— Но мне это поручение нравится, Ненси.
— Ну, тебе оно не понравится, когда ты сходишь туда разок, — предрекла Ненси с кислой миной.
— Почему?
— Потому что никому такое не понравится. Если бы люди ее не жалели, возле нее не было бы ни души с утра до ночи, такая она сварливая. Жалко мне еще ее дочку, которой приходится о ней заботиться.
— Но почему, Ненси?
Ненси пожала плечами.
— Ну, откровенно говоря, что бы ни происходило, на взгляд миссис Сноу, происходит неправильно. Даже дни недели идут не в том порядке, в каком ей хотелось бы. Если это понедельник, то ей хочется, чтобы это было воскресенье. А если ты принесешь ей студень, то наверняка услышишь, что она предпочла бы цыпленка. Но если бы ты принесла ей цыпленка, она заявила бы, что истосковалась по бараньему бульону!
— Какая забавная женщина, — засмеялась Поллианна. — Я охотно пойду ее повидать. Она, должно быть, удивительная… и особенная. Я люблю особенных людей.
— Хм! Что миссис Сноу «особенная», так это точно… Я надеюсь, что таких больше нет… к счастью! — заключила Ненси с ожесточением.
Об этих словах Ненси и думала теперь Поллианна, входя в ворота маленького неказистого домика. Глаза у нее сияли в предвкушении встречи с «особенной» миссис Сноу.
Бледная молодая девушка с усталым видом открыла дверь в ответ на стук.
— Добрый день, — начала Поллианна вежливо. — Я от мисс Полли Харрингтон. И мне хотелось бы увидеть миссис Сноу.
— Если так, то ты первая, кому этого захотелось, — пробормотала девушка вполголоса, но Поллианна не расслышала этих слов.
Девушка повернулась и прошла к двери в другом конце передней.
Она впустила Поллианну в комнату больной и сразу закрыла дверь. Некоторое время девочка растерянно моргала, прежде чем смогла приучить глаза к царившему в комнате полумраку. Наконец в противоположном конце комнаты она увидела смутные очертания женщины, полулежащей в постели, и направилась к ней.
— Как вы себя чувствуете, миссис Сноу? Тетя Полли надеется, что сегодня вам лучше, и посылает вам студень из телячьих ножек.
— Боже мой! Студень? — проворчал раздраженный голос. — Конечно, я очень благодарна, но я надеялась, что сегодня это будет бараний бульон.
Поллианна чуть-чуть нахмурилась.
— Да? А я думала, что, когда вам приносят студень, вы хотите цыпленка, — заметила она.
— Что-о? — Больная вдруг повернулась в постели.
— Нет, ничего, — поспешила извиниться Поллианна. — Разумеется, тут нет большой разницы. Просто Ненси говорила мне, что вы всегда хотите цыпленка, когда вам приносят студень, а бараний бульон — тогда, когда мы приносим цыпленка… Но, может быть, все наоборот, и Ненси перепутала.
Больная приподнялась и села в постели, что случалось с ней весьма редко, хотя Поллианне об этом не было известно.
— Ну, мисс Нахалка, кто ты такая? — спросила она.
Поллианна весело засмеялась:
— О, меня зовут совсем по-другому, миссис Сноу… и я этому рада! А такое имя было бы похуже, чем Хадшиба, правда? Меня зовут Поллианна Уиттиер, и я племянница мисс Полли Харрингтон и теперь живу у нее. Вот почему я сегодня принесла студень.
Первую половину этого объяснения больная выслушала, сидя прямо, в позе, свидетельствующей о заинтересованности, но при упоминании о студне снова безвольно упала на подушки.
— Хорошо, спасибо. Твоя тетя, конечно, очень любезна, но у меня сегодня что-то нет аппетита, и к тому же мне хотелось бараньего… — Она внезапно умолкла, а затем продолжила, резко изменив тему разговора: — В прошлую ночь я совсем не сомкнула глаз!
— Ах, вот бы мне так, — вздохнула Поллианна, поставив студень на маленький столик и удобно усаживаясь на ближайший стул. — Сколько времени теряешь, пока спишь! Вам не кажется?
— Теряешь время, когда спишь? — В голосе миссис Сноу звучало недоумение.
— Да, а в это время можно было бы жить. Так жаль, что мы не можем жить и ночью!
Больная опять, выпрямившись, села в постели.
