — закричал подвыпивший франт, получивший наследство от веснущатой тетки.
Гвардейцы выбрали удобную позицию. Офицер бегал крайне озабоченный. В руках он держал пистолет; шпоры у него были длинные, как полозья.
Наступила полная тишина. Доктор хватился за сердце, которое прыгало как яйцо в кипятке.
Тибул задержался секунду на карнизе. Ему нужно было пробраться на противоположную сторону площади. Тогда он мог бы бежать с Площади Звезды в сторону рабочих кварталов.
Офицер стал посредине площади на клумбу, цветущую желтыми и синими цветами. Здесь был бассейн и фонтан, бивший из круглой каменной чаши.
…Он был уже в двух шагах от фонаря…
— Стойте, — сказал офицер солдатам, — я его сам подстрелю. Я лучший стрелок в полку. Учитесь, как нужно стрелять.
От девяти домов, со всех сторон, к середине купола, к Звезде, тянулось девять стальных тросов (таких толстых, как морской канат, проволок).
Казалось, что от фонаря, от пылающей великолепной звезды, разлеталось над площадью девять черных длиннейших лучей.
Неизвестно, о чем думал и эту минуту Тибул. Но, вероятно, он решил так:
«Я перейду над площадью по этой проволоке, как ходил по канату на ярмарке. Я не упаду. Одна проволока тянется к фонарю, другая от фонаря к противоположному дому. Пройдя обе проволоки, я достигну противоположной крыши и спасусь».
Офицер поднял пистолет и стал прицеливаться. Тибул дошел по карнизу до того места, где начиналась проволока, отделился от стены и двинулся по проволоке к фонарю.
Толпа ахнула.
Он шел то очень медленно, то вдруг пускался почти бегом, быстро и осторожно переступая, покачиваясь, расправив руки. Каждую минуту казалось, что он упадет. Теперь появилась его тень на стене. Чем более он приближался к фонарю, тем ниже опускалась тень по стене, и тем она становилась больше и бледнее.
Внизу была пропасть.
И когда он был на середине пути до фонаря, в полной тишине раздался голос офицера:
— Сейчас я выстрелю. Он полетит прямо в бассейн. Раз, два, три!
Выстрел грохнул.
Тибул продолжал идти, а офицер почему-то свалился прямо в бассейн.
Он был убит.
Один из гвардейцев держал пистолет, из которого шел голубой дымок. Он застрелил офицера.
— Собака, — сказал гвардеец, — ты хотел убить друга народа. Я помешал этому. Да здравствует народ!
— Да здравствует народ! — поддержали его другие гвардейцы.
— Да здравствуют Три Толстяка! — закричали их противники. Они рассыпались во все стороны и открыли пальбу в человека, который шел по проволоке.
Он был уже в двух шагах от фонаря. Взмахами плаща Тибул защищал глаза от блеска. Пули летели мимо. Толпа ревела в восторге.
— Бах!
— Бах!
— Мимо!
— Ура! Мимо!
Тибул взобрался на кольцо, окружавшее фонарь.
— Ничего, — кричали гвардейцы. — Он перейдет на ту сторону… Он пойдет по другой проволоке. Оттуда мы и снимем его!
Тут произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Полосатая фигурка, в блеске фонаря ставшая черной, присела на железном кольце, повернула какой-то рычаг, что-то щелкнуло, звякнуло — и фонарь мгновенно потух.
Никто не успел сказать ни слова. Сделалось страшно темно и страшно тихо, как в сундуке.
А в следующую минуту, высоко-высоко, снова что-то стукнуло и зазвенело. В темном куполе открылся бледный квадрат. Все увидели кусочек неба с двумя маленькими звездочками. Потом в этот квадрат, по фону неба, пролезла черная фигурка, и было слышно, как кто-то быстро побежал по стеклянному куполу.
Гимнаст Тибул спасся с Площади Звезды через люк.
Лошади испугались выстрелов и внезапной темноты.
Экипаж доктора едва не опрокинулся. Кучер круто свернул и повез доктора окольным путем.
Таким образом, пережив необыкновенный день и необыкновенную ночь, доктор Гаспар Арнери вернулся, наконец, домой. Его экономка, тетушка Ганимед, встретила его на крыльце. Она была очень взволнована. В самом деле: доктор так долго отсутствовал!
Тетушка Ганимед всплескивала руками, охала, качала головой.
— Где же ваши очки? Они разбились? Ах, доктор, доктор!.. Где же ваш плащ? Вы его потеряли! Ах!.. Ах!..
— Тетушка Ганимед, я, кроме того, обломал оба каблука…
— Ах, какое несчастье!..
— Сегодня случилось более тяжелое несчастье, тетушка Ганимед! Оружейник Просперо попал в плен. Его посадили в железную клетку.
Тетушка Ганимед ничего не знала о том, что происходило днем. Она слышала пушечную пальбу, она видела зарево над домами. Соседка рассказала ей о том, что сто плотников строят на Площади Суда плахи для мятежников.
— Мне стало очень страшно. Я закрыла ставни и решила никуда не выходить. Я ждала вас каждую минуту. Я очень волновалась. Обед простыл. Ужин простыл, — а вас все нет…
Ночь кончилась. Доктор стал укладываться спать.
Среди ста наук, которые он изучал, была история. Ой имел большую книгу в кожаном переплете, и в этой книге он записывал свои рассуждения о важных событиях.
— Надо быть аккуратным, — сказал доктор, подняв палец. И, несмотря на усталость, доктор взял свою кожаную книгу, сел к столу и стал записывать:
«Ремесленники, рудокопы, матросы — весь бедный рабочий люд города поднялся против власти Трех Толстяков. Гвардейцы победили. Оружейник Просперо взят в плен, а гимнаст Тибул бежал. Только что на Площади Звезды гвардеец застрелил своего офицера. Это значит, что вскоре все солдаты откажутся воевать против народа и защищать Трех Толстяков. Однако приходится опасаться за участь Тибула…».
Тут доктор услыхал позади себя шум. Он оглянулся. Там был камин. Из камина вылез высокий человек в зеленом плаще. Это был гимнаст Тибул.
Часть вторая. Кукла наследника Тутти
Глава IV. Удивительные приключения продавца воздушных шаров
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ на Площади Суда кипела работа. Плотники строили десять плах. Конвой гвардейцев надзирал за работой. Плотники делали свое дело без особенной охоты.