— Ты меня прямо-таки изумляешь! Ну-ка! Подойди к окну и отдерни штору, — распорядилась она. — Я хочу увидеть, как ты выглядишь!
Поллианна поднялась, рассмеявшись, но не очень весело.
— Ах, Боже мой! Теперь вы увидите мои веснушки, — вздохнула она, подходя к окну. — А я так радовалась, что темно и их не видно. Ну, вот, теперь вы можете… О! — воскликнула она, когда обернулась к постели. — Я так рада, что вы захотели увидеть меня, потому что теперь и я вас вижу! Никто не говорил мне, что вы такая красивая!
— Я! Красивая? — с горькой усмешкой переспросила женщина.
— Ну да. А вы не знали?
— Нет, не знала, — сухо ответила миссис Сноу.
Миссис Сноу прожила на свете сорок лет и пятнадцать из них была слишком занята тем, что горячо желала, чтобы каждая вещь вокруг нее была не такой, какая она на самом деле. А потому у нее не хватало времени на то, чтобы радоваться этим вещам в том виде, в каком они существуют.
— О, но у вас такие большие темные глаза и волосы черные и вьются! — защебетала Поллианна. — Я так люблю черные кудри. Это одна из тех вещей, которые я надеюсь получить, когда попаду на небо. И у вас такой чудесный легкий румянец. Да, да, миссис Сноу, вы красавица! Я думаю, вы поняли бы это, если бы поглядели на себя в зеркало.
— В зеркало! — проворчала больная, снова падая на подушки. — Да, конечно, последнее время я нечасто прихорашивалась перед зеркалом… да и ты не прихорашивалась бы, если бы лежала весь день неподвижно на спине, как я!
— Конечно, нет, — согласилась Поллианна сочувственно. — Но подождите… позвольте, я покажу вам! — воскликнула она, вприпрыжку подбегая к комоду и беря с него маленькое ручное зеркало. На обратном пути к кровати она приостановилась, критически оглядев больную.
— Если вы не возражаете, я хотела бы немножко по-другому причесать вас, прежде чем поднести вам зеркало, — предложила Поллианна. — Можно мне причесать вас? Пожалуйста! Позвольте!
— Ну, я… пожалуй, если хочешь, — разрешила миссис Сноу ворчливо, — но они не будут держаться…
— О, спасибо. Я очень люблю кого-нибудь причесывать, — возликовала Поллианна, осторожно отложив зеркальце и берясь за гребень. — Разумеется, сегодня я не очень много успею… мне не терпится показать вам, какая вы красивая; но когда-нибудь я расчешу все ваши волосы и с удовольствием ими займусь! — пообещала она, касаясь нежными пальцами волнистых волос надо лбом женщины.
Пять минут Поллианна трудилась ловко и быстро, то расчесывая в пушистую волну упрямый локон, то зачесывая вверх растрепавшиеся волосы на затылке, то взбивая повыше подушку, чтобы голова выглядела лучше. Тем временем больную, которая усиленно хмурилась и язвительно насмехалась над всей этой процедурой, начало захватывать чувство, опасно напоминающее волнение.
— Вот! — выдохнула Поллианна, поспешно выдергивая розовую гвоздику из стоящей рядом вазы и втыкая ее в темные волосы, там, где цветок, по ее мнению, должен был произвести наилучшее впечатление. — Теперь мы готовы и можно на нас посмотреть! — И она с торжеством протянула зеркальце.
— Хм! — проворчала миссис Сноу, внимательно глядя на свое отражение. — Я больше люблю красные гвоздики, да, впрочем, все равно она завянет еще до вечера, так что какая разница!
— А я думаю, вы должны радоваться, что она завянет, — засмеялась Поллианна, — потому что тогда вам будет приятно воткнуть новую. Мне очень нравится, когда у вас так взбиты волосы, — закончила она, удовлетворенно взирая на свою работу. — А вам?
— Хм-м, может быть. Но… это не продержится долго, потому что я все время ворочаюсь в постели с боку на бок.
— Конечно нет… но я этому тоже рада, — кивнула Поллианна невозмутимо, — потому что тогда я смогу снова их уложить. К тому же, я думаю, вы можете радоваться, что они черные… Черные лучше выделяются на фоне белой подушки, чем светлые, как, например, мои.
— Может быть, но я никогда не ценила черные волосы — в них так рано заметна седина, — возразила миссис Сноу. Она говорила раздраженно, но по-прежнему держала перед собой зеркальце.
— А я так люблю черные волосы! Я была бы очень рада, если бы была брюнеткой, — вздохнула Поллианна.
Миссис Сноу опустила зеркальце и раздраженно обернулась:
— Не была бы ты рада… если бы была на моем месте! Ты не радовалась бы черным волосам, да и ничему другому… если бы тебе пришлось лежать здесь весь день, как мне!
Поллианна сдвинула брови, напряженно размышляя.
— Да, это было бы трудно… найти что-нибудь в этом случае… — размышляла она вслух.
— Что найти?
— Найти чему радоваться.
— Чему тут радоваться, когда лежишь больная в постели целыми днями? Тут, скажу тебе, радости мало, — сердито заявила миссис Сноу. — Если ты другого мнения, то сообщи мне, чему я должна радоваться. Будь так добра!
К безграничному удивлению миссис Сноу, Поллианна вскочила на ноги и хлопнула в ладоши.
— О, отлично! Это будет трудно, правда? Сейчас мне уже пора уходить, но я всю дорогу буду думать и думать и, может быть, в следующий раз я смогу это сказать. До свидания. Мне было очень приятно у вас в гостях. До свидания, — повторила она, переступая порог.
— Ну и ну! Но что она хотела этим сказать? — воскликнула миссис Сноу, глядя вслед посетительнице.
Она снова и снова поворачивала голову, держа в руке зеркальце и критически глядя на свое отражение.
— Эта девчушка умеет обращаться с волосами… бесспорно, — бормотала она себе под нос. — Честное слово, я даже и не подозревала, что они могут выглядеть так красиво. Но все равно, какой от этого прок? — вздохнула она, уронив маленькое зеркальце на постель и раздраженно поворачивая голову на подушке.
Немного позднее, когда Милли, дочь миссис Сноу, вошла в комнату, зеркало все еще лежало на постели, хотя теперь было тщательно спрятано от чужих глаз в складках одеяла.
— О, мама… штора отдернута! — воскликнула Милли, с удивлением переводя взгляд то на окно, то на гвоздику в волосах матери.
— Ну и что из того? — отрезала больная. — Не должна же я всю жизнь сидеть в темноте из-за того, что больна!
— Н-нет, конечно нет, — поспешила согласиться Милли, берясь за бутылку с лекарством. — Только… ты сама хорошо знаешь, что я так долго старалась уговорить тебя впустить в комнату хоть немного света, но ты не соглашалась.
Миссис Сноу молча теребила кружево на своей ночной рубашке, потом наконец заговорила ворчливо:
— Думаю, что хоть кто-нибудь мог бы догадаться и подарить мне новую ночную рубашку… вместо бараньего бульона… для разнообразия!
— Но… мама!
Неудивительно, что от растерянности у Милли перехватило дыхание. У нее за спиной в ящике комода лежали две новые ночные рубашки, надеть которые она несколько месяцев безуспешно уговаривала свою мать.
Глава 9, в которой рассказывается о Мужчине
Когда Поллианна в очередной раз встретила Мужчину, шел дождь? Тем не менее она приветствовала его радостной улыбкой.
— Сегодня не так приятно на улице, правда? — воскликнула она весело. — Я, впрочем, рада, что дождь идет не всегда!
На этот раз Мужчина даже ничего не проворчал и не повернул головы. Поллианна решила, что конечно же он не слышал ее. Поэтому в следующий раз (а случилось это на другой день) она заговорила громче. Она сочла это совершенно необходимым, потому что Мужчина шагал, заложив руки за спину и устремив глаза в землю, что казалось Поллианне нелепым перед лицом великолепного солнечного света и свежего, чистого после дождя утреннего воздуха. В этот день она в качестве особого поощрения получила разрешение на утреннюю прогулку.
— Как поживаете? — защебетала она. — Я так рада, что сегодня — это не вчера, а вы?
Мужчина резко остановился. На лице его было гневное и мрачное выражение.
— Послушай, девочка, мы должны решить этот вопрос прямо сейчас, раз и навсегда, — начал он раздраженно. — У меня есть другие заботы кроме погоды. Я даже не знаю, светит солнце или нет.
Поллианна просияла:
— Вот именно, сэр. Я так и знала, что вы не знаете. Поэтому я вам и сказала.
— Да… — начал было он, но неожиданно умолк, вдруг поняв смысл ее слов. — Э? Что? — Я говорю, что именно поэтому я сказала вам, чтобы вы заметили, что солнце светит и все такое. Я знала, что вы этому обрадуетесь, если только остановитесь и об этом подумаете. А то было ни капельки не похоже, что вы об этом знаете!
— Ну, из всех детей!.. — воскликнул Мужчина и беспомощно махнул рукой. Он двинулся вперед, но, сделав два шага, обернулся, по-прежнему хмурясь. — Послушай, почему бы тебе не найти для беседы кого-нибудь в твоем возрасте?
— Я была бы рада, сэр, но Ненси говорит, что здесь в округе нет детей. Но все равно я не очень огорчаюсь из-за этого. Я люблю взрослых не меньше, может быть, даже больше, потому что я очень привыкла к дамам из благотворительного комитета.
— Хм! Дамы из благотворительного комитета, ну и ну! Ты что же, принимаешь меня за одну из них? — Губам Мужчины уже угрожала улыбка, но гневный взгляд все еще старался удержать их в узде мрачного недовольства.
Поллианна добродушно засмеялась:
— О нет, сэр. Вы ни капельки не похожи на даму из комитета… хотя, разумеется, вы ничуть не хуже… может быть, даже лучше, — с вежливостью поспешно добавила она. — Знаете, я уверена, что вы гораздо милее, чем кажетесь внешне.
Из горла Мужчины вырвался какой-то странный звук.
— Ну, из всех!.. — воскликнул он опять и, не окончив фразы, повернулся и зашагал дальше.
При следующей их встрече он взглянул ей в глаза с насмешливой прямотой, которая, как подумала Поллианна, придавала его лицу действительно милое выражение.
— Добрый день, — приветствовал он ее несколько чопорно. — Вероятно, мне лучше сразу сказать, что я знаю о том, что солнце сегодня светит.
— Но вам даже не нужно мне этого говорить, — кивнула Поллианна радостно. — Я, как только вас увидела, сразу догадалась, что вы знаете!
— О, неужели?
— Да, сэр. Я увидела это по вашим глазам, понимаете… и по вашей улыбке.
— Хм! — проворчал Мужчина, проследовав дальше.
После этого он уже всегда отвечал Поллианне и даже часто заговаривал первым, хотя обычно ограничивался тем, что говорил: «Добрый день». Однако даже это оказалось большим сюрпризом для Ненси, которой однажды случилось, прогуливаясь вместе с Поллианной, услышать это приветствие.
— Боже мой! Поллианна! — ахнула она. — Этот человек заговорил с тобой!
— Да, он всегда говорит… теперь, — улыбнулась Поллианна.
— Всегда! Господи!.. Ты знаешь, кто… он… такой? — спросила Ненси.
Лицо Поллианны омрачилось, и она отрицательно покачала головой.
— Я думаю, он забыл мне сказать в тот день. Понимаешь, я ему представилась, а он мне — нет.
Ненси широко раскрыла глаза.
— Но он никогда ни с кем не говорит… уже много лет, я думаю. Только когда бывает вынужден… по делу или что-нибудь в этом роде. Это Джон Пендлетон. Он живет один-одинешенек в большом доме на холме Пендлетон-Хилл. У него даже кухарки нет, и три раза в день он ходит есть в гостиницу. Я знаю Салли Майнер, официантку, которая его там обслуживает. Так она говорит, что он едва откроет рот, чтобы сказать, чего он хочет поесть. По большей части ей просто приходится угадывать — только бы это было что-нибудь дешевое! Этого он может и не говорить, она без слов знает!
Поллианна понимающе кивнула:
— Я знаю. Приходится обходиться чем-нибудь подешевле, если ты бедный. Мы с папой часто обедали не дома. Обычно мы брали бобы и рыбные тефтельки. И мы обычно говорили друг другу, как мы рады, что любим бобы… то есть мы говорили это тогда, когда смотрели на жареную индейку. Понимаешь, она стоила шестьдесят центов за порцию! А мистер Пендлетон любит бобы?
— Любит? Какая разница, любит он или не любит? Он совсем не бедный. У него, у Джона Пендлетона, куча денег — ему отец оставил. Во всем городке нет второго такого богача. Он мог бы питаться долларовыми банкнотами, если бы только захотел… и даже не заметил бы этого.